Смекни!
smekni.com

Темы, перенесенные из лирики в роман "Доктор Живаго" (стр. 4 из 13)

Печь подчеркивает социальный статус людей, жизнь которых она обеспечивает. Дворянский дом Александра Александровича отапливала кафельная печь – голландка. Такая печь не занимала много места в доме, но была совершенно неэкономична. Близкий к крестьянскому, быт семьи Щаповых строится вокруг занимающей половину жилой площади русской печи, которая обеспечивала тепло, приготовление пищи и служила кроватью.

С изменением условий жизни меняется и печь. Дореволюционную кафельную голландку сменяет после революции мучительница-времянка. Когда доктор с семьей переезжают в Варыкино, они перекладывают печь в барском доме по-новому, чтобы она давала больше тепла.

Варыкинские главы романа можно считать центральными. В них выражается вся глубина идей и положений романа. Для того, чтобы полнее раскрыть роль печи в романе, рассмотрим эти главы на двух уровнях. Первый уровень характеризует Варыкино как мифологический и сакральный локус23. Он связан с целым пластом образов и мотивов, имеющих глубокие корни в архетипических структурах сознания. Варыкино по своей семантике близко мифологической пещере24. В мифопоэтической традиции пещера как укрытие противостоит враждебному миру, окружающему ее25. В Варыкине Юрий Живаго пытается спасти себя и близких, сохраняя свои убеждения, принципы, образ мышления, тогда как все подобное переламывается и отвергается новой властью, диктующей совершенно иную идеологию.

Пещеру в некоторых случаях заменяет дом, но в ней не столько живут, сколько спасаются от опасности26. В Варыкине Живаго с семьей устраиваются в барском доме, с Ларой – в доме Микулицына, пытаясь обустроить быт, обеспечить ближайшее будущее, но они не забывают о грозящей опасности, понимают временность сложившейся ситуации, чувствуют бивуачность своего жилья.

Пещера часто сакральна27. В Варыкине скрываются герои, чьи образы в романе сакрализованы. В какой-то момент повествования Тоня отождествляется с Богоматерью, Юра – со Христом, Лара – с Марией Магдалиной28.

Пещера сохраняет остатки хаотической стихии, поэтому ее пространству свойственны “бесструктурность, аморфность, спутанность”29. Герои относительно жизни в Варыкине высказываются о случайности их судьбы и хаотичности существования, Живаго и Лара, приводя дом в порядок, суетятся, “бросаясь туда и сюда по комнатам”, натыкаются друг на друга и на Катеньку, Живаго называет их действия угорелым метанием, описана ситуация, когда после бессонной ночи в голове доктора стоял “сладкий туман”, он был полон сонной дымкой, которой “подернуто было все кругом, и окутаны были его мысли”, окружающее пространство характеризуется обобщенной расплывчатостью.

В пещере место сознания и разума занимают слух, инстинкт, интуиция, темное вожделение, действия обитателей пещеры не подчинены логике30. В Варыкине ощущение опасности у Лары и доктора связано со звуковым образом волчьего воя. Доктор чувствовал приближение несчастий. Лара предчувствовала, что скоро их унесет куда-то дальше. Она говорит об отношениях между ней и доктором: “...в этой дикой, ежеминутно подстерегающей нежности есть что-то по-детски неукрощенное, недозволенное. Это своевольная, разрушительная стихия, враждебная покою в доме”.

Пещера становится укрытием для отшельников, пророков, вождей, героев, прекрасной царевны, спящей красавицы31. В Варыкине скрывается Антипов-Стрельников, наделенный чертами вождя, героя, отшельника, Юрий Живаго, наделенный чертами пророка, героя, отшельника, Лара, обладающая царственной притягательностью, ее взгляд блуждает “в тридевятом царстве, в тридесятом государстве”; перед тем, как написать “Сказку”, Живаго, глядя на спящую Лару, любуется ею, в “Сказке” Лара отождествляется с образом царевны, спящей красавицы.

Хотя пещера противопоставлена обычно могиле, но в ней могут быть совершены захоронения32. В Варыкине Живаго хоронит Антипова.

Пещера может находиться на высокой горе или в глубокой впадине, ущелье. В зависимости от этого пещера либо место слияния матери-земли с отцом-небом, либо место, где находится вход в нижний мир, охраняемый иногда чудовищем и представляющий собой опасность33. В главах, где описывается жизнь доктора с Ларой, образ Варыкина раздваивается. Перед нами как бы две пещеры. Первая – находящийся на возвышенности дом Микулицына. В нем поселились доктор с Ларой и Катенькой, в нем продолжаются страстные отношения между доктором и Ларой, и доктор, вдохновленный любовью, именно там создает лучшие произведения своей жизни. Вторая пещера – Шутьма, овраг недалеко от дома34. В нем обитают волки, представляющие враждебную для доктора и Лары силу, которая принимает образ допотопного страшилища, чудовищных размеров сказочного дракона. В “Сказке” – мифопоэтическом переложении варыкинских глав – действие совершается между пещерой и оврагом. Варыкино соответствует общекультурному архетипу Деревни, “антиномичная модель развития которого построена по принципу нормы и аномалии, идиллии и антиидиллии”35. Такое соединение “в одной литературной модели полярных сторон деревни” стало традиционным, начиная с творчества Пушкина36.

