В 1824–1825 Одоевский с Кюхельбекером издают альманах «Мнемозина» (опубликовано 4 кн.), где печатаются, кроме самих издателей, А.С. Пушкин, Грибоедов, Е.А. Баратынский, Н.М. Языков. Участник издания Н. Полевой писал впоследствии: «Там были неведомые до того взгляды на философию и словесность... Многие смеялись над «Мнемозиною», другие задумывались». Именно «задумываться» и учил Одоевский, его опубликованный в альманахе горестный этюд светских нравов "Елладий" В.Г. Белинский назвал «задумчивой повестью». "Односторонность есть яд нынешних обществ и причина всех жалоб, смут и недоумений…" – писал Одоевский. Эта универсальная односторонность, считал он, есть следствие рационалистического схематизма, не способного предложить сколько-нибудь полное и целостное понимание природы, истории и человека. По Одоевскому, только познание символическое может приблизить познающего к постижению «таинственных стихий, образующих и связующих жизнь духовную и жизнь вещественную». Для этого, пишет он, «естествоиспытатель воспринимает произведения вещественного мира, эти символы вещественной жизни, историк – живые символы, внесенные в летописи народов, поэт – живые символы души своей». Мысли Одоевского о символическом характере познания близки общей традиции европейского романтизма. Человек, по Одоевскому, в буквальном смысле живет в мире символов, причем это относится не только к культурно-исторической, но и к природной жизни: «В природе все есть метафора одно другого». Сущностно символичен и сам человек. В человеке, утверждал мыслитель-романтик, "слиты три стихии – верующая, познающая и эстетическая". Эти начала могут и должны образовывать гармоническое единство не только в человеческой душе, но и в общественной жизни. Именно подобной цельности не обнаруживал Одоевский в современной цивилизации. Считая, что США олицетворяют вполне возможное будущее человечества, Одоевский с тревогой писал о том, что на этом "передовом" рубеже происходит уже "полное погружение в вещественные выгоды и полное забвение других, так называемых бесполезных порывов души". В то же время он никогда не был противником научного и технического прогресса. На склоне лет Одоевский писал: "То, что называют судьбами мира, зависит в эту минуту от того рычажка, который изобретается каким-то голодным оборвышем на каком-то чердаке в Европе или в Америке и которым решается вопрос об управлении аэростатами". Бесспорным фактом для него было и то, что с "каждым открытием науки одним из страданий человеческих делается меньше". Однако в целом, несмотря на постоянный рост цивилизационных благ и мощь технического прогресса, западная цивилизация, по убеждению Одоевского, из-за одностороннего погружения в материальную природу может предоставить человеку лишь иллюзию полноты жизни. За бегство от бытия в "мир грез" современной цивилизации человеку рано или поздно приходится расплачиваться. Неизбежно наступает пробуждение, которое приносит с собой «невыносимую тоску». Отстаивая свои общественные и философские взгляды, Одоевский нередко вступал в полемику как с западниками, так и со славянофилами. В письме лидеру славянофилов А.С. Хомякову (1845) он писал: "Странная моя судьба, для вас я западный прогрессист, для Петербурга – отъявленный старовер-мистик; это меня радует, ибо служит признаком, что я именно на том узком пути, который один ведет к истине". В 1833 были изданы "Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою" (эту словесную маску Одоевский использовал до конца дней), которые произвели чрезвычайное впечатление на Н.В. Гоголя и предвосхитили образность и тональность его "Носа", "Невского проспекта" и "Портрета". Н.В. Гоголь сам стал известен, как литератор благодаря романтическому стилю: его "Вечера на хуторе близ Диканьки", выпущенные "пасичником Рудым Паньком" – яркий образец переосмысления народного малороссийского фольклора в духе русского романтизма. Николай Васильевич не был первооткрывателем "фольклорного" направления – еще за два года до него была опубликована схожей тематики новелла О.М. Сомова "Русалка". Впоследствие, в "Петербургских повестях" Н.В. Гоголь дошел до вершины искусства романтизма 19 века.
