Изменение в восприятии мира героем происходит с ужасающей быстротой. Если в начале своих дневниковых записей он испытывает восторг по отношению к Единому государству, от которого у него лишь горят щеки, то сейчас ему открываются скрытые в нем самом стихийные силы. В результате чего происходят физические изменения: от горящих щек он приходит к сдавленному ребрами сердцу: «Странное ощущение: я почувствовал ребра – то какие-то железные прутья и мешают сердцу, тесно, не хватает места» (341). Что это?
Он рисует следующую картину: «… раньше мне это как-то никогда не приходило в голову – но ведь это именно так: мы, на земле, все время ходим над клокочущим, багровым морем огня, скрытого там – в чреве земли. Но никогда не думаем об этом. Вот вдруг бы тонкая скорлупа у нас под ногами стала стеклянной, вдруг бы мы увидели…» (344). Эти стихийные силы природы есть и в человеке. Д – 503 представляет себя стеклянным и видит в себе другого. Мотив двойничества показывает неоднозначность человеческой природы. «Было два меня. Один я – прежний, Д – 503, нумер Д 503, а другой… Раньше он только чуть высовывал свои лохматые лапы из скорлупы, а теперь вылезал весь, скорлупа трещала, вот сейчас разлетится в куски и … и что тогда?» (344)
Этот образ – отражение двух начал: разумного и природного, стихийного, инстинктивного в человеке. Со времени встречи с I-330 в нем происходят изменения, в результате которых он уже не может полностью принадлежать Единому Государству, но и то, что пробуждается в нем, принадлежащее миру за Зеленой Стеной, не становится определяющим в герое, так как еще очень сильно рациональное начало Д – 503. Таким образом, в Д – 503 происходит столкновение рационального и инстинктивного, в нем живут два человека: нумер Единого Государстава и житель Леса. Отметим, что в моменты пробуждения инстинктов Д – 503 уподобляется зверю: «… лохматыми лапами он грубо схватил её… впился зубами – я точно помню: именно зубами» (344). Почему именно инстинкты пробуждаются в Д – 503 первыми? Так как духовное начало контролирует Единое Государство, то I-330 не остается ничего другого, кроме пробуждения природы человека, которая должна восстать против организованности, разумности. Инстинкты – толчок его сознанию, которое пытается дать им обоснование, но не может, так как разум здесь бессилен. Но важен сам факт пробуждения рефлексии сознания. Пока Д – 503 продолжает идеализировать Единое Государство, но что-то явно не устраивает его в рационалистичном мире. Чего только стоит вопрос, заданный самому себе: «А вдруг он, желтоглазый – в своей нелепой, грязной куче листьев, в своей неисчислимой жизни – счастливее нас?» (368). Да, герой признает эту мысль абсурдной, оставаясь верным идеологии Единого Государства, но сам факт постановки подобного вопроса очень значим, как признак внутренних изменений.
Но противостояние с Единым государством усугубляется, когда он не доносит на I-330? Как того требует закон, хотя он, со свойственной ему логикой, пытается оправдать свой поступок объективными обстоятельствами болезнью. Отметим расширение значения понятия «болезнь». Сначала герой просто ищет повод, чтобы не доносить на I-330, но постепенно Д – 503 приходит к мысли, что он действительно болен. Все признаки налицо: сны, туман в восприятии жизни, потеря цифроощущения, но обо всем подробнее.
Во-первых, Д – 503 начинает видеть сны! Добавим к этому, что до определенного момента он их вообще не видел (жителям Единого Государства сны незнакомы). П Карасев в статье «Метафизика сна» пишет о том, что главный изъян спящего сознания состоит в лишении интеллектуального зеркала, благодаря которому человек способен оценивать свои действия так, как если бы смотрел на них со стороны. «Иначе говоря, днем мы способны не только видеть что-то или думать о чем-либо, но и одновременно (незаметно для себя) оценивать свои мысли и чувства с позиции «второго я», представляющего собой неразрывное соединение интеллекта и этики».[4] По мысли автора этой статьи, для сна характерен «дефицит рефлексии», бездействие «сторожа ума». Именно во сне «отключается» интеллект Д – 503, «засыпают» этические нормы, вытекающие из идеологии Единого Государства, и он остается один на один с тем, что не поддается разумному истолкованию, что тщательно подавляется во время бодрствования – инстинктами. Как объясняет сам Д – 503 эту возможность увидеть сон, изобилующий такими яркими цветовыми вспышками? «И я знаю: до сих пор мой мозг был хронометрически-выверенным, сверкающим, без единой соринки механизмом, а теперь… Да, теперь именно так: я чувствую там, в мозгу – какое-то инородное тело – как тончайший ресничный волосок в глазу: всего себя чувствуешь, а вот этот глаз с волоском – нельзя о нем забыть ни на секунду» (328).
