В своей прозе Достоевский впервые упоминает императора французов в контексте, не имеющем прямого отношения к деятельности названного лица. Наполеон является не в своем конкретном историческом обличье, а в, казалось бы, совершенно проходной вербальной роли. У господина Прохарчина, героя одноименного рассказа 1846 г., сурово вопрошают: "... для вас свет, что ли, сделан? Наполеон вы что ли какой?" - давая тем самым ему понять неуместность его амбиций.
У Наполеона здесь особая функция, сродни той, которой в следующем столетии бытовое сознание наделило имя Пушкина. У М. Булгакова в "Мастере и Маргарите": "Никанор Иванович... совершенно на знал произведений поэта Пушкина, но самого его знал прекрасно и ежедневно по нескольку раз в день произносил фразы вроде: "А за квартиру Пушкин платить будет?" или "Лампочку на лестнице, стало быть, Пушкин вывинтил?", "Нефть, стало быть, Пушкин покупать будет?" В отличие от "более узкого" Наполеона Пушкин - абсолютный универсальный заместитель всех тех, кто не выполняет своих функций или выполняет их недолжным образом.
В наполеоновской новелле "Господин Прохарчин" много значат детали, контекст. Мелкий чиновник Семен Иванович Прохарчин, "уже пожилой, благомыслящий и непьющий", снимал самый темный и скромный угол, отличался скаредностью: брал лишь половину дешевого обеда, почти не пил чаю, подчас не имел необходимого белья. "Человек был совсем несговорчивый, молчаливый и на праздную речь неподатливый". Злоключения Прохарчина начались с того, что один из жильцов шутя предположил, что Семен Иванович, вероятно, таит и откладывает в свой сундук, чтобы оставить потомкам. Бедный чиновник разволновался и осерчал ужасно. Сожители и сотоварищи стали пуще донимать его всякими толками и пересудами. Семен Иванович делался все более беспокойным, подозрительным и пугливым, наконец, стал чуден и странен, а там и горячка с бредом.
И вот во время его болезни случился спор с другими жильцами. "Как! - закричал Марк Иванович, - да чего ж вы боитесь-то? чего же вы ряхнулись-то? Кто об вас думает, сударь вы мой? Имеете ли право бояться-то? Кто вы? что вы? Нуль, сударь, блин круглый, вот что!. Да что ж вы? - прогремел наконец Марк Иванович, вскочив со стула, на котором было сел отдохнуть, и подбежав к кровати весь в волнении, в исступлении, весь дрожа от досады и бешенства, ~ что ж вы? баран вы! ни кола, ни двора. Что вы, один, что ли, на свете? для вас свет, что ли, сделан?" Вот тут-то и прозвучало совсем уж неожиданное, нелепое почти сравнение Прохарчина с Наполеоном: "Наполеон вы, что ли, какой? что вы? кто вы? Наполеон вы, а? Наполеон или нет?! Говорите же, сударь, Наполеон, или нет?. Но господин Прохарчин уже и не отвечал на этот вопрос. Не то чтоб устыдился, что он Наполеон, или струсил взять на себя такую ответственность, - нет, он уж и не мог более ни спорить, ни дела говорить..." Следующей же ночью Прохарчин умер, а в его засаленном тюфяке нашли две тысячи четыреста девяносто семь рублей с полтиною, все больше серебром да медью.
Конечно, жалкий скопидом никогда и не думал о каком-либо сходстве с великим императором, хотя в тюфяке своем среди прочих сбережений и хранил наполеондор, золотую монету с изображением Наполеона. Этой деталью, как подметил М.С. Гус, "Достоевский иронически подчеркивает всю, казалось бы, несуразность сделанного Марком Ивановичем уподобления Наполеону или сопоставления с Наполеоном Прохарчина".
Комическая пара Прохарчин - Наполеон вполне случайна. До появления другого тандема: Наполеон - Раскольников - еще далеко. Случайна и речевая ситуация, однако мысль, что свет "сделан для Наполеона", выражена достаточно ясно.
Отсюда не так уж далеко до основополагающего тезиса подпольного парадоксалиста "свету провалить, а чтоб мне чай всегда пить": взглянувший в такое зеркало "классический" Наполеон должен был бы устыдиться.
Но при всей внешней несуразности сравнение многозначительное и многозначное. Наполеон олицетворяет необычное, странное явление, а ведь Прохарчин сделался чуден и странен - ну и Наполеон! Наполеон символизирует непомерную гордыню, а ведь Семен Иванович осмелился бояться. А коли он столь ничтожен и беден, то чего ему бояться? Ведь нуль, блин круглый! А вот отделился от окружающих страхом своим, да сбережениями, про которые еще и не знали сожители, - ну и Наполеон! Беспредельное презрение Наполеона к людям, он презирает всех, как бы сопрягается с маниакальной подозрительностью Прохарчина, он подозревает всех. Так что и тот и другой - обособленно, чуть ли не один на свете: ну и Наполеон! В сравнении Марка Ивановича при всей его несуразности звучит и осуждение Прохарчина. Да и для Достоевского Наполеон - символ, но со знаком минус; в сравнении с Наполеоном чувствуются недоверие и неодобрение.
Думаю, нет необходимости говорить о многократно описанных перипетиях жизни и поворотах в творчестве Достоевского. Кружок Буташевича - Петрашевского, арест, Петропавловская крепость, жуткие - предсмертные - минуты на Семеновском плацу 23 декабря 1849 г., каторга, служба рядовым в Сибири - все это было позади, когда в 1859 г. писатель вернулся в Петербург.
