Реферат: "Деревенская проза: создатели и герои"
Все последние годы так называемая деревенская проза больше всего занималась нравственным здоровьем человека - и человека настоящего, и человека будущего.
Валентин Распутин.
Ни один писатель не может пройти мимо деревенских проблем. Это национальные проблемы, если говорить честно.
Василий Белов.
Теперь точно неизвестно, кем и когда был введён прижившийся впоследствии термин “деревенская проза", обозначивший ряд очень разных произведений очень разных авторов, повествующих о сельских жителях. Один из этих авторов, Борис Можаев, однажды заметил по поводу разделения писателей на “городских” и “деревенских": “А Тургенев - сплошной “деревенщик" получается?! Но похож ли Тургенев на Достоевского с его “Селом Степанчиковом" или на Толстого с его “Хозяином и работником”?" И далее добавил, что у него, кстати, больше половины всех вещей написаны и об инженерах, и о лесниках, учёных, художниках... “Да чёрт знает, о ком я только не писал!" В самом деле, прекрасные произведения о крестьянстве оставили, например, Чехов и Бунин, Платонов и Шолохов - однако их почему-то деревенщиками величать не принято.
Так же, как не величают таковым и Солженицына - при том что многие считают: начало направлению “деревенская проза" в советской литературе положили именно его рассказы “Один день Ивана Денисовича” и “Матрёнин двор", появившиеся в начале 1960-х годов в журнале “Новый мир”... По свидетельству критика Л. Вильчек, в своё время имело место недовольство некоторых писателей, “обиженных названием “деревенщики”, вежливо намекавших: не стоит ли критике подыскать для них более благозвучный титул?” Хотя, разумеется, ничего пренебрежительного в условном наименовании “деревенская проза" нет и быть не может; закрепилось оно за произведениями, появившимися после войны (кстати, до войны, в 20--30-е годы, критика оперировала сходным определением - “крестьянская литература", куда зачисляла таких авторов, как Фёдор Панфёров, Чапыгин, Новиков-Прибой, а также Клычкова, Клюева, Есенина. .). За конкретными произведениями, но не всегда за их авторами.
Например, помимо упомянутых вещей Солженицына, к деревенской прозе относятся такие произведения Виктора Астафьева, как “Последний поклон", “Ода русскому огороду", “Царь-рыба", хотя самого его чаще (опять-таки условно) всё-таки относят к представителям “военной прозы"; не укладывается ни в какие строгие рамки и своеобразное творчество таких писателей, как Владимир Солоухин, Сергей Залыгин... И всё-таки, несмотря на доводы за и против, круг “деревенщиков" обозначился более или менее чётко.
В него входят такие авторы, как А. Яшин, В. Тендряков, Ф. Абрамов, В. Белов, В. Распутин, Б. Можаев, В. Шукшин, Е. Носов, И. Акулов, М. Алексеев, В. Личутин, В. Лихоносов, Б. Екимов... Кроме того, поскольку литература в СССР считалась единой советской литературой, в этом ряду обычно упоминались молдаванин И. Друцэ, литовец Й. Авижюс, армянин Г. Матевосян, азербайджанец А. Айлисли и прочие представители братских республик, пишущие на данную тему. Помимо прозаиков, большую роль в разработке деревенской проблематики сыграли известные публицисты. Наиболее ярким произведением стал цикл очерков Валентина Овечкина, объединённый под общим названием “Районные будни", печатавшийся в 50-е годы. В них повествовалось о борьбе двух секретарей райкома партии, “консервативного” и “прогрессивного", за свой стиль управления сельским хозяйством. Впрочем, по мнению той же Л. Вильчек (которая, кстати, настаивает, что родоначальником деревенской прозы был именно Овечкин), публицистичность его была там просто приёмом: “Писатель средствами искусства имитировал журналистику, но подобное снижение художественной прозы к очерку возвращало литературу к реальной жизни", и это “позволило нарисовать картину, немыслимую в те годы в романной форме". Как бы то ни было, и Овечкин, и Ефим Дорош с его известным в своё время “Деревенским дневником" (1956--1972), и К. Буковский, а впоследствии - Ю. Черниченко, А. Стреляный и другие публицисты оставили свой след в литературе, посвящённой деревенской теме.
Итак, в центре внимания этой литературы стояла послевоенная деревня - нищая и бесправная (стоит вспомнить, что колхозники, например, до начала 60-х годов не имели даже собственных паспортов и без специального разрешения начальства не могли покидать “места приписки”). Правдивое изображение такой действительности в рассказах А. Яшина “Рычаги" (1956) и “Вологодская свадьба" (1962), повестях “Вокруг да около" (1963) Ф. Абрамова, “Подёнка - век короткий” (1965) В. Тендрякова, “Из жизни Фёдора Кузькина” (1966) Б. Можаева и в других подобных произведениях являло собой разительный контраст с лакировочной соцреалистической литературой того времени и вызывало подчас гневные критические нападки (с последующими проработками авторов, в том числе и по партийной линии, и прочим).
