Позднее Пушкин с известным скептицизмом судил о Руссо («красноречивом сумасброде»), по образ французского философа волновал его:
Теперь куда ж меня б ты вынес, океан? Судьба людей повсюду та же: Где благо, там уже на страже Иль просвещенье, иль тиран.
Откуда этот выпад против Просвещения? Конечно, от Руссо.
Живя в Молдавии, Пушкин бродил некоторое время с цыганским табором. Откуда это желание узнать жизнь «детей природы»? Конечно, от Руссо. Свои впечатления, свои мысли Пушкин выразил в поэме «Цыганы». Старый цыган чудесными пушкинскими стихами излагает руссоистскую теорию о незлобивости и чистоте сердец дикарей:
Мы дики, нет у нас закона. Мы не терзаем, не казним, Не нужно крови нам и стона…
Но Пушкин не согласился с Руссо. Осудив «неволю душных городов» (руссоистскую «цивилизацию»), он не нашел альтернативы и в жизни дикарей:
Но счастья нет и между вами, Природы вольные сыны, И под изодранными шатрами Живут мучительные сны…
Пятнадцатилетний Лев Толстой увлекся идеями французского философа и всю жизнь проносил его образ в своем сердце. Руссоизм Толстого общеизвестен. Печать идей Руссо лежит на многих страницах гениального русского писателя. Раскройте его роман «Воскресенье», первая его страница, первая его фраза – руссоистское отрицание «ложной цивилизации», неволи и лжи «душных городов» и печаль по отверженной, но неистребимой природе. И не помнит этого великолепного вступления к роману, в котором говорится о том, что, как ни старались люди вытравить в I ироде каждую травинку, все-таки весна была весной даже и в городе! Сила идей – великая сила.