- писал Ломоносов, таким образом отождествляя задачи поэта и пророка. Ведь вот каким величественным было утро новой русской поэзии! В какую недоступную для дюжинных натур высоту она взмыла, едва родившись! Какой высокий настрой был дан для будущих поколений поэтов!
Вера в Творца соединялась у Ломоносова с непреклонной верой в самого себя, в свое предназначение. Вот уж кто в самом деле знал, что “царство Божие внутри нас есть”. Он писал об этом в стихах.
В терпении моем, Зиждитель,
Ты был от самых юных дней
Помощник мой и Покровитель,
Пристанище души моей.
От чрева матери тобою
И от утробы укреплён,
Тебя превозношу хвалою,
Усердием к Тебе возжжён.
Враги мои, чудясь, смеются,
Что я кругом объят бедой,
Однако мысли не мятутся,
Когда Господь - Заступник мой.
[8, с. 25]
Он остро чувствовал собственное назначение, незримую пуповину свою, связующую его с Творцом и с Россией одновременно. Подобно Пушкину (или Пушкин, подобно Ломоносову, время не играет в таких случаях существенной роли), он знал, что является оглашателем воли Божьей, что обязан «обходя моря и земли, глаголом жечь сердца людей».
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовёт из стран чужих.
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте, ныне ободренны,
Раченьем вашим показать,
Что может собственных платонов
И быстрых разумом невтонов
Российская земля рождать.
[8, с. 35]
В этой торжественной оде поэт берет на себя смелость говорить за императрицу, вводя в стихи как бы произнесенную ею речь, в которой Елизавета оправдывается в том, что России пришлось воевать, и объясняет причины:
Присяжны преступив союзы,
Поправши нагло святость прав,
Царям извергнуть тщится узы
Желание чужих держав.
[8, с. 36]
Тут имеется в виду Англия, дальше упоминаются Саксония, Австрия. Елизавета жалуется богу на сложность международной обстановки и просит:
Позволь для общего покою
Под сильною твоей рукою
Воздвигнуть против брани брань.
[8, с. 36]
Формула «против брани брань» обозначает, «что вмешательство России в войну может быть оправдано только как средство положить конец войне». Именно так заставляет Ломоносов в своих стихах сказать Елизавету: мы воюем для того, чтобы закончить эту войну.
Но он идет и дальше. Пользуясь правами поэта, - а их он вполне научился ценить, - Ломоносов отвечает Елизавете от имени бога, подготовив его реплику полной библейского величия строфой:
Правители, судьи, внушите,
Услыши вся словесна плоть,
Народы с трепетом внемлите:
Сие глаголет вам господь
Святым своим в пророках духом;
Впери всяк ум и вникни слухом...
[8, с. 36]
Приняв на себя обличье пророка - этого требовали интересы идеи мира, за которую, не щадя сил, боролся Ломоносов, - он передает заповеди бога: хранить праведные заслуги, миловать вдов и сирот, быть другом нелживым сердцам, покровом бедным, отворять дверь просящим и т. д. О продолжении войны не говорится ни слова, бог в передаче Ломоносова обходит эту тему, не желая противоречить императрице, но в его последующих указаниях начертаны планы мирных работ.
Постигая законы и гармонию мироздания, Ломоносов делал единственно разумный естественнонаучный вывод: «Скажите ж, коль велик Творец?». И стоит вдуматься в само название оды, из которой взяты эти слова: «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния» (1743). В «Утреннем размышлении о Божием величестве» (1751) поэт вдохновенно соединяет свои научные познания, воплощённые в мощном поэтическом образе, с религиозным благоговением перед величием Зиждителя и с молитвенной хвалою Его произволению:
Когда бы смертным толь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око
Могло приблизившись воззреть,
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов;
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят.
Сия ужасная громада
Как искра пред Тобой одна.
О коль пресветлая лампада
Тобою, Боже, возжена
Для наших повседневных дел,
Что Ты творить нам повелел!
[8, с. 152]
Солнечный свет становится для Ломоносова символом просветления всего мироздания лучами божественной премудрости, которая смиренно сознается им как единственный источник просвещения:
Творец! покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред Тобою
Всегда творити научи,
И на Твою взирая тварь,
Хвалить Тебя, бессмертный Царь.
[8, с. 152]
Можно утверждать, что Ломоносов противостоял в этих строках всей концепции европейского Просвещения, которое видело необходимость в насыщении и просвещении разума человека достижениями земной премудрости, добытыми собственными усилиями его. Научное знание виделось большинству просветителей самодостаточной силой, возвеличивающей человека и обожествляющей его, так что отпадает необходимость в самом Творце - о чём здесь уже приходилось говорить.
