Повесть Ю.В. Трифонова (1925—1981) «Обмен» знакомит нас с двумя кланами — Дмитриевых и Лукьяновых. Сюжет разворачивается вокруг вроде бы банального жилищного обмена: Леночка Лукьянова, жена Дмитриева, хочет получить, пока жива больная раком свекровь, ее однокомнатную квартиру, — что же в этом плохого? Ненавидя мать мужа, оказывается, она завидовала ее однокомнатной квартирке и деловито, энергично наседая на мужа, не считаясь с его болью, начинает прокручивать обмен. Но Трифонов говорит с нами о другом «обмене» — духовном и нравственном. Дмитриев, выросший в семье старых большевиков — бескорыстных и идейных, уступил натиску прагматичных, хищных потребителей жизни Лукьяновых, испугался разрушительной частнособственнической, эгоистической психологии современных браконьеров. Лукьяновы «обменяли» идеи социализма на откровенно буржуазные, а вместе — и Дмитриевы и Лукьяновы — «обменяли» вечное (любовь, сострадание, самопожертвование) на проходящее. Так писатель подходит к решению проблемы, всегда стоявшей перед русской литературой и особенно проявившейся в наши дни: нравственной свободы человека перед лицом обстоятельств. Трифонов показывает, как под влиянием этих самых обстоятельств (мелочей быта) происходит постепенная деградация личности, нравственное падение человека.
В книге В.П. Астафьева (род. 1924) «Царь-рыба» экологическая проблема получает нравственно-философское звучание. Она — о судьбе современной цивилизации. В ней собраны рассказы из жизни сибирских охотников, рыбаков, крестьян.
«По тому, как вольготно, с сытой леностью подремывала рыба на боку, похрустывала ртом, будто закусывая пластиком капусты, упрямое стремление ее быть ближе к человеку, лоб, как отлитый из бетона, по которому ровно гвоздем процарапаны полосы, картечины глаз, катающиеся без звука под панцирем лба, отчужденно, однако без умысла вперившиеся в него, бесстрашный взгляд — все-все подтверждало: оборотень! Оборотень, вынашивающий другого оборотня, греховное, человечье есть в сладостных муках царь-рыбы» — так воспринял появление огромного осетра Игнатьич, главный герой кульминационной новеллы «Царь-рыба». Это загадочное описание свидетельствует о каком-то неблагополучии в биографии героя: что-то напомнила ему рыба, в чем-то уличила... Но в чем?
Жил Игнатьич вполне добропорядочно: «от людей не отворачивался», «ко всем был внимателен», «при дележе добычи не крохоборничал». Умелец на все руки, у которого даже лодка была «чистенькая, сверкающая голубой и белой краской», и на ставенках нового дома красовались цветы, он и сам был аккуратный, подтянутый. Вполне положительный тип. Но внутри себе на уме. На реке у него «три конца» — три причала, а на «концах» тяжелые якорницы, чтоб лодку не относило, когда он переставляет «самоловы» для ловли красной рыбы. Он браконьер высшей пробы. Во время последней, возможно, для него рыбалки Игнатьичу вспомнился было наказ деда: попалась царь-рыба, «брать за жабры осетрину» — и в воду, на волю. Но препоны разорвались, в голове и сердце твердость: одолею рыбу! Я царь, а не она! Писатель показывает поединок выдохшейся, измученной рыбины с человеком не на жизнь, а на смерть, где все наши симпатии на стороне Природы, а не того, кто издевается над ней. Своей книгой В. Астафьев утверждал простую и ясную мысль: природа и человек «повязаны одним смертельным концом»: погибнет природа — погибнет и человечество.
Поэма А.А. Вознесенского (род. 1933) «Ров» написана в лучших традициях гражданской поэзии. Поводом к ее созданию послужили события на Симферопольском шоссе и судебный процесс, имевший место в начале 1984 г. в Москве. Судили наших современников, которые по ночам в 10 километрах от Симферополя разрывали могилы с жертвами 1941—1945 гг. и при свете автомобильных фар выдирали клещами золотые коронки. «Череп, за ним другой. Два крохотных, детских... Черепа лежали грудой, эти загадки мироздания — коричнево-темные от долгих подземных лет, — словно огромные грибы-дымовики», — плакал над ними русский поэт:
Черепа. Тамерлан. Не вскрывайте гробниц!
Разразится оттуда война.
Не порежьте лопатой духовных грибниц!
