Один из важнейших путей к достижению народности литературы революционные романтики видели в обращении писателей к народной поэзии. Русские писатели заинтересовались народным творчеством задолго до декабристов. Длительную традицию имели к этому времени и опыты литературного использования фольклора. Но предшествующие писатели не сумели в должной форме оценить значение народного искусства и привлекали его сюжетные и стилистические мотивы преимущественно в порядке внешней стилизации и шутки. Одним из немногих исключений является Радищев, понявший социальный смысл и художественное значение народной поэзии. К радищевской традиции примкнули и декабристы. Они выдвинули в русском фольклоре общественно-героические, национально-освободительные тенденции. Сожалея, что «возвышенные песнопения старины русской исчезли» и что «от всей поэзии древней сохранилась для нас только поэма о походе Игоря, князя Северского, на половцев» (для декабристов это был памятник народной поэзии), Бестужев высоко ценит «самородную прелесть» этого знаменитого произведения древней русской литературы. Но Бестужев выступает здесь не только историком литературы. Он призывает писателей читать «древности нашего слова, дабы в них найти черты русского народа и тем дать настоящую физиономию языку». По поводу вновь вышедшего альманаха «Русская старина», одним из издателей которого был декабрист Корнилович, Бестужев пишет: «Сердце радуется, видя, как проза и поэзия скидывают свое безличие и обращаются к родным, старинным источникам». Позднее, познакомившись в период своей военной службы с русскими солдатами, Бестужев высоко оценивает их за «отпечаток неподдельный русского духа» и высказывает пожелание, чтобы кто-нибудь их собрал. Бестужев и печатно развивает мысль о том, что народные сказки, еще живые в устах народа, «лежат бездонным рудником для родной поэзии». Так же думал и Кюхельбекер, относивший «песни и сказания народные» к числу «лучших, чистейших, вернейших источников для нашей словесности».
Идея народности литературы у революционных романтиков была выражением их патриотизма. Бестужев с чувством законного удовлетворения отмечает, «что мало-помалу Европа сквозь тусклые переводы начинает распознавать нашу словесность». Мотивы патриотизма и национального достоинства, как обоснование лозунга народности литературы, звучат в статье Кюхельбекера: «Да будет святая Русь не только в гражданском, но и в нравственном мире первою державою во вселенной!».
Борьба за народность литературы приобретает все более ясный общественно-политический смысл по мере обострения классовых противоречий после завершения военных действий и созревания политической мысли будущих декабристов. Народ, проявивший высокое национальное самосознание и героический патриотизм в освободительной войне, должен иметь и свое национальное искусство. Если поэты психологического романтизма поставили в центре своих художественных интересов отдельную человеческую личность, то представители гражданского романтизма устремили свое внимание к коллективной «личности» нации. Они выдвинули задачу – понять и отразить в искусстве индивидуальность народа. Право нации на свое собственное искусство связывается с правом народа на освобождение. Идея связи литературной и политической свобод проводится в статье Рылеева «Несколько мыслей о поэзии». Автор отвергает формы классической драматургии, в частности три единства, как связанные с общественным строем древности: «Формы древней драмы, точно как формы древних республик, нам не впору». Литературное развитие связано с развитием политическим. «Многолюдность и неизмеримость государств новых, степень просвещения народов, дух времени, словом, все физические и нравственные обстоятельства нового мира определяют и в политике и в поэзии поприще более обширное».
Но романтическое понимание народности литературы было социально-ограниченным. В понятие литературы они вкладывали прежде всего значение национальной независимости, оригинальности отечественной литературы, не раскрывая в достаточной степени того, что национальное своеобразие искусства имеет демократические основы.
Основной вопрос эстетики – об отношении искусства к действительности – декабристы решали как романтики. Для Кюхельбекера «мир поэзии не есть мир существенный», то есть существующий, реальный. «Вернейшим признаком души поэтической» он признает «страсть» к высокому и прекрасному». Это совпадает с известным суждением Бестужева об основной тенденции искусства эпохи: «Воображение, недовольное сущностию, алчет вымыслов». Романтические взгляды Бестужев сохранил и после 1825 г. В путевых очерках «Путь до города Кубы» Бестужев подчеркнул субъективность своего творчества как писателя-романтика: «Если кто воображает по моим очеркам познакомиться с Кавказом, а не со мною, тот горько ошибается». В статье «О романтизме» (написана в 1833 г., напечатана посмертно в альманахе «Новогодник» в 1839 г.) он сохранил типично романтическое определение поэзии: «Поэзия, объемля всю природу, не подражает ей, но только ее средствами облекает идеалы своего оригинального, творческого духа».
Разделяемые декабристами принципы романтизма определили их скептическое отношение к новому направлению пушкинского творчества, проявившемуся в первых главах «Евгения Онегина». Обыденность содержания реалистического романа в стихах казалась им несоответствующей высокому назначению поэзии, а герой не поставлен «в контраст со светом», что дало бы автору возможность глубже проникнуть своим критическим взором в светское общество и ярче выразить свои положительные стремления – то, что колеблет душу, что её возвышает, что трогает русское сердце». Рылеев, по собственным словам, готов был «до второго пришествия» спорить с Пушкиным о том, что «Онегин» ниже «Бахчисарайского фонтана» и «Кавказского пленника» (письмо Пушкину 10 марта 1825 года).
Однако от декабристской концепции романтизма, как свободной, национально-самобытной, отвечающей современным общественным запросам поэзии, открывался закономерный путь к реализму. Тенденции реализма намечаются в литературных взглядах декабристов, особенно у Бестужева, крупнейшего русского критика до Белинского. Так, Фонвизина он ценит за то, что «его критические творения будут драгоценными для потомства, как съемок (fac simile) нравов того времени». В статье о романе Полевого «Клятва при гробе господнем», напечатанной в «Московском телеграфе» в 1833 году, за год до «Литературных мечтаний» Белинского, Бестужев наряду с романтическими суждениями выражает идеи, ведущие к реализму. Он признает истину главным условием поэзии, говорит о влиянии действительности на искусство. Критик прослеживает развитие русского исторического романа под углом зрения его верности истории, выдвигая требование: «Пусть не залетают настоящие мысли в минувшее, и старина говорит языком, ей приличным, но не мертвым». Заканчивая статью, Бестужев призывает благодарить тех писателей, которые «воспроизводят мать-отчизну точь-в-точь, как она была, как она жила!». Близкие этому мысли можно встретить и у других декабристских теоретиков. Кюхельбекер не находит жизненной правды в драматургических характерах Шиллера, противопоставляя ему Шекспира.
В вопросах реализма декабристы сближались с Пушкиным. Однако Пушкин в своих эстетических взглядах был шире и глубже романтиков, что с течением времени обнаруживалось все больше и больше.
6. Жанрово-стилевое многообразие
декабристской поэзии
Для успеха нового литературного течения необходимо было объединить отдельные и пока еще разрозненные усилия вокруг основных задач, необходимо было появление вождя, который бы возглавил ряды новаторов, и эта историческая роль выпала на долю молодого Пушкина.