Оба эти эпиграфа служат как бы экспозицией дальнейшего повествования. Если первый из них точно определяет место действия, то второй возвращает нас к фонвизинским реминисценциям, которые преобладали в первой главе. Таким образом, Пушкин намекает на некоторое сходство между семействами Гриневых и Мироновых. Несмотря на различие их социального происхождения (капитан Миронов офицер, следовательно, дворянин, но не по происхождению, а по выслуге), и Андрей Петрович, и Иван Кузьмич - это люди, которые чтят патриархальные нравы, для них понятия долга и чести превыше всего.
Оба эпиграфа воссоздают мир простых добрых людей, в основе мировосприятия которых находятся патриархальные нравы (“старинные люди”). Это мир, в котором люди живут в гармонии с собой и своей совестью. Чувство долга, честь и достоинство - вот их “духовный капитал”. На этих людях держится Россия, это они по зову сердца и совести будут защищать ее в трудный для нее, трагический момент (“как лютые враги придут” - “зарядим картечью пушку”).
Граница, отделяющая эти эпиграфы от главы, очень ослаблена и открыта; внетекстовой мир, созданный в эпиграфах, свободно вторгается в повествовательный мир, образуя целостную картину художественного мира произведения.
Петруша Гринев, чем дольше живет в Белогорской крепости, тем сильнее привязывается к семье капитана Миронова, открывая для себя ранее не замеченную красоту этих простых добрых людей, испытывая радость от общения с ними: “Другого общества не было, но я другого и не желал”. Не военная служба, не смотры и награды его идеал, а беседы с милыми простыми людьми, занятия литературой, любовные переживания - вот сфера его жизни.
В основе эпиграфов к первым трем главам и самих этих глав лежит мифологема пути: сначала герой отправляется в путь (путь своего нравственного взросления), получая от отца наказ “беречь честь смолоду”, потом он сбивается с правильной дороги, попадая в “сторону незнакомую”, из-за страшного бурана, но выходит из него нравственно невредимым, обретая счастье в Белогорской крепости, возвысившись до жизни влюбленного и поэта. Ему открывается мир иной.
Таким образом, в романе частная жизнь вырастает до символа идеально устроенного мироздания. Дома в высшем значении этого слова. Пространственные образы, созданные за пределом текста (в эпиграфах к третьей главе) и повествовательном тексте третьей главы, сливается в единый образ России - Дома, в котором возможно обретение счастья, внешней и внутренней гармонии.
Внешнее пространство, созданное в предыдущей главе (бунт как выражение хаотического начала в мире), расширяется, таким образом, до Космоса - идеально устроенного мироздания.
В. Шкловский отмечает еще одну художественную функцию эпиграфа к третьей главе “Старинные люди, мой батюшка”, взятого из комедии Д. И. Фонвизина. Слова эти принадлежат Простаковой. А чем был образ Простаковой в эпоху Пушкина? Для современников поэта Простакова - жестокая, грубая, необразованная, ограниченная женщина.
Василиса Егоровна, комендантша, пославши поручика рассудить городового солдата с бабой, снабдила его такой инструкцией: “Разбери, кто прав. кто виноват, да обоих и накажи”. Узнав о приезде Гринева, Василиса Егоровна говорит: “Отведи Петра Андреича к Семену Кузову. Он, мошенник, лошадь свою пустил ко мне в огород” Вне всякого сомнения, в Василисе Егоровне так и проглядывает фонвизинская Простакова. И, наверное, прав Шкловский, что считает, что Пушкин дает точную характеристику своих героев и для него комендантша, хотя и храбро умирающая, “не то, что мы называем положительным типом”. Пушкин видит в ней и простаковские элементы. Нельзя не согласиться со Шкловским в том, что в данном случае эпиграф служит “уточнением идеологической характеристики ”.
Эпиграф к четвертой главе романа взят из комедии Я.Б Княжнина “Чудаки”:
Ин изволь, и стань же в позитуру.
Посмотришь, проколю как я твою фигуру!
Княжнин.
Комедиограф изображает в комическом плане дуэль на кортиках двух слуг. Этот эпиграф соотносится с рассказом капитанши о дуэли Гринева и Швабрина. Таким образом, эпиграф, связанный с Гриневым и Швабриным, как считает Шкловский, дан снижающим.
Мне кажется, что художественный образ дуэли, созданный в эпиграфе к четвертой главе и в самой главе романа, имеет пространственное значение.
Дуэльное пространство - это “чужое” для героя пространство. Он покидает пределы “микрокосмоса” (“своего я”), значит, нарушает границу, охраняющую его Переход в “чужое” пространство означает абсолютный разрыв героя с другими пространственными мирами: и с миром хаоса, и с миром космоса, означает удаление от центра “своего” мира. А в “чужом” пространстве защитные силы, ценности, святыни утрачивают свое благое воздействие, и герой может погибнуть. Но у Пушкина Гринев не только не погибает, но и преодолевает это “чужое”, опасное для него пространство нравственно обновленным человеком, сохранившим честь и достоинство.
Наверное, магическую роль сыграли слова, произнесенные отцом Гринева в начале его пути: “Береги платье снову, а честь смолоду”. Они прочно вошли в сознание молодого Гринева и стали своеобразным оберегом для Петруши.