В 1834 отдельно опубликован "Городок в табакерке", одна из лучших во всей мировой словесности литературных сказок, выдерживающая сравнение с андерсеновскими и ставшая непременным чтением русских детей. Появились несколько романтических повестей, начиная с "Последнего квартета Бетховена", опубликованного в 1831 в альманахе «Северные цветы». Гоголь писал о них: «Воображения и ума – куча! Это ряд психологических явлений, непостижимых в человеке!» Речь идет, помимо "Квартета", о повестях "Opere del Cavaliere Giambatista Piranese" и "Себастиан Бах" – в особенности о последней. Впоследствии их дополнила, по выражению поэтессы К. Павловой, «российская гофманиана»: повести "Сегелиель", "Косморама", "Сильфида", "Саламандра". Правда, пригласив Одоевского к ближайшему сотрудничеству в затеянном журнале «Современник», Пушкин писал: "Конечно, княжна Зизи имеет более истины и занимательности, нежели Сильфида. Но всякое даяние Ваше благо". "Княжна Мими" (1834) и "Княжна Зизи" (1835) – светские повести Одоевского, продолжающие намеченную еще в "Елладии" линию «метафизической сатиры». Взяв на себя еще при жизни Пушкина хлопоты по изданию второй книги "Современника", Одоевский после его смерти единолично выпустил седьмую. "Современник" продержался до вмешательства Белинского только благодаря Одоевскому. Между тем Одоевский продолжает намеченное в "Пестрых сказках" и "Городке в табакерке": изданные в 1838 "Сказки и повести для детей дедушки Иринея" становятся хрестоматийным детским чтением. Успех ободряет Одоевского, и он развивает его, предприняв в 1843 году издание «народного журнала», т.е. периодического сборника "Сельское чтение". В 1843–1848 г. опубликованы 4 книги, переизданные (до 1864) 11 раз. По свидетельству Белинского, Одоевский породил "целую литературу книг для простонародия". В.Ф. Одоевский стоял в первых рядах русской литературы. В 30-х. и 40-х годах 19-го века его произведения читались, по свидетельству В.Г. Белинского, с "жадностью", с "восторгом". Сам Белинский, судья и критик очень строгий, отзывался о сочинениях Одоевского в весьма лестных выражениях. В 1834г. он писал, что в произведениях этого автора "виден талант могущественный и энергический, чувство глубокое и страдательное, оригинальность совершенная, знание человеческого сердца, знание общества, высокое образование и наблюдательный ум". Высоко ценили творчество Одоевского и такие люди, как Пушкин и Гоголь, а его друг декабрист В. Кюхельбекер писал ему в 1845г. из сибирской ссылки: "Тебе и Грибоедов и Пушкин и я завещали все наше лучшее; ты перед потомством и отечеством представитель нашего времени, нашего бескорыстного служения к художественной красоте и к истине безусловной." Такая высокая оценка творчества Одоевского основывалась и на его незаурядном художественном даровании, и на его умении выдвигать в своих произведениях проблемы, глубоко интересовавшие его современников, и на оригинальной, освещении этих проблем, и на основательном знакомстве с философскими течениями его времени. Каких только вопросов не ставил Одоевский в своих художественных произведениях! Он писал и о границах человеческого познания, и о смысле жизни, и о значении науки и искусства, и о природе (художественного творчества, и теории Мальтуса, и о вере и атеизме, и о взаимоотношениях России и Запада, и о роли капитализма в экономическом развитии человечества. И по всем этим вопросам он умел выразить более или менее самостоятельное, оригинальное и облеченное в художественную форму мнение. В.Ф. Одоевский пользовался популярностью не только среди читателей, но и среди товарищей по перу. На вечерах, которые он устраивал по субботам, можно было встретить виднейших представителей литературы того времени. Недаром в 1838г. Шевырев писал Погодину про петербургскую литературу, что "вся она на диване Одоевского". Это замечание Шевырева характеризует не только печальную немногочисленность кадров литературных деятелей того времени, но и положение, которое занимал среди них В. Ф. Одоевский.