Интересно, что Ломоносов поверял свои научные представления трудами святых отцов. Так, он со вниманием отнесся к одному из рассуждений святителя Василия Великого.
«Василий Великий, о возможности многих миров рассуждая, пишет: «Якоже бо скудельник от того же художества тминные создав сосуды, ниже художество, ниже силу изнутри: тако и всего сего Содетель не единому миру соумеренную имея творительную силу, но на бесконечногубое превосходящую, мгновением хотения единем во еже быти приведе величества видимых».[23, с. 175]
Несомненно, создавая строфы «Вечернего размышления...» Ломоносов не мог не опираться на рассуждения святителя:
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы Божества
Там равна сила естества.
[8, с. 153]
В науке Ломоносов видел помощницу и союзницу богословия в познании «премудрости и могущества Божия» [25, с. 66]
У Ломоносова есть удивительная интерпретация к Книге Иова. Сам выбор тех или иных мест для такого переложения всегда характеризует манеру мышления и даже мировоззрения поэта. Ломоносов выбрал то место из названной Книги, где Бог отвечает на упрёки и сетования человека - и ломоносовское переложение становится своего рода ответом великого ученого на недомысленное превознесение достижений человеческого разума, ничтожного перед творческой мощью Создателя Вселенной и её законов. Однако автор Книги Иова ставит перед читателем проблему невинного страдальца. Иов - человек, который ничем себя не запятнал перед Богом. И вот, когда с ним случились все несчастья, которые только могли случиться с человеком, он потерял дом, имущество, родных, здоровье, - к нему пришли друзья, сели молча, сидели три дня, а потом Иов воскликнул: «будь проклят день, когда я родился!» И начинается драма. Иов говорит о том, что он не понимает, что произошло: его учили на протяжении долгого времени, что беда - это Божья кара, но за что же карать его, человека невинного? Автор Книги вводит пролог, пролог в небе (который потом использовал Гёте в своем «Фаусте»). Там иконоподобным образом изображено небесное царство: Творец сидит на троне, вокруг Него стоят сыны Божии, ангелы. И среди них - сатана, который все подвергает сомнению: кажется ему, что род человеческий довольно ничтожное образование. И Бог говорит ему: а ты видел Моего служителя Иова? Но сатана отвечает, что он же не даром такой, потому что у него есть множество детей, любящая жена, куча верблюдов, - все, о чем может мечтать человек. И вот происходит спор между сатаной и Богом. Иов лишается всего. Автор Книги громоздит одно несчастье на другое и, наконец, Иов лежит уже в пепле, страдая от проказы, и жена ему говорит: «Прокляни Бога и ты умрешь». А он говорит: «Бог дал, Бог взял». Стоит твердо, как стоик. Но когда к Иову приходят друзья, происходит взрыв. Иов восстал против Бога, восстал и вызвал Его на суд, и друзья, которые у него сидели, были в ужасе. Они говорили: ты греховен, ты просто не знаешь своих грехов, ты не помнишь их, Бог не может быть несправедлив. У них были старые, но четкие богословские понятия: зло карается, добро вознаграждается. Как в старых сказках, как в романтических повестях.
Вот они спорят, и спор доходит до полного накала, когда Иов говорит: я не хочу слушать ваших пустых слов, посмотрите, что делается вокруг, насколько отвратительна жизнь: справедливости нет, господствуют люди безумные и злые, человек живет так недолго на свете. Друзья Иова в конце концов умолкают. Потом является Бог. Из тучи раздается Его голос. Он говорит: «Где этот человек, который вызывал Меня на суд? Препоясай свои чресла и отвечай Мне!» Однако Иов молчит. И Бог спрашивает его: «Где ты был, когда Я полагал основание небу и земле? Знаешь ли ты?..» И далее идут прекрасные поэтические яркие описания природы, животных, растений, каких-то чудовищ сказочных и совершенно реальных живых существ. Он говорит: «Можешь ли ты управлять? Как ты можешь решать тайны провидения?»
Иными словами, автор Книги устами Бога не отвечает на загадку. Это глубоко философский факт. Почему не отвечает? Ответ приходит потом - в явлении Бога в Новом Завете, когда Он страдал вместе с людьми.
А что же Иов? Он сказал: «Я Тебя звал, я столько о Тебе слышал, и вот Я тебя вижу! И теперь я раскаиваюсь и от всего отрекаюсь». Вдруг все вопросы у Иова исчезли, потому что он прикоснулся к Богу, он Его увидел. И в этом - непостижимая развязка этой Книги.
Ломоносов эту тему парафразирует по-своему. Он следует речи Бога в Книге Иова, но основная мелодия там несколько иная: она проще, она не столь мистична.