Следующая стадия «болезни» - потеря цифроощущения. «Моя математика – до сих пор единственный прочный и незыблемый остров во всей моей свихнувшейся жизни – тоже оторвалась, поплыла, закрутилась» (374). Возникает образ иррационального корня из -1. Оон становится явью, и то ли во сне, то ли наяву «иррациональный величины прорастают сквозь все прочное, привычное, трехмерное, и вместо твердых, шлифованных плоскостей – кругом что-то корявое, лохматое…» (373). Но это уже не инстинкты. Оппозиция рационального и иррационального приходит на мену оппозиции разума и инстинктов. «Для формул иррациональных, для моего корня из -1, мы не знаем соответствующих тел, мы никогда не видели их… Но в том-то и ужас, что эти тела – невидимые – есть, они непременно, неминуемо должны быть: потому что в математике, как на экране, проходят перед нами их причудливые, колючие тени – иррациональные формулы; математика и смерть – никогда не ошибаются, и если этих тел мы не видим в нашем мире, на поверхности, для них есть – неизбежно должен быть – целый огромный мир там, за поверхностью…» (373). Перед Д – 503 открывается реальность внутреннего мира, того самого камина, теней в глазах I-330. И ещё одно, Д – 503 начинают посещать воспоминания, а вот это совсем не подходит жителю Единого Государства, граждане которого лишены исторических связей с прошлым, будущим (нет предков, нет детей).
Д – 503 чувствует себя выбитым из привычного течения жизни, отсюда множество аналогий, сравнений, помогающих лучше описать это состояние: «я – аэро без руля»; «я один – выхлестнут бурей на необитаемый остров», «я подвешен за ноги». С этим жить нельзя, поэтому и бросается на лезвия – приговор: «Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа» (365). Не случайно, следуя авторскому приему выделения в каждом одной яркой детали, в докторе отмечены ножницы – губы. Они изрекают приговор, отрезая путь назад, в конечную, рациональную организацию жизни.
Но что такое душа? Сам термин непонятен Д – 503. Чтобы его разъяснить, доктор обращается к логическому (математическому) началу героя, объясняя ему через сравнения с понятными явлениями значение понятия «душа»: «Плоскость стала объемом, телом, миром, и это внутри зеркала – внутри вас – солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и ещё чьи-то» (366).
Мы видим, что душа – соединение некоего стихийного, природного начала (солнце) и разумного, научного (вихрь от винта аэро). Получается: душа не принадлежит ни к миру Единого государства, ни к Лесу – она в соединении двух начал. Но где возможно это единение? Оно есть в Древнем Доме, где сочетается разум, наука в виде книг и где есть хаотичность, стихийность, свойственная природе. Это примирение разума и инстинкта, науки и леса автор дает в очень интересном сравнении: «Кто они (дикие люди)? Половина, которую мы потеряли, Н2 и О – а чтобы получилось Н 2О – ручьи, моря, водопады, волны, бури, - нужно, чтобы половинки соединились…» (416). Явна полемика Е. Замятина с концепцией В. Хлебникова, который пытался обосновать соединение природного начала и науки. Будущее возможно в результате тотального разрушения культурного прошлого и возвращение к изначальной природе. Только тогда возможно рождение новой культуры, как слияние истинно природного и научных достижений. Добавим, что В. Хлебников не отрицал достижений прошлого в науке, технический прогресс. Е. Замятин, развивая концепцию В. Хлебникова, показывает невозможность соединения стихийного природного начала и числа без объединяющей силы истинной культуры. Автор «Мы» рисует два полюса: Единое Государство – мир числа и Лес – стихийное, природное начало. Их единение не происходит в сознании Д – 503 , так как нет культурной созидающей силы, вечные ценности утрачены. Е. Замятин показывает, что следование концепции В. Хлебникова даст две «разновидности» людей: нумер и зверь. Рождение «числозверя» не произойдет, так как В. Хлебников, как и все футуристы, отрицает культуру, где только и возможно было это единение.
Но вернемся к роману «Мы». Почему же происходит рождение души? Этот вопрос очень занимает Д – 503. «Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев – одни только лопаточные кости – фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны – есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья – чтобы летать, а нам уже некуда: мы – прилетели, мы – нашли. Не так ли?» - говорит доктор (366). Действительно, Единое Государство – реализовавшаяся мечта об идеальном жизнеустройстве, а крылья – символ мечтаний. Но зачем они, если мечта реализована. Самая ужасная перспектива реализации утопии – остановка в развитии, отсутствие поиска, мечтаний, терзаний. И заметим, произошла подмена мечты (крылья заменили аэро). Если крылья могут поднять на любую высоту, в любом направлении, причем крылья принадлежность живого существа, не скованного никакими рамками, то аэро движется в соответствии с управлением пилота, это уже не самостоятельный полет, это движение под чьим-то руководством в строго заданном направлении. Самое время обратиться к образу того, кто руководит этим полетом.