Веселовский и сравнительное литературоведение (стр. 1 из 2)

Александр Николаевич Веселовский (1838 – 1906)

1. Краткая биография ученого

Александр Николаевич Веселовский окончил Московский университет в 1858 г. Затем он провел несколько лет за границей, собирая материалы по истории итальянского Возрождения для магистерской диссертации. В 1870 г., после защиты диссертации "Вилла Альберти" в Московском университете, Веселовский поступил доцентом на кафедру истории всеобщей литературы Петербургского университета. В 1872 г., защитив докторскую диссертацию "Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине", Веселовский становится профессором Петербургского университета. С его деятельностью связан новый этап в истории литературоведения – переход к сравнительно-историческому методу изучения памятников литературы и фольклора. Лекции Веселовского увлекали глубиной содержания и новизной метода. Один из его учеников писал: "Это Вергилий! Он вел филологические науки по новому пути сравнительного метода и открыл дверь в незнакомый до него мир народного творчества".

С начала 80-х годов Веселовский читал ряд курсов по "теории поэтических родов в их историческом развитии". Он был знатоком славянских, византийских и западно-европейских литератур разных эпох, фольклора разных народов, исследователем литературы итальянского Возрождения, работ, посвященных русским поэтам XIX в., теории словесного искусства. Современники отзывались о Веселовском как о человеке исключительной одаренности и огромной работоспособности, ученом, обладавшем редким знанием языков, колоссальной эрудицией и творческим умом. Благодаря его усилиям в составе Филологического общества при Петербургском университете было создано отделение романо-германской филологии. Затем оно превратилось в самостоятельное Неофилологическое общество, председателем которого был избран Веселовский.

Широкий диапазон теоретических интересов, охватывающих области русско-славянской, византийской, западно-европейской литературы, фольклора, тонкость исследовательского мастерства, огромная эрудиция выдвинули профессора Веселовского в ряд ученых, получивших мировое признание.

2. Научная деятельность А. Н. Веселовского

Как уже говорилось, с именем А. Н. Веселовского связан новый этап в истории литературоведения – переход к сравнительно-историческому методу изучения памятников литературы и фольклора. Его вклад в развитие сравнительно-исторического литературоведения, раздел истории литературы, изучающий международные литературные связи и отношения, сходство и различия между литературно-художественными явлениями разных стран, неоспорим.

А. Н. Веселовский входит в число главных и наиболее известных представителей сравнительного литературоведения наравне с В. М. Жирмунским, Н. И. Конрадом (Россия), Ф. Бальдансперже и П. ван Тигемом (Франция), В. Фридерих и Р. Уэллеком (США), К. Вайсом (Германия).

В работе «А. Н. Веселовский и

сравнительное литературоведение» Виктор Максимович Жирмундский показал, что «теоретический пафос всей жизненной борьбы Веселовского как ученого заключался в идее построения истории литературы как науки», что по своему научному кругозору, по исключительной широте знаний, глубине и оригинальности теоретической мысли Веселовский «намного превосходит большинство своих современников как русских, так и иностранных».

Александр Николаевич Веселовский приходит к своим теоретическим решениям, отталкиваясь от конкретных наблюдений в области сравнительного литературоведения.

Можно увидеть последовательность зарождения его идей по названиям работ — путеводным вехам ученого. Открывая первый том его сочинений, изданный в Санкт-Петербурге в 1913 году, читаем: 1895 год — "Из истории эпитета", 1897 год — "Эпические повторения как хронологический момент", 1898 год — "Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля". И во второй том попадает не изданная при жизни ученого "Поэтика сюжетов"...

А. Н. Веселовский обнаруживает единые схемы организации речевого материала. Практически всюду при исследовании текстов мы видим, что литературоведение пытается повторить путь лингвистики, найти явления, сходные по своей обобщенности с грамматикой языка. С другой стороны, А. Н. Веселовскому удается даже сделать следующий шаг — в своем анализе он опускается до единиц элементарных, до условных "кирпичиков", когда он приходит к разграничению мотива и сюжета.

В предисловии ко второму тому Б. Ф. Шишмарев перечисляет курсы, прочитанные А. Н. Веселовским в университете, предваряя это перечисление словами: "в громадной глыбе Поэтики сюжетов угадываешь больше того, что в ней успела высечь рука мастера".