“Матрёнин двор” и “Один день Ивана Денисовича” Солженицына изображали не столько колхозную деревенскую жизнь, сколько конкретные образы двух людей “от земли": в первом рассказе, первоначально названном “Не стоит село без праведника", повествовалось о тяжелейшем и полном достоинства жизненном пути простой русской женщины; второй представлял психологию крестьянина, без вины содержащегося в ГУЛАГе. В этом же ключе создавались и такие произведения В. Распутина, как “Деньги для Марии" (1967), “Последний срок” (1970), “Прощание с Матёрой" (1976), в которых на первый план выходили не социальные проблемы села, а проблемы нравственных ценностей народа в изменяющемся мире; подобного рода прозе давались определения “натурфилософской" и “онтологической".
После того как крестьянство получило наконец паспорта и смогло самостоятельно выбирать себе места проживания и виды деятельности, начался массовый отток населения из сельской местности в города; особенно это касалось так называемой Нечернозёмной зоны. Оставались полупустые, а то и вовсе обезлюдевшие деревни, где царили вопиющая колхозно-совхозная бесхозяйственность и почти повальное пьянство среди оставшихся жителей... В чём же причины таких бед? В попытках найти ответ на эти вопросы авторы возвращались памятью в военные годы, когда силы деревни были надорваны (романы Ф. Абрамова “Братья и сёстры” и “Две зимы и три лета” (1958 и 1968 соответственно), повесть В. Тендрякова “Три мешка сорной пшеницы" (1973) и другие), и касались такого губительного явления в агрономической науке, как процветавшая многие годы недоброй памяти “лысенковщина" (повести Б. Можаева “День без конца и без края", 1972, В. Тендрякова “Кончина", 1968), либо занимались ещё более далёкими историческими периодами - например, роман С. Залыгина о гражданской войне “Солёная падь” (1968) или книга В. Белова “Лад. Очерки народной эстетики” (1981), посвящённая жизни дореволюционной общины Севера...
Однако самая главная причина раскрестьянивания человека на земле проистекала из “Великого перелома” (“перелома хребта русского народа”, по определению Солженицына), то есть насильственной коллективизации 1929--1933 годов. И писатели-деревенщики прекрасно это сознавали, но до отмены цензуры им было крайне сложно донести до читателя всю или хотя бы часть правды об этом трагичнейшем периоде. Тем не менее в печать всё-таки смогли пройти несколько таких произведений, посвящённых деревне перед самым началом коллективизации и во время первого её этапа. Это были повесть С. Залыгина “На Иртыше” (1964), романы Б. Можаева “Мужики и бабы”, В. Белова “Кануны" (оба - 1976), И. Акулова “Касьян Остудный” (1978). Во время перестройки и гласности были наконец опубликованы ранее лежавшие в столах “непроходные” рукописи: вторая часть “Мужиков и баб" Можаева, “Год великого перелома” Белова (оба - 1987), рассказы Тендрякова “Хлеб для собаки” и “Пара гнедых” (1988, уже посмертно) и другие.
Глядя на массив деревенской прозы из дня сегодняшнего, можно утверждать, что она дала исчерпывающую картину жизни русского крестьянства в ХХ веке, отразив все главные события, оказавшие прямое влияние на его судьбу: октябрьский переворот и гражданскую войну, военный коммунизм и нэп, коллективизацию и голод, колхозное строительство и форсированную индустриализацию, военные и послевоенные лишения, всевозможные эксперименты над сельским хозяйством и нынешнюю его деградацию... Она представила читателю разные, подчас весьма несхожие по жизненному укладу российские земли: русский Север (например, Абрамов, Белов, Яшин), центральные районы страны (Можаев, Алексеев), южные районы и казацкие края (Носов, Лихоносов), Сибирь (Распутин, Шукшин, Акулов)... Наконец, она создала в литературе ряд типов, дающих понимание того, что есть русский характер и та самая “загадочная русская душа". Это и знаменитые шукшинские “чудики”, и мудрые распутинские старухи, и его же опасные “архаровцы”, и многотерпеливый беловский Иван Африканович, и боевой можаевский Кузькин по прозванию Живой...
Горький итог деревенской прозе подвёл В. Астафьев (повторим, также внёсший в неё свой весомый вклад): “Мы отпели последний плач - человек пятнадцать нашлось плакальщиков о бывшей деревне. Мы и воспевали её одновременно. Как говорится, восплакали хорошо, на достойном уровне, достойном нашей истории, нашей деревни, нашего крестьянства. Но это кончилось. Сейчас идут только жалкие подражания книгам, которые были созданы двадцать--тридцать лет назад. Подражают те наивные люди, которые пишут про уже угасшую деревню. Литература теперь должна пробиваться через асфальт”.
Фёдор Александрович Абрамов (1920--1983).
Писатель родился в селе Веркола Архангельской области, в крестьянской семье. С третьего курса филологического факультета Ленинградского университета ушёл в народное ополчение. После ранения его вывезли из блокадного города по льду Ладожского озера. Как нестроевик был оставлен в тыловых частях, затем взят в органы контрразведки “Смерш", где прослужил до конца войны. Вернувшись в ЛГУ, закончил его с отличием, затем, защитив кандидатскую диссертацию по творчеству Шолохова, несколько лет заведовал там кафедрой советской литературы.