От чайной Галишникова до проселочной дороги путь был только один – в сторону церкви. Метров 400 от базарной площади по улице Центральной когда-то стояла церковь Успения Пресвятой Богородицы. Уж ее-то никак не мог не заметить поэт. Более того, старожилы говорили, что Есенин, проезжая как-то в Москву (это было еще до революции), останавливался и исповедовался в этой церкви. Но, к сожалению, нет в живых дьячка этой церкви, того самого, что исповедовал поэта, и некому ни подтвердить, ни опровергнуть это мнение. Одно очевидно: стояла здесь раньше церковь, а сейчас на ее месте – пустырь с одиноким забытым памятником на братской могиле летчиков.
Церковь Успения была построена в 1770 году владельцем села стольником Федором Ляпуновым (сведения из архива рыбновского краеведа А.И. Афиногенова. Газета «Приокская новь» от 29 января 1999 года), и входила в пояс Богородицы Рязанской. По воспоминаниям старожилов села, она была необыкновенно красива. Особым украшением являлась высокая колокольня, внутри которой были росписи из сцен Страшного суда. С момента ареста последнего священника, с 1937 года, церковь не действовала, с колокольни были сняты колокола и крест, но сама церковь была цела. В пятидесятые годы по району шло поголовное истребление церквей. Уже разрушили церковь в Кузьминском, колокольню константиновской церкви. Не миновала такая же участь и старолетовскую церковь. В 1952 году местному хозяйству понадобился кирпич для строительства ремонтных мастерских. Сколько раз мимо этой прикладбищенской церквушки, мимо железной ограды с белыми столбами и приземистой часовенки проносились санки или дрожки, а то и просто телега, в которых сидел Сергей Есенин.
Последний дом, стоящий почти у околицы на краю села, был дом священника. Он находился как раз напротив кладбищенских ворот. В его доме впоследствии размещалась больница, затем детский сад. Сейчас на этом месте находится медпункт.
Дальше по левую руку начиналось поле, а справа, за погостом – околица, где таинственно темнел старый, окруженный ветлами, пруд.
И вот я опять в дороге.
Ночная июньская хмарь.
Бегут говорливые дроги.
Ни шатко, ни валко, как встарь.
Дорога довольно хорошая,
Равнинная тихая звень.
Луна золотою порошею.
Осыпала даль деревень.
Мелькают часовни, колодцы,
Околицы и плетни.
И сердце по-старому бьется,
Как билось в далекие дни.
Теперь же левая сторона улицы, огибая кладбище, все дальше и дальше шагает в поле. Поднялись новые дома вблизи Зайцева леса. Выросло Старолетово, расстроилось. Дорога наезженная, грунтовая выходила в поле.
Слева оставалась небольшая рощица Дубровка, за ней новый поселок «Ветзоотехника». Во времена Есенина его, конечно, не было, а вот в Дубровке находилась усадьба Бориса Жидкова, железнодорожного инженера из Воскресенска. Он купил ее в начале 20 века у помещицы Повельоновой, владелицы нескольких сел и самой рощи. Усадьбу Жидковых нельзя было не заметить, так как она находилась на краю Дубровки, и с дороги ее было хорошо видно. Дом этот в 30-е годы перевезли в Старолетово и открыли в нем школу (здание не сохранилось). А старый фундамент и по сей день стоит на прежнем месте, но теперь уже в глубине рощи, 50 метров вглубь, т. к. за это время она значительно разрослась. Далее дорога идет полями по линии электропередачи параллельно дубовой посадке.
Впереди – деревня Демидово, справа – небольшой лесок Осиновец.
Осиновец расположен как раз на пути в село Летово, таким образом, он остается в стороне от есенинского маршрута. Но этот небольшой лесок по-своему примечателен. В Демидове с ним связано много легенд. Его называют колдовским, загадочным. Итак, три километра полем, по проселочной дороге добираемся до деревни Демидово.
В том краю, где желтая крапива
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень.
Ничем не примечательная маленькая деревня средней полосы России. Дома, разбросанные тут и там без особого порядка, овраг, прорезавший тело земли вокруг этой деревушки, будто защищая ее от непрошенных гостей, бурьяном заросшие развалившиеся хозяйственные постройки существовавшего колхоза. Позже, во 2-й половине 19 века, селение разделили и продали. Одним из владельцев стал Лев Белкин. Его усадьба находилась перед въездом в д. Демидово на берегу реки Сосница (или Сосенка) по левую сторону от полевой дороги. Есенин мог видеть белый дом барина Льва Белкина среди тенистой барской рощи. Над всей рощей возвышалась лиственница или елина, как называли ее местные жители. В барской роще рос могучий дуб, его можно было увидеть из Старолетова даже через лес Дубровка.
