3. Пространственно - временные образы в эпиграфах к главам романа, их художественные функции.
Эпиграфы к главам романа делятся на две группы: цитаты из поэзии 18 века и строки из народных песен и пословицы. Такой подбор эпиграфов и такое их разделение не случайно. Эпиграфы к главам образуют здесь целую систему. В них звучат голоса эпохи, и все силы конфликтов, изображенные в романе, представлены также за рамкой их "собственными" голосами.
Так, первой главе романа "Сержант гвардии" предпослан эпиграф: «Был бы гвардии он завтра ж капитан...», взятые из комедии Я. Б Княжнина «Хвастун». Для читателей, современников Пушкина, эпиграф из комедии Княжнина говорил о многом. Строчки этого эпиграфа переносили их в другой мир - в эпоху царствования Екатерины II.
Княжнин в своей комедии воссоздал атмосферу екатерининского царствования, когда в гвардейские полки принимали сыновей наиболее богатых и именитых дворян. Это были привилегированные полки. Служба в гвардии давала возможность быстрее и успешнее сделать военную карьеру. Естественно, что дворяне всячески пытались устроить своих сыновей в гвардию.
В комедии Княжнина «Хвастун» столкнулись два различных мировосприятия, люди, занимающие принципиально противоположные жизненные позиции, имеющие разные житейские установки. Так, в уста Верхолета автор вкладывает общераспространенное утверждение о том, что успешно складывающаяся карьера в гвардии - вверх житейского благополучия; служба же в армии - величайшее несчастье, невезение и большая неудача. Другой герой комедии Честон считает, что служба в армии - необходимая для его сына школа жизни и воинской доблести, а служба в гвардии небезопасна и небезвредна для воспитания и становления молодого русского дворянина.
Художественное пространство этого пушкинского эпиграфа составляют два мира, которые мы можем условно обозначить как «внешний мир» и «мир внутренний». Внешнее пространство - это Россия эпохи екатерининского правления, это универсум, человечество со всеми его нуждами и потребностями в полном объеме. Этому внешнему пространству соответствует внутреннее пространство - гвардия, армия. Кому-то суждено занять первое пространство, а кому-то - второе. С чем это связано? Наверное, с личностью человека, с его духовным и нравственным потенциалом. с его внутренним миром. Внутренний мир героя - это тоже своеобразное пространство, составляющее неотъемлемую часть внешнего пространства, но отдаленного от него своими границами и определенными законами существования в пределах данных границ
Эпиграфом ко второй главе романа "Вожатый" является слегка измененная цитата из рекрутской песни "Породила меня матушка ":
Сторона ль моя, сторонушка.
Сторона незнакомая!
Что не сам ли я на тебя зашел,
Что не добрый ли да меня конь завез.
Завезла меня, доброго молодца.
Прытость, быстрость молодецкая.
Старинная песня.
В рукописи второй главы этому эпиграфу предшествовал другой: «Где же Вожатый? Едем!», взятый из стихотворения Жуковского "Желание" (1811).
Почему же Пушкин предпочел последний вариант эпиграфа первому? Какова художественная функция эпиграфа, взятого из народной песни?
Пушкин здесь использует реалистический способ расширения границ внешнего пространства. Из дворянской екатерининской России мы попадаем в Россию «незнакомую», в которой без вожатого не обойтись.
Для кого эта Россия - «сторона незнакомая»? Кому в ней без вожатого дороги не найти? Эти вопросы заданы самим эпиграфом, а ответ на них мы получаем, уже читая вторую главу романа.
Эпиграф к главе соотносит героев - Гринева и вожатого - с пространством, где оба попадают во власть стихии - буран.
Гринев, увидев Пугачева в степи, спрашивает его:
- Послушай, мужичок, знаешь ли ты эту сторону?
- Сторона мне знакомая, - отвечал дорожный.
Пушкин слегка изменяя строку песни, продолжая ее образ, как бы спорит с ней: степь не чужбина для Пугачева.
Эпиграф к главе, во-первых, создает эмоциональный настрой: предощущение чего-то трагического, непоправимого. Во-вторых, эпиграф воссоздает действительность за краем действительности повествования, воспроизводит «в подлиннике» ее сознание и культуру, "стиль эпохи". Это внетекстовое пространство весьма неоднородно, в нем можно выделить два микромира: мир дворян и мир народа. И если в первом эпиграфе звучали голоса дворянской России, то во втором мы слышим голос народный и ощущаем мощь этого голоса 'Этот голос - символ народный России, которая говорит на другом языке, лишь ей понятном.
Да, такая Россия для молодого Петруши Гринева - «сторона незнакомая», ему в ней без вожатого, без помощника не обойтись.
Итак, уже в эпиграфе автор, используя метафорический тип построения пространства, создает образ России, незнакомой, чужой, в которой трудно найти правильную дорогу.
