Подсчитано, что напрямую автор «Слова» назвал тридцать князей, собирательно семь или восемь, намеками еще троих; всего же сорок князей и четыре княгини, а если подсчитать и суммировать повторительные упоминания (Игорь назван, например, тридцать три раза), то получим следующий результат: в крохотной по объему поэме внимание читателя обращается на представителей восьми поколений княжеского сословия около ста раз! И ни одной генеалогической ошибки, ни одного невпопад упомянутого имени почти за двести лет истории Руси! Эти знания, коими свободно оперирует автор, нельзя было приобрести со стороны. Употребление десятков имен князей всякий раз к месту, тончайшими смысловыми оттенками при описании их деяний, с лапидарными высказываниями по долгой истории междоусобиц, множеством частных и даже интимных подробностей, было доступно лишь автору, знавшему родовые княжеские предания и тайны и, скорее всего, принадлежавшему к этому высшему сословию Руси.
В «Словаре-справочнике», между прочим, приводится одиннадцать примеров из летописей и других старинных источников, и в большинстве из них слово «братие» синонимично слову «князья»! Наиболее же характерные в этом смысле примеры из черниговской литературы – «Поучения» Мономаха и «Слова о князьях» – почему-то отсутствуют, и нельзя согласиться с составительницей очень полезного справочника, когда она пишет, что «братие» – это лишь «обращение к читателям или слушателям», а также «соратникам, соплеменникам, товарищам». И трудно ее понять, когда она совершенно не замечает тогдашнего чрезвычайно распространенного употребления этого слова в смысле «князья»! «Уже бо, братие, не веселая година въстала…» «А въстона, бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми…» Нет сомнений, что автор «Слова» обращается не только к родным братьям или просто читателям, но прежде всего к русским князьям, которых он пытается встревожить и объединить описанием бед невеселой годины.
Сделаем также простое текстуальное сравнение литературных памятников XII века. «Слово о князьях», «Слово» Даниила Заточника и летописи, безусловно, писаны не князьями – в них нет ни одного авторского обращения к «братии». «Слово о полку Игореве» написано князем, потому что там таких обращений множество, а в одном примечательном месте поэмы Игорь совершенно отчетливо числит отдельно «братию» (князей) и «дружину», «войско», обращаясь к ним: «Братие и дружино! Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти…»
Правда, приметное это обращение адресовалось в наше средневековье и монашествующей «братии» и – очень редко! – другим категориям слушателей или читателей, но, как мы убедились, в светской литературе и летописях оно употреблялось, прежде всего, как обращение князя к князьям. Не могу не сослаться на авторитетное мнение академика А.С. Орлова: «Светские» примеры из русской летописи XI–XII вв., повествовавшей главным образом о междукняжеских отношениях, дают слово «братия», «братья» преимущественно в значении то всей группы русских князей, то группы князей союзников, и не только родных по крови».
Что же касается обращений автора «Слова» к читателям или слушателям, то и обращался он, несомненно, прежде всего, к князьям, как и Мономах в своем «Поучении», о чем мы еще вспомним. Да одна только фраза, в которой столь прекрасно сказано об опьянении битвой родного брата Игоря буй-тур Всеволода, содержащая также вроде бы абстрактное обращение «дорога братие», свидетельствует о том, кому именно адресует автор свои страсти! И вот еще одно совпадение: согласившись, что под выражением «рекоста бо брат брату» подразумевается обращение князя к князю, а «братие» значит «князья», то всего в поэме десять таких обращений.
Главный вывод: если «братие» в «Слове» – это «князья», в чем едва ли допустимо сомневаться, то разве мог так обращаться к князьям дружинник, воевода, боярин, придворный певец, музыкант или келейный писец? Так мог обращаться к ним только автор-князь!
Автор «Слова» превратил этот частный, хотя и трагический по своим последствиям эпизод русско-половецких войн в событие общерусского масштаба; не случайно он призывает прийти на помощь Игорю не только тех князей, которые были в этом непосредственно заинтересованы, так как их уделы могли стать объектом половецкого набега, но и владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо. Автор «Слова» настойчиво подчеркивает основную идею произведения: необходимо единство князей в борьбе состепняками, необходимо прекращение усобиц и войн между отдельными феодалами, в которые враждующие стороны втягивали и половцев. Автор «Слова» не возражает против феодальных взаимоотношений своего времени, утверждавших удельную систему (со всеми пагубными последствиями раздробленности Руси), он возражает лишь против междоусобиц, посягательств на чужие земли («се мое, а то мое же»), убеждает князей в необходимости жить в мире и безусловно подчиняться старшему по положению – великому князю киевскому. Поэтому так прославляются в «Слове» победы Святослава Киевского. Именно он обращается с укором к Игорю и Всеволоду, отправившимся «себе славы искати», именно он с горечью порицает «княжеское непособие». Автор «Слова» стремится подчеркнуть главенствующее положение Святослава даже тем, что, вопреки действительным родственным связям, киевский князь в «Слове» именует своих двоюродных братьев – Игоря и Всеволода – «сыновцами» (племянниками), а его самого автор называет их «отцом» (Игорь и Всеволод пробудили зло, которое «бяше успиль отецъ ихъ Святъславь грозный великый Киевскыи»), так как он их сюзерен, феодальный глава.
Этой же идее – необходимости единства князей подчинены и исторические экскурсы «Слова»: автор осуждает Олега Гориславича (изменяя на этот укоряющий эпитет действительное отчество князя – Святославич «ковавшего крамолы», в которых сокращаются «веци человекомь», он с гордостью вспоминает о времени Владимира Святославича – времени единения Руси, тогда, как сейчас, порознь развеваются «стязи Рюриковы, а друзии Давыдови». Это настойчивая и отчетливо выраженная патриотическая идея «Слова» была сформулирована К. Марксом: «суть поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ»
Это не воинская повесть в собственном смысле этого термина. Автор не рассказывает подробно о событиях 1185 г., он рассуждает о них, оценивает, рассматривает их на фоне широкой исторической перспективы, едва ли не на фоне всей русской истории. Именно этими жанровыми особенностями «Слова» определяется и своеобразие его композиции и система его образов.
В рассказе о походе Игоря в Ипатьевской летописи Святослав называет Игоря и Всеволода «братьями».
«Слово о полку Игореве» является величайшим, как историческим источником так и литературным памятником.
В роли литературно памятника оно свидетельствует о творческом гении восточных славян XII века – в период татаро-монгольского завоевания. Возникшее на почве общей культуры русских, украинцев и белорусов, «Слово» служит как бы символом братства этих народов. Открытое в конце XVIII века, «Слово» поразило поэтов, композиторов, художников своей замечательной силой и красотой. Ни одно древнерусское произведение не может сравниться со «Словом…» по поэтической мощи, красоте, мудрости.
Как исторический источник «Слово…» – всеобъемлющая информация, достоверные факты, которые помогают историкам раскрыть события 1185 года.
Список использованной литературы
1) Лихачёв Д.С. Слово о полку Игореве: Ист. лит. Очерк. – М.: Просвещение, 1976
2) Слово о полку Игореве (Вступ. ст. и подготовка древнерус. текста Д. Лихачёва) – М.: Худ. лит., 1987
3) Махновец Л.Ю. Про автора «Слово о полку Игоря». - К: Вид-во Київ. ун-ту, 1989
4) Пінчук С.П. Слово о полку Ігореве. - К.: Рад. шк., 1990