Мне нужно то, чего нет….
План.
I Введение.
IIПуть, длиной в пятьдесят с лишним лет.
1.1. Самый крепкий брак «Серебряного века».
1.2. Пусть каждый пишет, как хочет и что хочет - и прозой, и стихами.
2. Стихи ее - это воплощение души
4. Мне нужно то чего нет на свете…
4.1. - непонятна и чужда моя молитва!
4.2. Новая жизнь – эмиграция.
III Заключение.
«Как много было в ней – непознанного,
не узнанного, отринутого.. Столько и
не бывает в обычной женщине!
Вообще, в женщине, – не бывает!»
Введение.
Писать о Даме, законодательнице мыслящего Петербурга трудно. Трудно начинать. Трудно – понимать. Трудно - подыскивать слова для подлинного написания самых характерных черт, но самое магическое, самое удивительное: трудно было остановиться.. закончить, завершить очерк. Повествуя о ней в обычной, мягкой манере: женственной, пленительной – иногда ее называют «пронзительной», иногда «акварельной» - было бы неточно, не правильно, необъективно. В ней, Зинаиде Николаевне, за весь ее жизненный Путь, сложный, недопонятый, а то и вовсе - не понятый почти никем из пристрастных современников ее, было будто бы сразу несколько человек, несколько граней, несколько жизней.
От юности и до смерти. Как уловить их, как правильно описать, как отразить неповторимость, какими словами, строками, буквами, точками? О ней, «зеленоглазой наяде, сатанессе, русалке, «дьяволице с лорнетом», никак нельзя писать только чисто по-женски. Ее острый, критичный ум не потерпел бы тонкого кружева и излишней теплоты словоплетений.
1. Рисунок ее облика долженствовал быть резким, точным. Почти мужским. С какой то непременною тенью трагичности, постоянно присутствующей и в ней самой, и во всем, что она писала, во всем, что создала, что сохранила на дне своей резкой, ранимой, наполненной бесконечной горечью потерь, Души. Души под всегдашней ледяной маской невозмутимости и иронии над самой собою и над всеми окружающими. Гиппиус, «искусственно выработала в себе два качества: женственность и спокойствие, но в ней было мало женственного и внутри она не была спокойна!» Можно легко согласиться с последним утверждением, но поспорить с первым.
Женственности в ней с самого рождения, от природы, была бездна, тьма, нисчерпаемый омут, колодец, море! Не зря же в нее без устали влюблялись, очаровывались ею беспрестанно, увлекались, писали безумные письма, хранили много лет ее ответы.
Но море было в ней и - всего остального.. Того, с чем редко смиряется земное существование и земное понятие Любви. Горечи, ума, поразительной способности видеть суть и самую глубину вещей и называть все всегда лишь своими именами. Где то на грани цинизма. – мужской «привилегии» обычно…
Как много было в ней – непознанного, неузнанного, отринутого.. Столько и не бывает в обычной женщине! Вообще, в женщине, – не бывает! Но в ней все это – было. В том то – и загадка, в том то и фокус!
Блестящая красавица, лихая амазонка - всадница, пылкая музыкантша, художница, с косою до полу, нежным цветом лица, стройным станом и ореолом рыжеватых, пронизанных солнцем волос, без устали дразнящая сонм своих преданных поклонников язвительностью речей и колкостью намеков, мучающая их обещанием поцелуев, свиданий, пишущая по ночам в бесконечные дневниковые тетради, как несносна она была вчера, и как томительно скучно ей будет завтра, рядом с глупым и самодовольным лицом влюбленного в нее совсем безнадежно поэта Николая Минского или какого – нибудь «кузена Васи из Тифлиса!» Это, несомненно, Она.
Спокойная в своем чинном замужестве и холодном блеске ума петербургская светская дама, держащая известный в северной столице салон, с уютною зеленой лампой и чаем с английским печеньем. Это опять Она.
Неутомимая спорщица и устроительница каждодневных бурных философско-литературных и политическо-исторических дисскусий со своим собственным мужем, Дмитрием Сергеевичем Мережковским. Верная его спутница в годы скитаний и изгнания, прожившая с ним бок о бок, не разлучаясь ни на день, пятьдесят один год.
Антон Крайний, Лев Пущин Антон Кирша. Беспощадный критик и публицист с тончайшим вкусом, чьих блестящих статей боялся весь столичный писательский бомонд! Было даже странно, что столь отточенным и сильным пером владеет хрупкое, изящнейiее существо, безупречно одетое в белое и окутанное облаком каких то немыслимо пряных ароматов, – Зинаида Гиппиус предпочитала светлые тона одежды и до старости любила густые ароматы, несколько напоминавшие восточные. Все она, она и она…
Как писал о Гиппиус Сергей Маковский : «Она вся была – «наоборот», вызывающе, не как все..» Но что, же было в этом язвительном, непримиримом клише: « не как все», в этом вызове, щегольстве ума, дерзости, эпатаже - истинно, что было на самом деле? Павел Флоренский, религиозный философ и человек, необычайно строго судящий о людях, ( его сестра Ольга очень дружила с семьей Мережковских и некоторое время даже жила у них – автор.) писал о Зинаиде Николаевне: «Хотя я видел ее всего несколько часов, но многое понял в ней, и прежде всего то, что она неизмеримо лучше, чем кажется. Я знаю, что если бы я только и видел ее, что в обществе, то она возбуждала бы некоторую досаду и недоумение. Но когда я увидел ее в интимном кругу друзей и домашних, то стало ясно, что, в конце концов, то, что способно возбудить досаду, есть просто результат внутренней чистоты, - внешняя изломанность, – проявление внутренней боязни сфальшивить…Я хорошо знаю, что бывают такие люди, которые, боясь неестественности, надевают маску ее – такую неестественность, которая не искажает подлинную природу личности, а просто скрывает ее.» (П. Флоренский - письмо к А. Белому от 15 июля 1905 года.)
