Период “оттепели” позволил советским литературоведам вновь обратиться к исследованию художественных особенностей романов Достоевского, их сюжетно-композиционных, стилевых и образных средств. В числе прочих изучаются и некоторые библейские включения в художественную ткань повествования произведений писателя.
В конце 60-х гг. появляются ряд работ отечественных ученых, обращающихся к некоторым вопросам архитектоники произведений позднего Достоевского, рассматривающих их отдельные структурные элементы в свете бахтинской традиции. Среди них: Н. Чирков О стиле Достоевского. Проблематика. Идеи. Образы. - М., 1967; Д. С. Лихачев Летописное время у Достоевского. - В кн: Д. С. Лихачев Поэтика древнерусской литературы. - М. -Л., 1967; Лихачев Д. C. Внутренний мир художественного произведения (“Вопросы литературы”, 1968, № 8), М. Я. Ермакова Место “Легенды о великом инквизиторе” в композиции романа “Братья Карамазовы”. - В кн: Проблемы метода, стиля, направления в изучении и преподавании художественной литературы. Материалы докладов научно-теоретической конференции / Под общей редакцией А. И. Ревякина. - М.,1969;
М. Б. Храпченко Сюжет и творческий метод. - В кн: Русско-европейские литературные связи. Сб-к статей - М. - Л., 1966.
Между тем, в советском литературоведении складывается позиция, противоположная бахтинской в определении художественных особенностей поздних романов Достоевского. Наиболее последовательно этой точки зрения придерживается Ветловская В. в статьях “Некоторые особенности повествовательной манеры в “Братьях Карамазовых” (“Русская литература”, 1967, № 4), “Символика чисел в “Братьях Карамазовых”. - В кн: Древнерусская литература и ее традиции в русской литературе XVIII - XIX вв. - Л., 1971 и в более поздней монографии Поэтика романа “Братья Карамазовы”. - Л., 1977 и др. Исследовательница отрицает бахтинский принцип о полифонизме Достоевского, тем самым утрачивает смысл тезис о единстве организации романа и древнего жанра “мениппеи”, среди образцов которой Бахтин приводит и произведения раннехристианской канонической и апокрифической литературы.
В 70-е годы, которые характеризуются некоторым повышением интереса к последнему роману Достоевского, в научной печати появляются работы советских литературоведов, изучающих как идейно-содержательные, так и формальные особенности “Карамазовых”, в том числе и в свете библейских аналогий:
А. Латынина “В поисках жизни духовной” (“Наука и религия”, 2004, № 11), И. Виноградов “Горнило сомнений” (“Наука и религия”, 2004, № 1), Э. Соловьев “Верование и вера Ивана Карамазова” (“Наука и религия”, 2004, № 1), Р. Кантор “Эстетика Достоевского и кризис религиозного сознания в России” (“Наука и религия”, 2004, № 9), Д. Лихачев “В поисках выражения реального “ (“Вопросы литературы”, 2005, № 11).
Среди прочих особенно интересной и полезной для нас выступает статья Г. Егоренковой “Поэтика сюжетной ауры в романе “Братья Карамазовы” (“Философские науки”, 2005, № 5), разрабатывающей множественность сюжетных планов и романа и способы их взаимодействия.
Целый ряд работ, посвященных проблемам анализа системы изобразительно-выразительных средств в “Братьях Карамазовых” и идейно-тематического содержания романа, которое обуславливает выбор именно этих средств, появляется в серии Достоевский: Материалы и исследования, выходящей с 1972 г.:
Н. И. Пруцков “Достоевский и христианский социализм”. - Материалы и исследования. - Л., 1972, т. 1; Е. И. Семенов “К вопросу о месте главы “Бунт” в романе “Братья Карамазовы” - Л., 1976, т. 2; В. Е. Ветловская “Pater Seraphicus” - Л., 1983, т. 5; О. С. Соина “Исповедь как наказание в романе “Братья Карамазовы” - Л., 1985, т. 6. В 90-е годы количество публикаций по этому вопросу в серии еще более увеличивается:
Г. Б. Пономарева “Житийный круг Ивана Карамазова” - Л., 1991, т. 9; В. А. Михнюкевич “Духовные стихи в системе поэтики Достоевского“ - Л., 1992, т. 10; Л. А. Куплевацкая ”Символика хронотопа в романе “Братья Карамазовы” - Л., 1992, т. 10; Н. Ефимова “Мотив библейского Иова в “Братьях Карамазовых” - Л., 1994, т. 11; Н. Тихомиров “О “христологии” Достоевского - Л., 1994, т. 11 и др. Ряд положений этих работ в качестве теоретических обобщений были использованы при написании этого исследования. Помимо этого в работе использован ряд общих положений, почерпнутых в монографиях, посвященных вопросам структурно-семантической организации романов Достоевского, выявлению особенностей его художественного видения:
Г. Щенников Художественное мышление Ф. М. Достоевского. - Свердловск, 1978; Ю. Селезнев В мире Достоевского. - М., 1979; В. Одиноков Типология образов в художественной системе Достоевского. - Новосибирск, 1979; В. Кирпотин Мир Достоевского. Статьи. Исследования. - М., 1983; Р. Клейман Сквозные мотивы творчества Достоевского. - Кишинев, 1985.
Наследуя бахтинские традиции в понимании структурной организации художественных полотен Достоевского, авторы этих монографий исследуют отдельные соотносимые с текстом Библии сюжеты, мотивы, образы последнего романа писателя. Они подчеркивают лишь некоторые детали жанрово-композиционного и типологического родства текстов, которые разделяют тысячелетия.
