Толкование в тексте, пояснения использует автор и при введении другой местной лексики. Слово материк определяется им как "бывший высокий берег озера" (Мещорская сторона), слово остров – как "бугры, поросшие сосняком и папоротником… Местные жители до сих пор так и зовут эти бугры "островами". На "островах" ночуют лоси (Там же). И далее в тексте несколько раз используется слово остров, заключенное в кавычки: За два часа мы прошли только два километра. Впереди показался "остров" (Там же); С нами был писатель Гайдар. Он обошел весь остров: "Остров" был небольшой, со всех сторон его окружали мшары, только далеко на горизонте были видны еще два "острова" (Там же); Мы нехотя встали, пошли к нему, и он показал нам на сырой земле, там, где "остров" переходил в мшары, громадные свежие следы лося (Там же); В ста шагах от "острова" следы привели нас к небольшому "окну" с чистой, холодной водой.
Как видим, слово окно не имеет авторского толкования в тексте, а дается в кавычках, чтобы таким образом отграничить его от литературного омонима.
Толкование в тексте использует автор также и при введении диалектизма вековуша: Я жил первый год в Солотче у краткой старушки, старой девы и сельской портнихи, Марьям Михайловны. Ее звали вековушей – весь свой век она коротала одна, без мужа, без детей (Мещорская сторона).
Часто описание предмета или явления сопровождается авторскими ремарками типа "по-местному", "так называют" и т.д. Этот способ очень распространен у К.Паустовского. Вот некоторый иллюстративный материал: Возле колодца, где весь день гремят ведрами босоногие болтливые девчонки в ситцевых выгоревших платьях, надо свернуть в проулок, или по-местному, в прожог (Золотая роза); Солотча – извилистая, неглубокая река. В ее богачах стоят под берегами стан язей. Вода в Солотче красного цвета. Такую воду крестьяне зовут "суровой" (Мещорская сторона).
В Словаре д.Деулино слово прожог определяется как "промежуток между соседними домами, оставляемый в противопожарных целях" (7, 463), отсюда корень этого слова жог. Слово суровый в том же Словаре дается как употребляемое в двух значениях: 1) Холодный (о погоде, воде в реке и т.п.) с оттенком значения "жесткий" (о воде); 2) перен. Угрюмый, мрачный, неприветливый (о человеке) (7, 549). У Паустовского это слово употреблено во втором значении, о нем свидетельствуют такие слова, как "извилистая", "красного цвета".
Очень часто собственно лексические диалектизмы объясняются не путем прямого авторского толкования, а с помощью речи персонажей. Приведем следующий пример: - Чего в летошный год нашли? – спросила баба. – Торчак! – Чегой-то? – Торчак. Ну, кость древнюю. В болоте она валялась. Вроде олень (Мещорская сторона).
Многие собственно лексические диалектизмы объясняются контекстуально. Они также отмечаются и в авторской речи, и в речи персонажей. Так, в речи персонажей отмечаем слово калган: Тут человек рыбу лавит, а вы калган подняли на весь свет (Золотая роза). В Словаре Вл.Даля дается слово калгатиться с пометкой тамбовское и со значением "беспокоиться" (I, II, 77). Отсюда и слово калган имеет значение "беспокойство, шум"
К собственно лексическим диалектизмам, отмечаемым в произведениях К.Паустовского, принадлежит также слово сухомень, употребляемое в следующем контексте: Сухомень! – вздохнул дед. – Надо думать, к вечеру ха-ароший дождь натянет (Золотой линь). Данное слово отсутствует как в Словаре Вл.Даля, тк и в областных словарях и в МАСе. В Словаре д.Деулино находим только прилагательное сухой в значении "засушливый, с небольшим количеством дождя" (7, 550), а в МАСе – сушь – в значении "жаркая, сухая погода" (МАС, IV, 313).
Характерное для южновеликорусского наречия прилагательное летошный также находит свое толкование в контексте Паустовского: Чего в летошный год нашли? (Мещорская сторона). Слово летошный толкуется в Словаре д.Деулино, где отмечается три значения: 1) прошлый, предшествующий, минувший (главным образом о годе); 2) прошлогодний, относящийся к прошлому году; 3) будущий, относящийся к будущему году (о каком-нибудь периоде времени) (7, 274).
Зачастую автор вводит диалектизмы для создания образности, для усиления экспрессивности. Некоторые диалектизмы помогают создать яркий художественный образ, который не может быть создан употреблением литературного синонима. Образные: диалектные слова находим в рассказе "Последний черт": Порты у меня – первый сорт, - говорил он и оттягивал штанину. – Об моих портах разговор идет до самой Рязани… Весь колхоз наш знаменитость получил через эту дуроломную птицу.
Слово дуроломный приводится в Словаре д.Деулино и толкуется как "взбалмошный, неуравновешенный" (7, 156).
