А.М. Ремизов объясняет это как «вызывающий голос живого пола, изжитого в жизни, рвущегося из застывшей крови мертвой Клары и действующего без всякого посредника своей живой волей в напряженную среду другого пола». В словах исследователя соединены две линии: реальные, физические отношения мужчины и женщины и ирреальные, призрачные взаимосвязи Клары Милич и Аратова, раскрывающие в сновидениях Якова идею «двоемирия». Эта идея выражается в том, что мертвая Клара во сне рвется сюда к нему; ситуация представляется как бы «двуплановой», а именно, Клара-то мертва, но в его сознании она видится ему реальной, «рвущейся» «своей живой волей» сюда к нему, в «напряженную среду» его обетования [20, c.49].
Пробужденное чувство страсти Клары Милич воспринимается и героем, и автором как недобрая, неизвестная человеку сила, поработившая его волю. Понимая сферу Неведомого как одну из стихий «тайных» сил, Тургенев выступает художником-психологом с умелым изображением проявлений этой сферы бытия. Писатель показывает зарождение и развитие процесса, когда свершаются вершинные, кульминационные точки психического акта. Художник открывает закономерности во внутренней душевной жизни человека со «смутной, болезненной» психикой, прослеживает на переходе миров процесс превращения неясных психических возможностей в реальную действительность.
Такое психически неустойчивое состояние души героев было характерно прежде для «черного» романа в зарубежной литературе. Один из ее ярких представителей французский новеллист П. Мериме в какой-то мере использовал в творчестве немотивированную фантастику «готического» романа (Бахтин) в более ранней новелле «Венера Илльская» (1837) и поздней - «Локис» (1868). Выбирая для сравнения с тургеневской «Кларой Милич (После смерти)» как наиболее характерную, с точки зрения реалистической фантастики, «Венеру Илльскую», мы наблюдаем факт тесных творческих связей Тургенева с Мериме. В частности, с ранней фантастикой французского новеллиста, носящей готический колорит, когда Мериме стала привлекать реалистическая фантастика русский писателей.
В новелле «Венера Илльская» Мериме статуя богини красоты убивает героя за ее осквернение. Однако читатель стоит перед выбором: поверить этому или не поверить? Что это – действие злых инобытийных сил или чего-то реального? События, которые разворачиваются в провинциальном городке Илле, не поддаются интерпретации и становятся фантастическими. Накануне свадьбы Пейрорад – сын играл в мяч с арагонцами. В ответ на слова Альфонса де Пейрорада о будущем выигрыше гигант-испанец, проиграв, пробормотал: «Ты мне за это заплатишь». В возбужденной послесвадебной обстановке, ночью, в доме Пейрорадов рассказчик слышит, как что-то тяжелое ступает по лестнице. Утром родители и слуги находят жениха мертвым. Экспериментальность фантастики создается и ее реалистическим объяснением, и немотивированностью изображаемого. Уже слыша шаги, рассказчик в пока еще неостывшей послепраздничной атмосфере думает о том, что это пьяный жених ступает по лестнице [23, c.98].
Рассказчик не верит в реальность потусторонних сил и как реалист приводит аргумент в пользу естественного объяснения. Писатель изображает мир гармонии и красоты переходящим в уродливые формы, что связано с воздействием «таинственных», инобытийных сил на возбужденную психику человека. Рассказчик осознает, что это, вполне вероятно, слуховые галлюцинации. В возбужденной послесвадебной атмосфере шаги статуи воспринимаются и как конкретно ощущаемые шаги «увальня» - жениха, и в то же время как нечто ирреальное, неведомое. В первом смысле это реальный, бытовой план изображаемого. Во втором - невеста позже сообщит, что статуя, которая якобы поднялась по лестнице к новобрачным, и задушила Альфонса в своих объятьях.