Наиболее существенное значение для нас имеют в этом смысле работы Г. Померанца (Открытость бездне. Встречи с Достоевским. - М., 1990) и сборник статей уральских ученых (Творчество Достоевского: искусство синтеза. - Екатеринбург, 1991), где тема “библейское в системе романа Достоевского “Братья Карамазовы” раскрывается наиболее полно и последовательно. Литературоведов интересуют конкретные формы и способы включения библейских образов, мотивов, сюжетов, в образный строй “Карамазовых”, в речь персонажей, в сюжеты и отдельные эпизоды, в цветовую гамму романа и т.п.
Принимая многие основополагающие принципы этих работ, мы не можем однако не заметить, что некоторые из них в западном литературоведении уже давно общеизвестны. В то время как отечественная наука не имела возможности обращаться к творчеству Достоевского и объективно без партийно-идеологических шаблонов оценивать его творения, западные ученые активно исследовали произведения писателя, их формально-содержательные особенности, в том числе и в свете библейской традиции.
Из рецензий Е. Смирновой (“Философия искусства у Достоевского” - “Вопросы литературы”, 2005, № 10; “Структура “Братьев Карамазовых”. - “Вопросы литературы”, 2004, № 5), В. Туниманова (“Новая книга о романе Достоевского “Братья Карамазовы”. - “Русская литература”, 2004, № 1) на работы Р.-Л. Джексона (Dostoevsky’s Quest for Form/ A Study of His Philosophy of Art/ - Нью-Хавен-Лондон, 1966); Р. Бэлнапа (“Структура “Братьев Карамазовых”. - Илинойс, 1967) и Д. Томпсон (“Братья Карамазовы и поэтика памяти” - Кембридж, 1991) явствует, что американские ученые вплотную изучают внутреннюю форму последнего романа Достоевского, обращаются к прямым и скрытым перекличкам произведения с библейскими мотивами, поучениями, притчами в свете общекультурной традиции.
Среди опубликованных у нас работ западных ученых, затрагивающих тему воплощения библейского мироучения и образности в “Карамазовых”, назовем статьи Богдана Урбанковского (“Гуманизм трагический”, “Иисус Достоевского”. - “Наука и религия”, 2004, № 9), Р.-Л. Джексона “Вынесение приговора Федору Павловичу Карамазову” - В кн: Достоевский. Материалы и исследования. - Л., 1976, т. 2 и расширенная редакция в т. 3. - Л., 1978; Р.-Л. Джексона “Проблема веры и добродетели в “Братьях Карамазовых” - В кн: Достоевский Материалы и исследования. - Л., 1991, т. 9, Ж. Катто “Пространство и время в романах Достоевского”. - В кн: Достоевский Материалы и исследования - Л., 1978, т. 4.
Эти работы важны для нас в том плане, что поднимают конкретные вопросы в анализе библейских включений в художественную структуру романа Достоевского. Так, Р.-Л. Джексон утверждает вселенскую природу зла, которое несет Федор Павлович Карамазов и библейский принцип возмездия, постигающего героя. Ж. Катто, изучая хронотоп произведений писателя, особо выделяет и рассматривает аллегорический план действия, часто сводимый к библейскому. Для Урбанковского наиболее важным является утверждение о внутренней противоречивости, разорванности, многоплановости мира Достоевского и выделение трех самостоятельных субстанций жизни в том мире, стремящихся к единству. В его концепции чувствуется заметное влияние взглядов М. Бахтина.
Таким образом, разрабатывая тему “Библия в системе поэтики романа Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы”, мы опирались на предшествующий опыт изучения этой проблемы в отечественном литературоведении и отчасти западном. Одновременно в исследовании производился сравнительный анализ текстов Священного Писания и романа “Братья Карамазовы” с привлечением богословско-энциклопедической литературы. На его основе выделялись и систематизировались отдельные приемы и способы включения Библии в художественную ткань произведения, давалось их описание, определялись функции и значение приемов в раскрытии идейной концепции романа.
Вводимые нами в процессе анализа термины иногда имеют лишь рабочее значение. Смысл их, мы надеемся, будет достаточно ясен из контекста. Их задача - не завершать анализ, а помогать его правильному развитию и углублению.
Начать работу о Достоевском и его мировоззрении хотелось бы словами Л. Шестова, которые прекрасно выражают наше представление об этой личности. “Достоевский, - писал он, - бесспорно, один из самых замечательных, но вместе с тем один из самых трудных представителей не только русской, но и всемирной литературы. И не только самый трудный, но еще и мучительный” ( 87 , 51). Действительно, уже первое знакомство с Достоевским (а это было в школе при изучении “преступление и наказание”) повергло в состояние мучительного размышления об этом писателе и человеке, захотелось понять его личность и его творчество. Потом были годы чтения произведений художника и литературы о нем, но личность Ф. М. Достоевского и до сих пор остается для меня непостижимой и волнующе-загадочной величиной, а его творчество - открытой книгой судеб человеческих, сопоставимой разве что с Библией. Пожалуй, более точно об этом сказал Н. Бердяев: “Достоевский был не только великий художник, он был также великий мыслитель и великий духовидец ...” ( 19 , 27) - (разрядка наша - Е.Ш.). Прав был философ и в том, что предлагал идти к Достоевскому через углубление в его богатый и своеобразный мир идей.
Слово “идея” - наиболее часто употребляемое у Достоевского слово. Верховным образом, которым Достоевский уточняет свое понятие идеи, является образ “божественного семени”, которое Бог бросает на землю и из которого вырастает Божий сад на земле. Этим определением идеи как семени Достоевский отграничивает свое понятие идеи от платоновского. У Платона идея является лишь трансцендентной моделью земной действительности, но никак не прорастающим на земле семенем.