Повылазит страшней, чем чума.
Симферопольский не прекратился процесс.
Связь распалась времен?
Психиатра — в зал!
Как предотвратить бездуховный процесс,
Что условно я «алчью» назвал?!
«Геноцид заложил этот клад», немцы расстреляли 12 тысяч жертв, а мы, «кладбище современных душ», не золотишко воруем, а себя истребляем. У Вознесенского эта мысль выражена емкой метафорой: «Ангел смерти является за душой, как распахнутый страшный трельяж». Насыщенная образность (от библейских мотивов до сегодняшнего дня), интеллектуальная поэзия конца XX в. нужны Вознесенскому не ради «изящной словесности», а для того, чтобы излечить общество «шоковой информацией». Алчность в любом виде порождает философию вседозволенности, сочетающейся с инстинктом власти и честолюбием. «Алчь», по Вознесенскому, делит людей на два лагеря: тех, кто болен ею (замминистра, зарывающий награбленное в саду на даче, браконьеры на Байкале, сделавшие озеро мертвым, виновники Чернобыльской катастрофы, рэкетиры всех мастей), и тех, кто ее не приемлет (люди нравственно чистые, в том числе и лирический герой поэмы, считающий себя должником мальчика XXI в. за отравленную воду, уничтоженные леса, погубленную природу). Такая полярность человеческого материала изумляет, но и обнадеживает: не все в нашем мире погибло, есть люди с «нестандартными умами» («Мне дороже ондатр среди ярких снегов мировой нестандарт нестандартных умов»). В главке «Перед ремонтом» нарисована символическая картина: человек на стремянке снимает огромное полотно Иванова «Явление Христа народу». (Картина уходит от народа в запасный фонд. «Последним капитан уходит с судна — не понятый художником Христос».)
Художнику Христос не удавался.
Фигуркой, исчезающей из глаз,-
Вы думали — он приближался?
Он, пятясь, удаляется от нас.
Слишком скорбно и пессимистично пишет Вознесенский в этих строках о нашей перспективе жить без Добра, Красоты, Человечности, то есть без Христа.
К писателям, активно заявившим о своей гражданской позиции и обратившимся к материалу современной жизни, можно отнести В. Распутина («Пожар»), Ч. Айтматова («Плаха»), В. Астафьева («Печальный детектив»).
В этот же период большим событием в русской общественной и культурной жизни стало появление произведений так называемой возвращенной литературы. Впервые были опубликованы поэмы А. Ахматовой «Реквием» и А. Твардовского «По праву памяти», произведения М. Булгакова («Собачье сердце», «Роковые яйца» и др.), А.Платонова («Котлован», «Чевенгур», «Ювенильное море»), М.Цветаевой, И. Бунина («Окаянные дни»), О. Мандельштама, Б. Пастернака («Доктор Живаго»), Е. Замятина («Мы») и т. д.
Российский читатель наконец-то познакомился с творчеством писателей-эмигрантов, произведения которых были запрещены коммунистическим режимом, но широко известны за рубежом. Эти писатели (И. Шмелев, В. Набоков, Г. Иванов, М. Алданов, В. Ходасевич, Н. Берберова и др.) составили литературу русского зарубежья.
В 80-е — начале 90-х гг. значительно возрос интерес писателей к исторической теме, что было связано со спецификой переживаемого страной исторического поворота. Наиболее актуальными оказались темы, связанные с относительно недавним историческим прошлым России, с эпохой сталинизма (А. Рыбаков. «Дети Арбата»; В. Дудинцев. «Белые одежды»; В.Аксенов. «Московская сага»; Б.Окуджава. «Упраздненный театр»). В 1993 г. была завершена публикация романа-эпопеи А. И. Солженицына «Красное колесо», в которой представлена широкая панорама жизни предреволюционной России.
В 1994 г. журнал «Знамя» опубликовал роман Г. Владимова «Генерал и его армия», посвященный теме Великой Отечественной войны. Публикация романа писателя, вынужденного в 1983 г. эмигрировать из нашей страны, автора таких произведений, как «Три минуты молчания», «Верный Руслан*, стала событием. Г. Владимов в показе народной войны, в раскрытии характеров героев романа продолжает толстовские традиции, придает им актуальное звучание. Роман позволяет сделать вывод о том, что современная литература в ее лучших произведениях органично усвоила традиции великой русской классической литературы, продолжая развивать, переосмысливать и обогащать их.