Некоторые новеллы совсем короткие, в несколько стихотворных строк. Это скорее новеллы-анекдоты, вся острота которых – в неожиданных логических поворотах. Такова новелла «Сестра Жанна». Некая Жанна в девицах прижила ребенка и, чтобы замолить свой грех, удалилась в монастырь. Там предавалась она усиленному благочестию и своим религиозным рвением обратила на себя внимание игуменьи. Та призвала к себе монахинь и заявила им: «Будьте такими же усердными в служении богу, как сестра Жанна». – «Если бы нам удалось испытать то же, что и она, ах, тогда бы и мы были усердными», – со вздохом ответили ей монашки.
Тонкой насмешке подвергаются здесь служители церкви. Однако это не то целеустремленное, решительное, философски обоснованное осуждение религиозной аскезы, с каким выступали гуманисты XV–XVI вв., а всего лишь изящный либертинаж, легкое вольномыслие, к которому снисходительно относились и в аристократических кругах, особенно в кругах некоторых бывших фрондеров в XVII веке. Однако и это навлекло на поэта нападки церковников. Его обвиняли в забвении всех норм морали. Даже в XIX веке, в ханжеский период реставрации Бурбонов (1815–1830), его имя служило синонимом развращенности. Стендаль в романе «Красное и черное» приводит выразительный эпизод из салонной жизни французской провинции времен Реставрации. Жюльен Сорель под общий гул одобрения роялистов в доме Реналя называет басни Лафонтена безнравственными.