Поразительные слова, не правда ли? Своего рода ключ к натуре Женщины, потрясавшей умы и воображение многих. Но где истоки такой всепоглощающей скрытности, потребности играть в жизни всегда определенную роль, а себя, подлинную, живую, щадить и прятать под маской «ломающейся декадентской дивы с лорнеткой»?
Быть может, там, в ранней юности, в детстве? Попробуем приблизиться к ним, истокам.
Зинаида Николаевна Гиппиус родилась двадцатого ноября 1869 года, в городке Белев, Тульской губернии, в семье известного юриста Николая Романовича Гиппиуса и его жены Анастасии Васильевны, урожденной Степановой, дочери екатеринбургского оберполицмейстера.
Раннее детство Зинаиды Николаевны было кочевым: из – за постоянных служебных переездов отца семья не жила на одном месте подолгу – временно обитали то в Саратове, то в Туле, то в Харькове. Жили и в Петербурге, ибо Николай Романович, талантливый человек, незаурядная личность, прекрасный оратор, не достигнув еще и тридцати лет был назначен обер–прокурором Сената. Правда, ненадолго. Николай Гиппиус в сыром климате столицы начал тотчас сильно хворать и ему пришлось срочно выехать с семьею на юг, в Нежин, к новому месту службы, председателем тамошнего суда. В Нежине он и умер, скоропостижно, ввергнув семью в полное отчаяние и оставив ее почти без средств.
Сестры Гиппиус - Зинаида, Анна, Наталья и Татьяна,- поэтому не получили систематического гимназического или институтского образования, оно было домашним: их готовили к экзаменам экстерном гувернантки и приходящие студенты, но живые, оригинально мыслящие, имеющие пылкое художественное воображение, отличную память, пристрастие к хорошему чтению и музыке, девочки – Зина была самой старшей из них – выгодно отличались от своих сверстниц серьезностью и глубиною домашних познаний.
Впрочем, некоторое время хрупкая умница Зиночка побыла ученицею Киевского патриотического женского института, но вскоре из–за слабости здоровья - ее забрали оттуда. Все дети унаследовали от обожаемого ими отца склонность к чахотке. Именно эта коварная болезнь слишком рано свела Николая Романовича в могилу, осиротила семью и безумно страшила молодую вдову и мать смутным призраком новых потерь!
Опасаясь потерять старшую дочь, вскоре после смерти супруга - в 1881 году, Анастасия Гиппиус уехала с детьми сперва в Крым, в Ялту, а затем в Тифлис, к брату, потом на дачу в Боржоми. Кочевое детство талантливой, очень музыкальной и восприимчивой ко всему удивительному и новому девушки, – к моменту внезапно решенного переезда на юг Зине исполнилось шестнадцать, - внутренне безумно одинокой после смерти отца, которого она сильно любила, - все продолжалось.
Религиозное воспитание Зины, впитанное с младенчества от любимой бабушки, было скорее, не то, чтобы - глубоким, а привычным для того времени.
Зиночка знала наизусть молитвы, прилежно ходила к заутрене и обедне, внимательно слушала жития святых, особенно Николая Чудотворца. Делала то, что делали все, но душа ее - молчала.
Она запоем читала самые разные книги, вела обширные дневники, писала письма знакомым и друзьям отца. Один из них, генерал Н. С. Драшусов, первым обратил на литературное дарование девушки и посоветовал ей серьезно заняться писательством, но тогда она еще сомневалась…
Грызущую тоску о мгновенности жизни и вечности Разлуки с близкими и любимыми, которую она недавно и страшно познала, пока ничем нельзя было унять.. Так ей думалось. «Смерть тогда, казалось, на всю жизнь завладела моею душой!» - с горечью писала З. Н. Гиппиус десятки лет спустя..
Требовалось время, чтобы залечить раны. И как, кстати, опять грянул переезд: родственники усиленно приглашали Анастасию Васильевну и детей ехать с ними на дачу в Боржоми. После Москвы и скучного лечения в Ялте, жизнь в теплом горном Боржоми, вместе с большою и веселой семьей дяди Александра, брата матери, очень Зине понравилась: музыка, танцы, верховая езда, море книг, первые поклонники.. Душа ее понемногу оттаивала.
Природа Боржоми совсем обворожила ее.
Она вернулась сюда и ровно через год, в 1888 году. Ей было тогда неполных семнадцать лет. И именно здесь, на скромной даче в Боржоми снимаемой вместе с подругою, она и познакомилась с будущим мужем своим, двадцатитрехлетним поэтом Дмитрием Мережковским, только что выпустившим в свет свою первую книгу стихов и путешествующим по Кавказу.