Последняя надежда рушится со смертью Христа, которая должна расставить все точки над «і». Люди оказались бессильны, ничтожны: беспомощна их любовь, их верность ненадёжна. Отступился от Христа Петр, ничего не сделали для спасения учителя и остальные апостолы, верующие выдали на смерть Христа во время Пилатова суда. За свою правду Иуда платит двойную цену: сначала он отдает на смерть самого дорогого ему человека – Христа, а затем и свою собственную жизнь. Став свидетелем краха представлений Христа о человеке, Иуда всё же не утвердился в своей правоте. Хотя формально Иуда оказывается прав, он, совершает самоубийство, утверждая правоту Христа. Он покидает землю, чтобы отстаивать свою правоту и на том свете: «Я пойду в ад! И на огне твоего ада я буду ковать железо и разрушу твоё небо. Хорошо? Тогда ты поверишь мне? Тогда ты пойдешь со мной назад на землю, Иисус?» [2, с. 314]. Но Андреев неслучайно повествует только о распятии Христа, поставившем под сомнения его правду, не изображая воскресение Иисуса. Истины Христа и Иуды оказываются относительными. Поэтому вопреки мнению некоторых исследователей, в их идеологическом негласном споре нет победителя.
Постановка проблемы толкования добра и зла в творчестве Андреева не случайна. В основе многих произведений этого писателя лежит критика христианства, известная со времён Иосифа Флавия, не признававшего Христа пророком и сыном Господним и рассматривавшего личность Иисуса в историческом контексте. Иосиф Флавий был одним из первых, кто обратил внимание на многочисленные противоречия в христианском вероучении, касающиеся не только трактовки добра и зла. Один из ликов зла – предательство. В частности, древние историки задолго до Андреева пытались понять, почему, в сущности, трусливые, малодушные ученики Иисуса были провозглашены Им апостолами новой веры: ведь они все как один отрекаются от своего Учителя в самый тяжёлый час, опасаясь разделить Его участь. Достаточно вспомнить эпизод с троекратным отречением Петра от Иисуса. Поэтому главным парадоксом произведения оказывается то, что Иуда, хотя и предает Иисуса, предателем все же не является, а само предательство как таковое, оказывается доказательством истинной любви. Некоторыми исследователями поступок Иуды трактуется как попытка приблизиться к Христу.
Иуда любит Иисуса. Он любит его безмерно, благоговеет перед ним, внимательно вслушиваясь в каждую его фразу, чувствуя в Иисусе какую-то мистическую власть, особенную, заставляющую преклоняться перед учителем. Когда же Иуда обвинил людей в порочности, лживости и ненависти друг к другу, Иисус стал отдаляться от него. Иуда воспринимает это очень болезненно, что тоже подтверждает безграничную любовь Искариота к своему учителю. Поэтому не удивляет стремление Иуды быть постоянно рядом с Христом. Отсюда и возникает мысль, не явилось ли предательство Иуды способом приблизиться к Иисусу, хотя и совершенно особым, парадоксальным путём – через предательство. Учитель погибнет, уйдёт из этого мира Иуда, и там, в другой жизни, они будут рядом: не будет Иоанна и Петра, не будет других учеников Иисуса, будет лишь Иуда, который, как он уверен, больше всех любит своего учителя.
Но возможна и другая мотивация предательства. Читая повесть, мы не можем избавиться от ощущения, что миссия Иуды предопределена. Ни один из учеников Иисуса не смог бы вынести такое, не смог бы добровольно принять такую участь. У Андреева образы других учеников – лишь символы. Так, Петр ассоциируется с камнем: где бы он ни был, что бы он ни делал – везде используется символика камня, даже с Иудой он состязается в кидании камней. Иоанн – любимый ученик Иисуса – это нежность, хрупкость, чистота, духовная красота. Фома прямодушен и недоверчив. Даже глаза Фомы пусты, прозрачны, в них не задерживается мысль. Так же символичны образы других учеников: никто из них не смог бы предать Иисуса, навечно поставив на себе клеймо предателя. Иуда – вот тот избранник, которому выпала эта участь, и только он способен на сотворчество в подвиге Иисуса – он тоже приносит себя в жертву. Заранее зная о том, что он предаст Иисуса, совершит такой тяжкий грех, он борется с этим: лучшая часть его души борется с предначертанной ему миссией. И душа не выдерживает: победить предопределение невозможно. Иуда предает Иисуса. Но делает это не ради денег, не из зависти, не из ненависти, а из любви к учителю. Предавая Христа, Иуда спасает его идею (ведь для того чтобы в неё поверить, людям нужно чудо – воскрешение после мученической смерти), навсегда становясь предателем и обрекая себя на вечные проклятия и ненависть. А те, кто говорил и клялся в любви к Иисусу, на деле оказываются трусами и лжецами, отрекшимися от Христа, почувствовав опасность.
