Важнейшим средством, выявляющим еще не использованные поэтические и структурные возможности архетипических образов Игры, Круга, Смерти и Города, является парадокс, который вызывает определенные стереотипы восприятия данных образов. Поэтика мифологизирования имеет место в творчестве Ивлина Во. Однако, в отличие от Д. Джойса, Т.-С. Элиота, У.Б. Йетсса у Во происходит бессознательное манипулирование архетипами. Они присутствуют, но иронически переосмыслены.
Термин «архетип» в научный обиход был введен К.Г. Юнгом.
Архетипы “Круга”, “Игры”, “Смерти”, “Дома”, “Города”, являясь первичными образами, обнаруживают практически безграничное разнообразие в своих проявлениях. Эти образы являются “идеальными” в том смысле, что они свойственны человеческому роду как таковому и, если “они когда-либо были созданы, их начало должно было совпасть с началом вида” (Юнг. К.Г. Психологические аспекты матери.// Душа и мир.: 6 архетипов. – Киев, 1996. – С. 215)
В художественном творчестве архетипы в качестве основного элемента коллективного бессознательного (накопление ценного и глубинного человеческого опыта) реализуются, видоизменяясь, проявляя себя в новых формах на новых исторических этапах. У Ивлина Во архетипы общечеловечны, но в то же время содержат культурные модели.
1) Парадоксы Игры в романах И.Во 20-30-х годов
Архетипы Игры в ранних романах Ивлина Во, на первый взгляд соответствует карнавальной игре, в основе которой лежит установка переворачивания всех отношений, установка инверсии. Стихия Игры в романах “Упадок и разрушение”, “Мерзкая плоть”, “Черная напасть”, “Пригоршня праха”, ”Сенсация” введена в рамки подлинно комической, а не сатирической или юмористической прозы.
Несмотря на то, что в “Упадке и разрушении” можно обнаружить образцово карнавальные сцены: балаганные появления и исчезновения персонажей, шутовские смерти, погони и т.п., карнавал у Во значительно отличается от традиционно карнавального мира.
Карнавал у Во – это не только один из первопринципов реальности, это – человеческая реакция на социокультурную реальность, сделанную самим человеком. К нему более применительно определение “шутовской хоровод”, введенное в контекст культуры еще в 20-х гг. 20 века английским писателем О. Хаксли.
В ранних романах Ивлина Во вместо “веселой амбивалентности” карнавала в результате сатирического осмысления появляется “шутовской хоровод” как феномен культурного сознания, показательный для 20-30-х гг.
Художественные ходы таких романов И. Во, как “Черная напасть”, “Пригоршня праха”, “Сенсация” и др. продиктованы эстетикой “шутовского хоровода”.
“Дьявольские кругообразности” (термин И. Тоссера) определяют судьбы многих персонажей романа “Мерзкая плоть”: сводят с ума Агату Рансибл, приводят к самоубийству сэра Саймона Балкэрна, не дают возможности соединить свои судьбы Адаму и Нине, рушат политические карьеры и т.п. Бесплодие и упорные стремления героев романов “Черная напасть” и “Пригоршня праха” выстроить хоть какую-то логическую и всеобъемлющую картину реальности, рушатся под ударами судьбы, непредсказуемыми, имеющими в большей степени экзистенциональный характер.
Игровому началу в ранних романах Во присуща вариативность. Именно Игра является средством создания альтернативных реальностей, помогающих человеку существовать в современную эпоху “упадка и разрушения”. Динамика “шутовского хоровода” опустошает душу, стирает собственную индивидуальность в мире “полых людей”, где цивилизация носит материальный характер, где господствует единство стиля и “массовизация” сознания.
Персонажи Ивлина Во стремятся сохранить эстетические и моральные устои в “бесплодной пустыне” современности (Modern Age), создавая свою реальность по своим законам, пытаясь играть в «свою игру». Для героев-чудаков Во такой игрой становится «культ детства», эстетическое бегство от действительности. «Культ детства» неразрывно связан с культом английской аристократии, с культом Дома, характерным для нее. “The house of childhood” – центральный мотив творчества Во. Например, описывается семейная жизнь и быт в поместье Хеттон (роман «Пригоршня праха», 1934); писатель особенно акцентирует внимание на описании Морганы ле Фей и ее детской комнаты. Тема «детской» остается ведущей и в более поздних романах Во: «Сенсация»(1938), «Не жалейте флагов» (1942), «Возвращение в Брайдсхед» (1945). «Детскость» для персонажей Ивлина Во – это специфическое чудачество, шендеизм (термин Л. Стерна). «Детскость» – это чистая, «естественная» субъективность, которая является у героев Во формой «непонимания» искусственной условности, пропитавшей жизнь современного человека.
2) Парадоксы Круга
Образ «шутовского хоровода» в романах Во 20-30-х гг. тесным образом связан с архетипом Круга, ибо почти для всех героев ранних романов – Поля Пенифезера, Бэзила Сила, Тони Ласта, Уильяма Таппока жизнь – это бесцельное движение по автоматически повторяющимся кругообразностям. Сам образ Круга превращается у Во в символ «механической» цивилизации 20 века: колесо в Луна-парке, спортивные гонки по автотрассе, движение колес огромного количества автомобилей.