И вот после долгого перерыва повесть "Дядюшкин сон". И сразу же возникает Наполеон. Говоря о первой даме Мордасова М.А. Москалевой, автор замечает: "Марью Александровну сравнивали даже, в некотором отношении, с Наполеоном. Разумеется, это делали в шутку ее враги, более для карикатуры, чем для истины". Да хоть и в шутку, и для карикатуры, а получается пошлость. Великий полководец, император, перед которым трепетала половина Европы - а тут сплетница, провинциальная интриганка. Образ Наполеона разменивается, мельчает, тускнеет, он и сам-то воспринимается как мастер интриг и не очень красивых комбинаций.
Конечно же, император французов и в подметки не годится почтеннейшей Марье Александровне: "... у Наполеона закружилась, наконец, голова, когда он забрался уж слишком высоко", а "у Марьи Александровны никогда и ни в каком случае не закружится голова, и она останется первой дамой в Мордасове".
Князь К. также полагает, что он похож на Наполеона: в его глазах это известный нравственный капитал. "Знаешь, мой друг, мне все говорят, что я на Наполеона Бонапарте похож... а в профиль будто я разительно похож на одного старинного папу? Как ты находишь, мой милый, похож я на папу?
Я думаю, что вы больше похожи на Наполеона, дядюшка.
Ну да, это еn-face. Я, впрочем, и сам то же думаю, мой милый".
Так окончательно рушится "образ врага", будучи замещен если не дружеским шаржем, то довольно-таки игривым литературным двойником. Князь К., прибегая к Наполеону, желал бы подчеркнуть в себе "оттенок благородства" - тайную санкцию на замышляемое им дело. Но и "сам Наполеон", сопряженный с князем К., обретает оттенок комического величия.
Но дело не сводится только к комизму. Наполеон приснился князю, "когда уже на острове сидел". Такой "разговорчивый, разбитной, весельчак такой, так что он чрез-вы-чайно меня позабавил", - говорит князь. Это уже полное развенчание кумира, свержение Наполеона с заоблачного Олимпа в российскую глухомань, вместе возвеличивающей легенды провинциальный анекдот. Маразматик князь запросто толкует о Наполеоне, этот "мерзавец на пружинах" якобы похож на великого императора, к тому же "весельчак" с острова Святой Елены еще и позабавил его. Какой уж тут герой, полубог?! Шут гороховый, да и только! Но и это не все. Полупроснувшийсяя старик продолжает: "А знаешь, мой друг, мне даже жаль, что с ним так строго поступили... англ-ли-чане. Конечно, не держи его на цепи, он бы опять на людей стал бросаться. Бешеный был человек! Но все-таки жалко. Я бы не так поступил. Я бы его посадил на не-о-битаемый остров... Ну, хоть и на о-би-таемый, только не иначе, как благоразумными жителями. Ну и разные раз-вле-чения для него устроить: театр, музыку, балет - и все на казенный счет. Гулять бы его выпускал, разумеется под присмотром, а то бы он сейчас у-лиз-нул. Пирожки какие-то он очень любил. Ну, и пирожки ему каждый день стряпать. Я бы его, так сказать, о-те-чески содержал. Он бы у меня и рас-ка-ялся..." Наполеон - и развлечения "на казенный счет", пирожки - поразительная нелепость, фантасмагория! А все же болтовня старого князя не так бессмысленно и глупа, как кажется по первому впечатлению. В ней отразились и вульгарные представления о Наполеоне как инфернальном сверхчеловеке, которого только и держи на цепи, а то "он бы опять на людей стал бросаться". К тому же в рассуждениях старика князя различима глубокая мысль самого Достоевского: наказание не нужно, бессмысленно, если оно не приводит к раскаянию. А раскаяния нельзя добиться суровыми мерами, лишая преступника свободы.
И все-таки сравнение с Наполеоном у Достоевского всегда усмешливо. Назвать кого-то Наполеоном - значит сыграть на понижение. С Наполеоном сравниваются (или сравнивают себя) такие жалкие существа, как уже упомянутый господин Прохарчин, впавший в детство князь К., умирающий от чахотки Ипполит ("Идиот"), Даже косвенное уподобление возникает в минуту величайшего унижения героя ("Записки из подполья"), когда, застигнутый врасплох, в драном халате, он из последних сил старается сохранить лицо: "Я ждал минуты три, стоя перед ним (слугой. - И. В) с сложенными а lа Nароlеоn руками". Эта "позицья" - последняя линия обороны подпольного парадоксалиста, переживающего свое Ватерлоо.
Обе "притчи" о Наполеоне - рассказ генерала Иволгина и рассуждения князя К. вложены в уста претендующих на особое уважение стариков. И обе они чисто детские грезы. Вчитываясь в монологи старого князя, можно подумать, что это маленького Иволгина назначили "начальником режима"! "Остранение" ситуации (Наполеон вроде прирученного злого духа, с которым можно и поиграть в "необитаемый остров", и поделиться пирожками) присуще именно детскому сознанию. Любопытно, что льготы, предназначаемые Наполеону князем К. (театр, прогулки под присмотром и т.п.), довольно точно воспроизводят "развлекательные" реалии авторского детства.