Курсы эти таковы:

1897/1898 — "Историческая поэтика (история сюжетов)";

1898/1899 — "Историческая поэтика (история сюжетов, их развитие и условия чередования в поэтической идеализации)";

1899/1900 — "История поэтических сюжетов; разбор мифологической, антропологической, этнологической теорий и гипотезы заимствований. УСЛОВИ хронологического чередования сюжетов";

1900/1901 — "Романы бретонского цикла, вопрос об их происхождении и развитии";

1901/1902 — "Эпоха немецкого романтизма. Общественные и литературные идеи немецкого романтизма";

1902/1903 — "Эпоха немецкого романтизма. Поэтика сюжетов".

Движение мысли А. Н. Веселовского шло в поиске повторяющихся элементов, и это повторение он впервые находит в эпитетах, с современной точки зрения вроде бы наименее повторяющемся материале. А. Н. Веселовский, напротив, подчеркивает постоянство эпитета при определенных словах. Например: море "синее", леса "дремучие", поля "чистые", ветры "буйные" и т.п. То есть найденные эпитеты постепенно из единицы синтаксической становятся лексически обусловленными.

Соответственно степень свободы, свойственная единице синтаксической, сменяется на степень несвободы, свойственной единице лексического уровня. "Из ряда эпитетов, характеризующих предмет, — пишет А. Н. Веселовский, — один какой-нибудь выделялся как показательный для него, хотя бы другие были не менее показательны, и поэтический стиль долго шел в колеях этой условности, вроде "белой" лебеди и "синих" волн океана".

Смена эпохи приводит к постепенной смене символизаций. "Когда в поэтическом стиле отложились таким образом известные кадры, ячейки мысли, ряды образов и мотивов, которым привыкли подсказывать символическое содержание, другие образы и мотивы могли находить себе место рядом со старыми, отвечая тем же требованиям суггестивности, упрочиваясь в поэтическом языке, либо водворяясь ненадолго под влиянием вкуса и моды. Они вторгались из бытовых и обрядовых переживаний, из чужой песни, народной или художественной, наносились литературными влияниями, новыми культурными течениями, определявшими, вместе с содержанием мысли, и характер ее образности" (Там же. С.455). Далее А. Н. Веселовский отмечает, что с приходом христианства яркие эпитеты сменяются на полутона.

В целом А. Н. Веселовский выделяет эти существенные для общения элементы, отмечая, что "поэтические формулы — это нервные узлы, прикосновение к которым будит в нас ряды определенных образов, в одном более, в другом менее, по мере нашего развития, опыта и способности умножать и сочетать вызванные образом ассоциации".

Выделение поэтического языка, свойственное последователям А. Н. Веселовского в школе ОПОЯЗа, заложено тоже здесь, на этих страницах. Он писал: "Язык прозы послужит для меня лишь противовесом поэтического, сравнение — ближайшему выделению второго. В стиле прозы нет, стало быть, тех особенностей, образов, оборотов, созвучий и эпитетов, которые являются результатом последовательного применения ритма, вызывавшего отклики, и содержательного совпадения, создававшего в речи новые элементы образности, поднявшего значение древних и развившего в тех же целях живописный эпитет. Речь, не рифмованная последовательно в очередной смене падений и повышений, не могла создать этих стилистических особенностей. Такова речь прозы".

Следующий этап движения мысли исследователя состоит в выделении повторяющихся формул. Его аргументация заключается в том, что личность на этом этапе еще не выделена из коллектива, ее эмоциональность коллективна: "Слагаются refrains, коротенькие формулы, выражающие общие, простейшие схемы простейших аффектов, нередко в построении параллелизма, в котором движения чувства выясняются бессознательным уравнением с каким-нибудь сходным актом внешнего мира".

Первые процессы выделения индивидуального А. Н. Веселовский прослеживает на примере греческой лирики. И здесь вновь мы видим, что индивидуализация как бы коллективна.

"Выход из старого порядка вещей предполагает его критику, комплекс убеждений и требований, во имя которых и совершается переворот; они ложатся в основу сословно-аристократической этики. Эта этика обязывает всех; оттого аристократ типичен, процесс индивидуализации совершился в нем в формах сословности. Он знатен по рождению, по состоянию и занятиям, блюдет заветы отцов, горделиво сторонясь черни; не вырасти розе из луковицы, свободному человеку не родиться от рабыни, говорит Теогнис. А между тем завоеванное, не обеспеченное давностью положение надо было упрочить, и это создавало ряд требований, подсказанных жизнью и отложившихся в правила сословной нравственности, которыми греческая аристократия отвечала в свои лучшие годы: жить не для себя, а для целого, для общины, гнушаться стяжаний, не стремиться к наживе и т.п.". Здесь мы видим интересные наблюдения по семиотизации поведения, которые затем развились в работы Г. О. Винокура о биографии и Ю. М. Лотмана о декабристах.