Смекни!
smekni.com

Поэзия декабристов (стр. 5 из 9)

Тогда вострепещи, о временщик надменный!

Народ тиранствами ужасен разъяренный!

Угнетенному положению народа Раевский противопоставляет свободную жизнь, которой в течение шести веков дышали Новгород и Псков. Но свобода этих древнерусских городов была подавлена:

С тех пор исчез, как тень, народ,

И глас его не раздавался

Пред вестью бранных непогод.

На площади он не сбирался

Сменять вельмож, смирять князей,

Слагать неправые налоги,

Внимать послам, встречать гостей,

Стыдить, показывать пороки,

Войну и мир определять.

Революционная борьба выдвигала на одно из первых мест в лирике декабристов тему гражданского долга, гражданского подвига. В год восстания эта тема с большой силой прозвучала в стихотворении Рылеева «Гражданин», как бы завершая развитие ее в ряде других стихотворений поэтов-декабристов. Раевский заканчивает свое послание «К друзьям» призывом:

Под тень священную знамен,

На поле славы боевое

Зовет вас долг – добро святое.

Непосредственно Раевский имел в виду греческое восстание 1821г., но его стихи, как это было характерно для поэзии революционного романтизма, получили и иной, относящийся к русской действительности смысл. Сознание своего общественного долга переходило у декабристов в готовность пожертвовать собой ради общего дела. Подобно Раевскому, Кюхельбекер в стихотворении «Греческая песнь» (написано в 1821 г.) призывал друзей принять участие в борьбе греческого народа за свободу, не щадя жизни:

И пусть я, первою стрелою

Сражен, всю кровь свою пролью, –

Счастлив, кто с жизнью молодою

Простился в пламенном бою…

Откликаясь на события, подобные греческому восстанию, поэты-декабристы развивали мысль о приближающемся освобождении народов от векового гнета. Своей деятельностью, своим творчеством они стремились ускорить этот процесс. В той же «Греческой песни» Кюхельбекер писал:

Века шагают к славной цели –

Я вижу их, - они идут! –

Уставы власти устарели:

Проснувшись, смотрят и встают

Доселе спавшие народы.

О радость! Грянул час, веселый час свободы!

В послании «К Вяземскому» Кюхельбекер «греческую тему» поставил в связь с темой освободительной борьбы других народов Европы, которых «тираны» угнетают «вековым жезлом».

Будучи сторонниками освобождения крестьян, декабристы затрагивали в своей поэзии вопрос о положении народа. Раевский обращался с вопросом к современнику и единомышленнику:

…Слыша стон простонародный,

Сей ропот рабский под ярмом,

Алкал ли мести благородной?

Своеобразное место в лирике поэтов-декабристов занимают песни в народном духе, написанные Рылеевым в сотрудничестве с А.Бестужевым. В своих песнях они используют в качестве образцов и литературную и фольклорную песню. Но они вкладывают в заимствованную форму необычное содержание, соответствующее политическим задачам декабристов. Так возникает новый жанр песни в фольклорном стиле, в корне отличный от популярных в то время песенок И.И.Дмитриева и Ю.А.Нелединского-Мелецкого. Обращение поэтов-декабристов к песенной форме вызывалось задачами агитации. Есть свидетельства, что песни Рылеева и Бестужева проникли в солдатскую среду.

Особенно интересны две из них. Первая (1824) написана по типу популярной песни Нелединского-Мелецкого «Ох! Тошно мне на чужой стороне»: «Ах! Тошно мне и в родной стороне», - начинают авторы-декабристы и объясняют это «неволей», «тяжкой долей», в которой приходится «век вековать» народу. Резко протестуя против крепостного права, произвола чиновников, непосильных налогов, авторы песни откровенно намекают на необходимость революционной борьбы за права народа:

А что силой отнято,

Силой выручим мы то.

Мысль о народной расправе с господствующими классами и с самим царем выражена в песне «Уж как шел кузнец» (1824). В этих песнях революционность декабристов достигает высшего подъема, приобретая оттенок боевого демократизма.

Но при всем том тема народа в поэзии дворянских революционеров ставилась в значительной мере абстрактно. В их поэзии мотив народа, борца за свои права, решительно уступает мотиву героя, борца за права народа.