В 1949 году дуб был разбит молнией, а затем спилен. Не уцелела и лиственница: вначале засохла (рядом с ней выстроили скотный двор), а потом так же была спилена. Даже пенька диаметром более метра, мы сразу не смогли обнаружить в густых зарослях репейника. И лишь спустя несколько лет, в 2005 году, мы возобновили поиски и, наконец, обнаружили старый пень «елины» среди зарослей репейника и крапивы. Диаметром в два обхвата, пень красовался на своем прежнем месте. Есть мечта: посадить на этом же месте лиственницу, и пусть она напоминает о былом величии этих мест.
А ведь рядом с лиственницей был еще и колодец, который питал Демидовцев ключевой водой. Говорят, что он до сих пор не высох. И здесь нас ждала удача: в зарослях бурьяна мы обнаружили остатки старого колодца. Стенки его обвалились, свод не уцелел, но где-то там, в глубине, у самого дна, поблескивала сталью живая вода. Не сохранилась так же и барская роща. Единственной свидетельницей, напоминавшей о былом величии и красоте, возвышалась одинокая старая липа – остаток некогда тенистой липовой аллеи.
Лев Белкин и Федора Александровна (жена) сделали много в плане просветительства крестьян. Сын Льва Белкина, Александр, в 30-е годы был раскулачен, работал простым колхозником, затем вместе с семьей уехал в Ленинград. Во время блокады вся семья погибла.
На окраине барской рощи, ближе к дороге находилась кузница Петра Ивановича Кропоткина. Вполне возможно, что при поломке путники заезжали сюда, поскольку кузница славилась на всю округу своими кузницами. А работал здесь Петр Иванович со своими сыновьями Сергеем и Михаилом.
Петр Иванович Кропоткин, урожденный князь Кропоткин, был изгоем в своем роду, потому что женился против воли родителей на простой крестьянке Василисе из деревни Барсуки, что в полутора километрах от Нижнемаслова по московской дороге.
В начале 20 века он с семьей обосновался в Демидове, занимался кузнечным делом. Никто из местных жителей не считал их за помещиков, они были такие труженики, как и все демидовцы. Только одна из улиц в Демидове называлась «Князева», да сохранившееся свидетельство о рождении дочери подтверждало их происхождение. В нем тисненными золотыми буквами написано, что Елена Петровна – урожденная княжна Кропоткина. Встречались мы со снохой Е.П. Кропоткиной, Марией Ивановной Левиной. Она передала нам фотографии Елены Петровны и ее семьи.
Дом у Кропоткиных был обычным крестьянским, нисколько не похожим на барский. Стоял он на краю деревни и был хорошо виден проезжающим с дороги. Когда Кропоткиных хотели раскулачить во время коллективизации, за них заступились демидовцы.
Сохранилась родовая усадьба Кропоткиных: на высоком берегу высохшей речки в глубине липового парка виднеется красная крыша – на этом месте некогда стоял их дом. Сейчас там живут потомки князей Кропоткиных.
А дорога, по которой ездили в Константиново, пролегла слева от Демидова, не заходя в деревню. Протяженностью она была около 9 км. Несколько десятков метров она шла вдоль старого русла реки Сосница, превратившейся в пруд, затем сворачивала в лево, через брод, и выходила в поле.
«…В долине, проложенной вехами, дорогу найдешь без труда», – писал Есенин. Вероятно, в то время можно было отыскать ее без труда, но теперь она затерялась, была перекопана колхозными тракторами. И только цепкая человеческая память оставила описание этого не сохранившегося отрезка пути. Далее дорога шла мимо небольшого леска Вязово (он оставался справа), затем, минуя овраги, пересекала проселочную дорогу, связывающая д. Чешуево и с. Федякино, и бежала дальше. Уже перед самым Константиновым в километрах четырех от него ныряло в небольшую чащу, называемую Лоздыри, и выходило напрямую в село.
… Дрожки, вынырнув из оврага, катились по гладкой, хорошо наезженной дороге. Привстав от нетерпения, Есенин взглядывал в знакомые до боли картины родной околицы: «И все ж готов упасть я на колени, увидев вас любимые края!». Вот уже видна ветряная мельница на краю села, а там значит и кладбище. Эта часть села называлась Алексеевкой. Есенин въезжал с юго-западной стороны в село. С лаем бросались собаки под ноги лошадям, шарахались испуганные куры, с любопытством останавливались прохожие: сын к тете Тане Есениной приехал.
… Сквозь зелень листвы уже просматривались рига на огороде, в глубине сада виднелся небольшой амбар, впереди по улице – Казанская церковь, а вот и дом…
Эта улица мне знакома,
И знаком этот низенький дом.
Проводов голубая солома
Опрокинулась под окном.
Наконец он дома:
Я снова здесь, в семье родной
Мой край, задумчивый и нежный!
Окончилась есенинская заветная тропа. Тропа, по которой не однажды Есенину приходилось уезжать и каждый раз возвращаться в родные края, потому что здесь находится та узловая связь, та пуповина, которую нельзя не разорвать, ни заменить, ни забыть. Здесь – Родина.