Эпиграфы к главам (об этом уже можно скупать) образуют действительно целую систему. В них звучат голоса эпохи, которые сливаются с голосами пушкинских героев, становясь их “собственными”, из-за текста эпиграф легко переходит в авторский текст.
К главе пятой “Любовь” даны два эпиграфа, оба взятые из народных песен. Вот они:
Ах ты,девка,девка красная!
Не ходи,девка,молода замуж;
Ты спроси,девка, отца, матери
Отца ,матери, роду-племени;
Накопи, девка, ума-разума.
Ума-разума, приданова.
Песня народная.
Буде лучше меня наидешь,позабудешь.
Если хуже меня найдешь, вспомянешь.
То же.
Эти эпиграфы художественно воссоздают мир народа. В слове этих пушкинских эпиграфов звучат народные голоса, выражающие народные представления о жизни, о счастье, о замужестве, о судьбе невесты. Эти голоса как бы сливаются с авторским голосом его героев, проявляя близость точки зрения автора и его героев к народным представлениям о счастье, о любви, о замужестве.
Счастливый мир, в котором герой обретает душевный покой, радость жизни, оказывается удивительно хрупким. Отец Гринева отказывает ему в благословении. Но Гринев - человек чести, он не может нарушить обещание, данное Маше и ее родителям. Он согласен венчаться без благословения отца.
Маша освобождает Гринева от данного слова, потому что родители жениха против их брака. Решение Маши дано в одной фразе. Во втором эпиграфе этот мотив развернут психологически: девушка, отпуская любимого, думает о его судьбе, о его счастье, о том, будет ли он ее вспоминать.
Итак, художественная функция эпиграфов, предпосланных пятой главе, заключается в том, что “внешняя ” точка зрения эпиграфов соответствует авторской и не только не противоречит точке зрения пушкинских героев, а наоборот, становится их “собственной”.
VI глава романа называется “Пугачевщина”. В качестве эпиграфа Пушкин использует первые две строки исторической песни, в которой дается народная версия героического взятия Казани. Вот этот эпиграф:
Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывать.
Песня.
Художественная функция этого эпиграфа заключается в подчеркивании народной памяти о знаменитейшем в истории России событии. Оттого это событие именуется так, как назвал восстание народ, - “пугачевщина”. Автор романа, как бы, анализируя прошлое, приглашает своих современников, “молодых ребяг” прислушаться к этому прошлому не только для того, чтобы понять настоящее, но и, по возможности, подумать о будущем.
В. Шкловский считает, что все эпиграфы, относящиеся к Пугачеву, взяты из таких стихотворений, в которых строчкой позже или строчкой раньше упоминается слово “российский царь”. На основании этого Шкловский считает, что образ Пугачева в сознании Пушкина ассоциировался с образом Ивана Грозного (строчки эпиграфа взяты из песни о взятии Казани Иваном Грозным).
Эпиграф к седьмой главе романа взят из песни о казни стрелецкого атамана- Вот этот эпиграф:
Голова моя, головушка
Голова послуживая!
Послужила моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушки
Ни корысти себе, ни радости.
Как ни слова себе доброго
И ни рангу себе высокого:
Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую.
Народная песня.
Эпиграф, во-первых, создает эмоциональный настрой: ощущение ужаса, тоски, одиночества перед надвигающимся Неведомым. Кроме того, он выполняет художественную функцию предуведомления, подготавливая чигателя к восприятию стремительно развивающихся в романе событий, таинственных и странных.
Художественный образ “двух столбиков с кленовой перекладинкой”, возникающий в эпиграфе, имеет пространственное значение. Он “переносит” как бы читателя в холодное, бесприютное российское пространство, в котором “дороги нет, и мгла кругом”. Оно, это пространство, не просто опасно, а гибельно для человека. Наиболее подходящий интерьер для него поэтому - “два столбика с кленовой перекладинкой”. Вот посмертное пространство, которого достоин человек, честно прослуживший “тридцать лет и три года”.
Страшный мир, полный трагизма, воссозданный в эпиграфе, находит отражение в повествовательном тексте седьмой главы романа.
“Неожиданные происшествия” ворвавшейся в повествование Истории рождают еще более трагичное лирическое настроение. Гринев и гарнизон Белогорской крепости оказались вовлечены волею судьбы в грозные, трагические события Роковая сила обстоятельств ставит Ивана Кузьмича, Василису Егоровну на край гибели. Словами народной песни, взятой в качестве эпиграфа, Пушкин выражал свое отношение к коменданту Белогорской крепости. В слове пушкинского эпиграфа чувствуется печаль, сострадание автора Ивану Кузьмичу, горькой доле, которая постигла этого скромного, честного человека, “не выслужившего себе ни корысти, ни радости” на царской службе, а принявшего смерть на виселице. В ситуации на грани жизни и смерти этот простой русский офицер проявляет поистине рыцарское благородство, идет в своем сужении долгу до конца; не хочет принимать присягу на верность Пугачеву, так как считает, что дело чести - служить тому, кому присягал. Верность любви, долгу проявляет и Василиса Егоровна: “вместе жили, вместе умирать”.