Внетекстовое пространство легко переходит в повествовательный мир произведения, мир, созданный во второй главе романа.
Ключевым образом этой главы является образ бурана. Это образ, сочетающий в себе и пространственное, и временное значение.
Н.Н. Петрунина пишет, что у Пушкина «картина бурана органически вплетается в облик края, где разворачивается действие», «однажды определившаяся тональность рассказа (достоверного, осязаемого, конкретного, насыщенного приметами страны и быта) распространяется и на описание метель».
Пушкин изображает буран в соотношении с человеком, развертывания картины бурана включено в повествование о движении героев по степи.
Автор использует здесь метафорический тик построения хронотопа не случайно.
Буран, метель - это космический враг, который вовлекает в свое бесприютное российское пространство и дворянина Гринева, и предводителя народного восстания Пугачева.
Важную роль играет художественная деталь - «белое облачко». Всего одна деталь, но как она выразительна! Деталь у Пушкина самодостаточна, автономна, очень значима. Она призвана создать ощущение ясного, понятного мира, «своего» пространства, в котором герой чувствует себя в безопасности: «Не вижу ничего, кроме белой степи и ясного неба ...» Это белое и ясное пространство - полотно жизни, на котором возникнут следы Гринева. Он сам пока что белое и ясное пространство. Петрушка Гринев покинул родительский дом - символ тепла, уюта, понимания, где границей, охраняющей человека, являются двери, стены. Он нарушил границу своего микроклимата, а это всегда чревато.
Не случайно у Пушкина это "белое облачко"- предвестник бурана, ведь в след за ним возникает метафорический образ «печальных пустынь», покрытых снегом, - символ вечного, адского холода, в котором легко можно выморозить душу, потерять нравственные ориентиры.
Образ бурана как символа вечного хаоса Пушкин создает, используя прием градации: «Ветер между тем час от часу становился сильнее, Облачко обратилось в белую тучку, которая постепенно облегало небо. Пошел мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями; в одно мгновенье темное небо смешалось со снежным морем». Постепенность заменяется внезапностью, быстротой. В эту мутную круговерть бурана (мира хаоса) попадают герои романа.
Из белого и ясного пространства возникает что-то черное и незнакомое, что возникло из смешения стихий: или волк, или человек.
Мне кажется, что буран у Пушкина, как властная стихия, несущая в них «мрак и вихрь», - это еще и пограничное пространство между микрокосмосом (это и есть сам человек) и обтекающим его жизнь великим Космосом. Это, на мой взгляд, самый напряженный, конфликтный, чреватый внезапными встречами и неожиданными поворотами судьбы участок художественного пространства в романе. Ведь именно это символическое буранное пространство привело в соприкосновение русского офицера, дворянина Петра Гринева и предводителя народного восстания Пугачева.
Метафорический тип построения хронотопа встречи здесь неслучаен. Хронотоп встречи выполняет важную художественную функцию: он преломляет в себе духовные движения героя, становясь косвенной оценкой того нравственного выбора, который вынужден будет сделать Гринев как человек и как офицер-дворянин, выбора, который будет сопряжен с глубокими внутренними противоречиями в душе героя.
Из буранной степи вышел к Гриневу его вожатый (Пугачев). Он уже стоит на твердой дороге, по которой поведет Петрушу в сторону ему, Пугачеву, знакомую - в стихию народного бунта.
Таким образом, хронотоп эпиграфа и второй главы романа представляет собой своеобразный микромир, «вселенную в миниатюре» И микромир этот представляет собой не простое, а сложное целое ("как бы Россия в россии"). Это пространство двулико и призвано осуществить цель, исторически значимую» - привести в столкновение две силы России - дворянство и народ.
Эпиграф ко II главе романа не только создает эмоциональный фон, на котором будет развиваться события романа, но выполняет роль философского обобщения: здесь, на романном пространстве столкнутся два мира, люди исповедующие разные идеалы, даже говорящие по-разному, столкнутся две России, Пока эпиграфы к роману помогают наметить этот основной конфликт эпохи.
Третья глава романа называется «Крепость». Этой главе предпосланы два эпиграфа:
Мы в фортеции живем,
Хлеб едим и воду пьем:
А как лютые враги
Придут к ним на пироги,
Зададим гостям пирушку:
Зарядим картечью пушку.
Солдатская песня.
Старинные люди мой батюшка.
Недоросль.
Оба эти эпиграфа служат как бы экспозицией дальнейшего повествования. Если первый из них точно определяет место действия, то второй возвращает нас к фонвизинским реминисценциям, которые преобладали в первой главе. Таким образом, Пушкин намекает на некоторое сходство между семействами Гриневых и Мироновых. Несмотря на различие их социального происхождения (капитан Миронов офицер, следовательно, дворянин, но не по происхождению, а по выслуге), и Андрей Петрович, и Иван Кузьмич - это люди, которые чтят патриархальные нравы, для них понятия долга и чести превыше всего.