3) Парадоксы Смерти
В художественном мире Во Смерть очерчена кругом представлений и ассоциаций, связанных с Игрой: ирония судьбы, насмешка судьбы, игра случая. Ивлин Во, облачая Смерть в художественную форму, не только парадоксальным образом отражает свой (общечеловеческий) страх перед хаосом, но и гармонирует при помощи “fiction” реальность, вносит в нее условный порядок.
Комическое у Во всегда связано с необычным, эксцентричным. Мир «бессмысленных» действий и нонсенсов, сопровождающий Смерть (мнимую и настоящую) таких персонажей, как мисс Кортни («Черная напасть»), Тони Ласт («Пригоршня праха») и др., - это мир традиционного классического английского нонсенса. Подобным образом проблема Смерти представлена в «Книгах бессмыслиц» Эдварда Лира, в шутках Льюиса Кэрролла, связанных со смертью. Нонсенсы делают смешными вещи серьезные, торжественные и трагические.
Однако нонсенсы у Во, иронизирующие над смертью, - это «спасительный комизм», который является единственной разумной реакцией на безумие окружающего мира «шутовского хоровода», где смерть перестает быть трагедией и превращается в трагический фарс.
4) Парадоксы и образы-символы Дома и Города в творчестве Ивлина Во.
Классическая английская литература, не раз трактовавшая “хоум” (home – дом, домашний очаг) британца как его приют и пристанище в море жизненных невзгод, оставила несколько образов-символов, воплотивших идею домашнего уюта и сердечного тепла. Это образы детей и образы домашних животных. Современная британская новелла тоже обращается к этим образам, но раскрывает их в ином качестве: здесь они часто передают крах семейного уюта и отсутствие сердечного тепла.
Собаке и кошке, знаменитой английской Пусси – непременным участникам теплой компании, собирающейся у домашнего очага, - также нашлось место в творчестве Во. Пудель Гектор в гротеске Во “На страже” выступает вовсе как орудие злого, поистине чудовищного рока.
С архетипами Дома и Города у Во связана проблема идеала.
Писатель изображает в своих романах Stately Houses, родовые поместья старинной аристократии: Королевский Четверг в «Упадке и разрушении», Хэттон в романе «Пригоршня праха», Таппок-Магна-Холл в «Сенсации», Мэлфи в романе «Не жалейте флагов», Брайдсхед в «Возвращении в Брайдсхед».
Старинный английский дом, расположенный в сельской местности, необходим писателю для того, чтобы лучше обозначить контраст между эстетическим и этическим идеалом, уходящим в прошлое, и современной эпохой, эпохой мегаполисов. Суетность и бездушие современного города вызывают у писателя интерес к жанру, изображающему сельскую жизнь и природу. Идиллия в сельском доме – идеал успокоения для самого Во и таких его героев, как Тони Ласт («Пригоршня праха»), Уильям Таппок («Сенсация»), и др., это возможность эстетического бегства для человека из «бесплодной пустыни» современного мегаполиса. Обращаясь к идиллии скорее не как к жанру, а как к особому мироощущению, с присущими ей универсальными мотивами «золотого века» и «доброго старого времени», Во связывает идиллию с временем «вечного лета», с мифом о посещении Аркадии.
Однако автор делает категорический вывод, что в современном мире нет места идиллии, т.к. жить современно – значит жить быстро, а романтические идеалы слишком громоздки для мира скоростей.
Город врывается в замкнутое пространство старинных загородных домов. Дома Таппок-Магна-Холл и Брайдсхед, подобно человеку, живущему ностальгической мечтой о прошлом, не может найти место в настоящем, не вписывается в современную комфортабельную жизнь, обречены на упадок и разрушение.
У Во «тематический контрапункт». Этот контрапункт строится как контаминация параллельно развивающихся тем: Игры, Круга, Смерти, Дома и Города, которые не только контрастно оттеняют, но и взаимно дополняют друг друга.
6) Африканские парадоксы Ивлина Во.
«Черная напасть» и «Сенсация» представляют собой фантазию на темы Африки, т.к. события происходят в маленьких африканских государствах Азании и Эсмаилии, государствах, которые бесполезно искать на географических картах.
В основе фантазий Во лежит вполне конкретная реальность, которую можно отразить лишь в форме парадоксов, фиксирующих противоречия окружающего человека мира.
Главное для писателя – показать не африканскую экзотику, а уродливое и неестественное смешение цивилизации и варварства.
Мир Африки, в котором «белые люди» насаждают «свою жалкую цивилизацию», оказывается еще более безумен, чем мир Европы. Подтверждением пессимистического вывода в романе «Черная напасть» становится деятельность юного императора Сета, бакалавра искусств Оксфордского университета и деятельность Министерства Модернизации, возглавляемого авантюристом Бэзилом Силом. Описывая многочисленные реформы в Азании, Во блестяще исполняет возможности абсурдного комизма, ибо «управляемый разумом смех побеждает хаос», безумие окружающего мира. Апогеем реформаторской деятельности Сета становится подготовка к Празднику противозачаточных средств. Абсурдный праздник послужил причиной гибели наивного мечтателя Сета. Фарс сливается с трагедией, трагический фарс – новый жанр, рожденный временем, ибо трагизм еще возможен, хотя уже не возможна чистая трагедия.