Немалое значение имеет и то обстоятельство, что писатель использует не специфические диалектизмы, а характерные для многих говоров. Например, слово шалый приводится в МАСе с пометой, просторечное со значением "шальной" (МАС, IV, 699). Оно же как производное от глагола шалаться отличается в Словаре д.Деулино – "бродить без дела, слоняться" (7, 602). В рассказах К.Паустовского отмечаем: Теперь девки сюда понапрут за ягодами – только держись! Шалая птица, сроду такой не видал (Последний черт). Как свидетельствуют данные контекста, прилагательное шалый отмечаем в данном случае в первом значении.
Глагол сплоховать также не является специфической лексемой южновеликорусского наречия. В Словаре д.Деулино он представлен со следующими значениями: 1) производный от прилагательного плохой; 2) больной, слабый, бессильный ведет к литературному синониму заболеть (7, 405); Отсыплю вот этих ягод стакана два, сварю настой, буду сам пить и бабке Гане снесу – она у нас сплоховала (Стекольный мастер).
Слово лягва определяется как "лягушка" в Словаре Вл.Даля и отмечается в рассказах К.Паустовского: Лягва тоже не зря кричит, - объяснил дед, слегка обеспокоенный нашим угрюмым молчанием. – Лягва, милок, перед грозой завсегда тревожится… и лягва – кило в ней было весу, не меньше – сиганула прямо в казанок… Черта ли мне в этой лягве! Я во время германской войны во Франции был, там лягву едят почем зря (Золотой линь).
Распространенный в говорах диалектизм зыбка также находим у писателя: Как ступнешь ногой, зыбка, сразу проваливаешься (Мещорская сторона). В нашем примере это слово имеет отличное от словарей значение.
По данным словарей диалектизм зыбка имеет литературные синонимы колыбель, люлька, качалка (Вл.Даль, I, 697; Словарь д.Деулино, 202). Владимир Даль дает это слово в Словаре с пометой северо-восточное. Однако исходя из того, что о но отмечается в Словаре д.Деулино, надо полагать, что диалектизм получил более широкое распространение и может попасть в разряд просторечных слов. Это связано с тем, что в корне диалектизма легко распознается внутреннее значение слова, однокоренного со словом зыбкий – легко приходящий в движение, колебание (МАС, I, 624). Примечательно, что слово зыбка с пометой областное дается также в МАСе (I, 624).
Ряд диалектизмов у Паустовского повторяется из рассказа в рассказ. Например, диалектизм болтун, являющийся омоничным известному литературному слову: На улице мы встретили пастуха. Он гнал стадо коров. У каждой коровы на шее медный "болтун" (Кордон); В Мещорском крае можно увидеть сосновые боры, где так торжественно и тихо, что бубенчик – "болтун" заблудившейся коровы слышен далеко, почти за километр (Мещорская сторона).
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что данный диалектизм по-разному вводится автором в двух случаях. В первом автор использует контекст. Особенно показательным становится определение – прилагательное медный. Сам диалектизм подается в кавычках с целью отграничения его от литературного слова. Во втором случае писателем вводится литературный синоним, с помощью которого удается образно представить данный предмет. Нельзя не заметить также и лексическую общность между литературным и диалектным словами.
Таким образом, писатель варьирует разъяснение диалектизмов, добавляет какую-нибудь выразительную подробность, образную деталь, яркое сравнение. Среди употребляемых Паустовским собственно лексических диалектизмов находим также и нераскрытые, неиспользованные в своем значении. Такое явление в своем исследовании подчеркивает и Т.С.Жбанова, объясняя употребление диалектизма тем, что "любые вставки, объяснения нарушили бы целостность текста, и писатель избежал их. По-видимому, его вполне устраивало не детально точное, а общее представление о предмете, которое получил читатель" (9, 49). Так, в текстах находим такие слова, как шушун, понева, кукан. Из контекста можно определить, что шушун, понева – наименования одежды: Перед смертью Ганя надела лучшую старинную одежду. Я впервые увидел белый рязанский шушун, новенький черный платок с белыми цветами, повязанный на голове, и синюю клетчатую поневу (Стекольный мастер).
Диалектизм шушун с пометой архангельское, костромское, ярославское, сибирское определяется в Словаре Владимира Даля как "кофта, шушпан" (IV, 650). Если обратить внимание на представленные пометы, то данный диалектизм принадлежит к северновеликорусскому наречию. Однако писатель вводит в текст определение рязанский, по которому можно догадываться о том, что на юге тоже была распространена такая одежда, но, видимо, имела там определенное своеобразие. Таким образом, одно и то же наименование в диалектах может относиться к отличающимся в определенной мере реалиям: кофта, которую носили на севере и юге России, несколько отличались, но имели одно и то же наименование шушун. Только южновеликорусским является диалектизм понева, о чем уже говорилось в предыдущей главе: это своеобразная юбка, которую могли сшить только на юге.