Горящий очаг в пещере подобен яйцу, что является гармоничной моделью вселенной, или солнцу37. Огонь-свет в Варыкине несут в себе эквивалентные образы печи, керосиновой лампы, месяца, Живаго-свечечки. Обратим внимание на третий абзац восьмой главки, часть четырнадцатая. В первом и последнем предложении синтаксического целого характеризуется атмосфера комнаты, где творит “писание” Юрий Живаго. Доктора “окружала блаженная, полная счастья, сладко дышащая жизнью тишина” потому, что комната была светлая и тепло истопленная. Во втором предложении описан образ горящей лампы, чей свет “спокойной желтизною падал на белые листы бумаги и золотистым бликом плавал на поверхности чернил внутри чернильницы”. Вольно или невольно автор отразил в образе лампы символы яйца и светила, причем это светило может быть солнцем, так как блик золотистый, а может быть месяцем, так как блик на черном фоне чернил. Далее внимание Живаго переключается на ночной пейзаж за окном, где “свет полного месяца стягивал снежную поляну осязательной вязкостью яичного белка”. Образ месяца напрямую связан с яйцом. Под воздействием печи, лампы и месяца “мир был на душе у доктора”.

Свет и огонь в пещере составляет образ света, светящего во тьме, что делает пещеру сопоставимой с божественным храмом38. Возможно, этим объясняется пристрастие доктора к топке печи, так как образ доктора и есть воплощение того света, который во тьме светит. Упоминается в романе и Иоанн Богослов. Именно в Варыкине доктор прямо отождествляется со свечой: “- А ты все горишь и теплишься, свечечка моя ярая!” – обращается к нему Лара. То, что Живаго отождествляется со свечой и возносит молитвы Творцу, сближает локус микулицынского дома с храмом.

Мы видим, как в варыкинских главах переплетаются мифологические, религиозные мотивы, относящиеся к образам печи и пещеры39, традиционно связанным, что отражено и в языке.

Легче усматривается историко-литературный уровень, связанный с картиной идиллического миропостроения. Выделим некоторые моменты идиллического комплекса, сформулированные М. Бахтиным в главе “Идиллический хронотоп в романе” книги “Вопросы литературы и эстетики” и присутствующие в варыкинских главах романа.

Анализируя литературу со времен античности и до последнего времени, Бахтин выделил основные типы идиллии: любовная, земледельчески трудовая, ремесленно-трудовая, семейная. Но чаще встречаются смешанные типы с доминированием какого-то момента41. В варыкинских главах присутствуют все перечисленные моменты. В девятой части, где описывается, как доктор обустраивает свою жизнь с Тоней, преобладают черты семейной и земледельчески трудовой идиллии. В четырнадцатой части, где описывается, как доктор обустраивает свою жизнь с Ларой, преобладают черты любовной и ремесленно-трудовой идиллии.

Первая черта идиллии – прикрепленность жизни, ее событий к определенному месту. Как правило, это то место, где жили предки42. Варыкино – владение и место жизни фабриканта-железоделателя Крюгера, деда Тони. Благодаря этому обстоятельству Юра с Тоней оказываются именно там.

Вторая черта идиллии – ограниченность ее основными реальностями жизни, к которым относятся любовь, рождение, смерть, брак, труд, еда и питье, возрасты. Действие варыкинких глав также ограничено данными реалиями43. В девятой части, где повествование ведется от лица главного героя, доктор в двух главах подробно описывает процесс переустройства обветшалого дома, возделывания земли, заготовления на зиму продуктов питания, вся третья глава – рассуждения на тему беременности Тони; не разрушают лирико-романтический настрой повествования зарисовки семейно-бытовых сцен: вечерний отдых в кругу семьи, глаженье, стирка. Жизнь доктора с Ларой еще строже ограничена в Варыкине любовью, едой, физической и умственной работой.

Третья черта идиллии – “сочетание человеческой жизни с жизнью природы, единство их ритма, общий язык для явлений природы и событий человеческой жизни”44. Эта черта свойственна для всех глав, связанных с Варыкином. Повествование постоянно чередуется с зарисовками пейзажа. Как люди суетятся в ежедневных заботах, так и животные: зайцы, собаки, петухи, рыси – имеют какую-то свою повседневную жизнь, тоже нелегкую. Как судьба соединила жителей удаленной от мира дачи, так “земля, воздух, месяц, звезды скованы вместе, склепаны морозом”. Как человек стремится к возрождению, воскресению, так и природа с наступлением весны пробуждается, призывая человека к пробуждению и любви. Как доктор восхищается поэзией Пушкина, поздними ритмами говорящей России, так он восхищается и пением соловья: “распевы” речи – “напев” соловья, “некрасовским трехдольником” – “трехдольное” “тех-тех-тех”. Выше говорилось о связи обстановки микулицынского кабинета, натопленного, освещенного лампой, и освещенной месяцем зимней ночи за окном. Гармоническое соединение мира природы и мира человека – один из основных приемов поэтики Пастернака вообще45, он использовал его вполне осмысленно. Это видно по тому эпизоду, где доктор любуется на спящих Лару и Катеньку: “Чистота белья, чистота комнат, чистота их очертаний, сливаясь с чистотою ночи, снега, звезд и месяца в одну равнозначительную, сквозь сердце доктора пропущенную волну, заставляла его ликовать и плакать...”. Когда доктор теряет Лару, он ощущает сочувствие к себе ветра, заката, леса.