Большие задачи встали перед революционными романтиками и в области художественного языка. Стилистическая реформа Карамзина обнаружила к этому времени явную недостаточность, односторонность своей ориентацией на салонно-дворянские стили речи. Богатства общенародного русского языка во многом еще оставалась за пределами художественной литературы. Завоевания Жуковского и Батюшкова в сфере поэтической выразительности ограничивались преимущественно жанрами психологической лирики и средствами субъективно-эмоциональной речи. Поэтический стиль, сложившийся у сентименталистов и романтиков школы Жуковского и Батюшкова, стал шаблонным и потерял былую свежесть и выразительность. Нужно было находить новые средства и в лирике и тем более в эпосе и драме, выработать речевой стиль, отвечающий новым большим, политическим темам, властно овладевшим художественной литературой. По-новому встал вопрос о «высоком» стиле. А с другой стороны, обогащение литературы элементами народности не могло ограничиться вопросами содержания, но должно было охватить и область языковой формы. В борьбе против социальной ограниченности «карамзинского» стиля остро ставится вопрос о народности языка литературы.

Наиболее последовательный защитник высокой поэзии Кюхельбекер особенно решительно выступал против тенденций сословно-дворянской замкнутости стиля карамзинистов, которые «из слова русского, богатого и мощного, силятся извлечь небольшой, благопристойный, приторный, искусственно тощий, приспособленный для немногих язык». Бестужев сетовал на то, что русские писатели, «обладая неразработанными сокровищами слова», меняют «золото оного на блестящие заморские безделки», и радовался тому, что «новое поколение людей начинает чувствовать прелести языка родного и в себе силу образовать его».

Такие стилистические принципы объясняют наличие в творчестве декабристов элементов классического стиля. Вот как Кюхельбекер описывает борьбу греков за свое освобождение в стихотворении «Пророчество» (1820):

Беснуясь, варвары текут;

Огня и крови льются реки;

На страшный и священный труд

Помчались радостные греки!

Младенец обнажает меч,

С мужами жены ополчились,

И мужи в львов преобразились

Среди пожаров, казней, сеч!

Костьми усеялося море,

Судов могущий сонм исчез:

Главу вздымая до небес,

Грядет на Византию горе!

Приспели грозные часы;

Подернет грады запустенье;

Не примет трупов погребенье,

И брань за них поднимут псы!

Здесь можно найти и обычные для классического стиля славянизмы (могущий, грядет, брань, главу, грады), и хорошо знакомые одической и эпической поэзии метафоры («варвары текут»; «огня и крови льются реки»; «мужи в львов преобразились»), и олицетворенную фигуру горя («младенец обнажает меч»), и фразеологические обороты (война как «страшный и священный труд»). Подобные стилистические элементы можно встретить не только у Кюхельбекера, который иногда называл себя «старовером», но и у других декабристов. Однако стиль декабристов не был новым этапом в развитии русского классицизма. Хранить традиции этого когда-то передового литературного направления теперь, в эпоху освободительного движения дворянских революционеров, пытались архаисты группы Шишкова. Выступая против реакционного классицизма в своих литературных манифестах, декабристы не могли следовать ему и в стиле своей поэзии. В те элементы старой формы, которые были выработаны в цветущую пору русского классицизма, декабристы вносили новое содержание, что приводило к изменению функции традиционной формы. Так славянизмы в поэзии декабристов становились выражением политического негодования и революционного пафоса. Такова функция «высокого стиля» в сатире Рылеева «К временщику»: «смеюсь мне сделанным тобой уничиженим»; «что сей кимвальный звук»; «тиран, вострепещи»; «от справедливой мзды…». Позднее Одоевский при помощи славянизмов передает чувство гражданской скорби и протеста при воспоминании о казненных декабристов (в стихотворении 1831 г. «При известии о польской революции»):

Лишь вспыхнет огнь во глубине сердец,

Пять жертв встают пред нами; как венец,

Вкруг выи вьется синий пламень,

Сей огнь пожжет чело их палачей…

«Греческую песнь» Кюхельбекер заканчивает такими строками:

Душа героев вылетает

Из позабытых их гробов,

И наполняет бардов струны,

И на тиранов шлет народные перуны.

Здесь образы ломоносовско-державинского стиля выражают декабристскую идею о политически действенном значении исторических воспоминаний в поэзии. Предшественниками декабристов в использовании элементов классического стиля для выражения политического вольнолюбия были Радищев, поэты-просветители, Гнедич, отчасти – Державин.

Но эти элементы вошли в состав созданного декабристами революционно-романтического стиля, ораторски-агитационного поэзия своей основной направленности.

Для этого стиля характерна прежде всего своеобразная поэтическая терминология и фразеология, т.е. определенный круг слов и выражений, повторяющийся с теми или иными вариациями в отдельных произведениях и у отдельных поэтов. Этот общий для поэзии декабристов лексический и фразеологический фонд служит выражению их общественных идеалов, эмоций, стремлений, что сообщает новый смысл словам и выражениям, которые были знакомы в той или иной мере и предшествующей поэзии, но имели там иное значение и не выступали в такой узкой системе.