Говоря о поэтике имморализма в повести «Иуда Искариот», следует обозначить тот факт, что Иуда, как и доктор Керженцев, наделен некоторыми чертами ницшеанского «сверхчеловека», который по Ницше должен находиться за гранью добра и зла. Тем самым, по мнению некоторых исследователей, Андреев несколько «исправляет» подвиг Христа, уравнивая философскую и этическую значимость позиций Иуды и Иисуса. «На самом деле, – пишет профессор И. Московкина, – если интеллектуальные возможности Иуды и Христа, с точки зрения Андреева, равноценны, то их этическая оценка различна, хотя и не проста. В Иуде писателя привлекает активное бунтарское начало, отсутствующее в Иисусе. Но <…> оправдывая самопожертвование во имя идеи, считает недопустимым расплачиваться за неё чужой жизнью. Поэтому, хотя на долю Иуды и Христа выпали одинаковые по силе мучения и страдания, один из них вошел в историю как мессия, а другой – как предатель. Андреев еще раз отказывает «сверхчеловеку» в его претензиях на владение истиной и показывает губительность его идеи для самого претендента на роль человекобога» [10, с. 9].
Итак, в XX веке особую актуальность приобретает философия Фридриха Ницше. Основными моментами в его учении были имморализм (стремление оказаться по ту сторону добра и зла), субъективность восприятия устоявшихся понятий и норм, отрицание религии (афоризмом стало высказывание Ницше о том, что «Бог умер») и концепция «сверхчеловека».
Частично эти мотивы нашли отражение в русских прозаических произведениях начала XX века, но каждый из авторов подавал их в своей интерпретации.
Так, например, субъективность восприятия устоявшихся моральных принципов и норм мы находим в «Тяжелых снах» Федора Сологуба, в рассказе Леонида Андреева «Иуда Искариот» ярко выражена относительность понятий предательства и любви.
Схожее с ницшеанским пониманием религии мы находим в романе «Санин» Михаила Арцыбашева. Христианская религия, лишенная естественности, так как она строится на тех самых идеях, которые зачастую противоречат самой человеческой природе, относится к тем предрассудкам, которые уже давно устарели, если вообще имели смысл. Хотя и следует заметить, что атеистом герой Арцыбашева не является.
Также в «Санине» в концепции «естественного человека» реализуется учение Ницше о «сверхчеловеке». Санин обладает всеми теми достоинствами, которыми, по мнению Арцыбашева, должен обладать человек. В Санине он видит человека будущего, способного преодолеть все препятствия, возникающие на пути человечества.
В произведениях Андреева тоже звучит мотив «сверхчеловека», автор отказывает своим персонажам в их стремлении занять место человекобога. Иуда Искариот не может быть сверхчеловеком, так как сверхчеловек не лишен собственного понимания морали, но даже самое субъективное её восприятие не позволяет жертвовать чужой жизнью и ставить эксперименты, замешанные на чужой крови. Еще один претендент Андреева на роль сверхчеловека – доктор Керженцев также остается только претендентом. Так как сверхчеловек –это, в первую очередь, человек в духовном и физическом отношениях превзошедший возможности человеческой природы и представляющий собой качественно иное, высшее существо. Ему, этому «Новому Богу», подчиняются более слабые люди, и он один обладает Волей и Властью. Но превосходство Керженцева над «людишками», объятыми вечным страхом перед жизнью и смертью, оказалось мнимым, это всего лишь мания шизофреника.
Таким образом, мы можем утверждать, что изучаемые нами авторы актуализировали некоторые мотивы ницшеанской философии, интерпретируя и реализуя их в своих произведениях, вследствие чего имморализм оказывается одной из непременных составляющих в русской прозе начала XX веке.
ВЫВОДЫ
Литература XX века – это качественно новая литература. Она появляется, когда гуманистические идеи, проповедуемые русской классикой XIX века, уже были неспособны вывести человечество из кризиса. Понимали это не только писатели, но и обычные люди. Видя несостоятельность идеалов прошлого, они стремились найти спасение в новых идеях, противопоставленных гуманистическим.