Эпизод с напрасной попыткой снять кольцо жениха с руки статуи не мотивируется никак. Рассказчик выдвигает естественную мотивацию: герой слишком глубоко надел кольцо на палец статуи. Но, что важно, герой надел перстень на руку Венеры как раз в день этой богини, в пятницу, что говорит о его невольном обручении со статуей как с невестой. Событие, действительно, показано фантастически, ведь это Венера сама сжала свою руку, не давая герою снять кольцо с согнутого ею пальца. Рассказчик напуган не меньше героя. Предчувствия сбываются, ирреальный мир наказывает за кощунственное отношение к красоте, к божественным, космическим силам. Как видим, герои пытаются использовать ирреальный мир в своих утилитарных целях и несут за это наказание [21, c.165].
У Тургенева, как и у Мериме, изображается объективно существование ирреального мира. Яков Аратов в «Кларе Милич (После смерти)» общается с призраком возлюбленной Клары. Однако так ли это – возможно ли такое общение, сам переход героя в иной мир – туда и обратно? Все вроде так, Клара перед Аратовым, как живая, а мотивация недостаточна, двусмысленна, читатель стоит перед выбором: реально это или нереально? Возможно ли воздействие инобытийных сил? Применение фантастических элементов в произведениях Тургенева и Мериме расширяет понятие быта до Вселенной, более глубоко изображает личность в онтологическом аспекте, в ее взаимоотношениях с мирозданческими законами.
Правдивость сверхъестественного Мериме реализует в магнетических действиях, магических обрядах, в объективности реального и ирреального миров. Французский новеллист использует демонические силы в образах мертвецов, вампиров и привидений. Его фантастика идет от известных психических явлений к неизвестным. В то же время Тургенев, особенно в поздний период, близок к Эдгару По, рассматривая фантастическое на грани разума и чувств. Русский писатель использует предчувствие как завуалированную форму романтического средства познания и изображения, фантастические герои Тургенева почти всегда умирают без насилия, естественной смертью [2, c.29].
Типологическая близость фантастики Тургенева и Мериме предполагает и типологическое различие. Прежде всего, Мериме использует элементы «черного» романа, тогда как Тургенев далек от всего готического. У Тургенева вина кроется не в разрушении природных запретов, а в моральном аспекте. В изобразительности Мериме придает компактность, краткость произведению. Тургенев же, как писатель «большой лирической силы» (Мериме) выражает эмоциональный мир героев свободно, пользуясь языковой палитрой, широко реализует гамму чувств и переживаний. По мнению современного французского исследователя М. Кадо, фантастика Тургенева, с точки зрения содержательности, научна, напоминает медицинские опыты, идет, скорее, от научного к художественному пересказыванию.
Рассмотрев «таинственную повесть» И.С. Тургенева «Клара Милич (После смерти)» и новеллу Проспера Мериме «Венера Илльская», мы делаем вывод, что оба произведения принадлежит к реалистической фантастике, характеризуемой, прежде всего, «двоемирием», то есть одновременным существованием в тексте реальных и инобытийных сил. К реальному герою Тургенева приходит призрак, у Мериме в реальной обстановке оживает статуя. Во французской новелле как бы существует любовный треугольник, с его недомолвками и обманом. В повести Тургенева два человека не поняли свою любовь, не нашли друг друга, не сумели при жизни разглядеть глубину своих чувств. У Мериме они наказаны за осквернение любви, у Тургенева – за непонимание этого чувства. Их губят иррациональные силы как в самом человеке, так и вне его. Высший божественный мир зорко стоит на страже лучших человеческих чувств, создавая духовность всему человечеству [4, c.98].
Переводя Тургенева, Мериме видит за фантастическими произведениями новое направление. Оба писателя, обогащая реализм, вносят свой вклад в реалистическую фантастику. Их фантастика, благодаря «двоемирию», расширению возможностей фантастического, раскрывает универсальные законы бытия, а концепция фантастического отражает общие идейно-эстетические тенденции в творчестве писателей-реалистов XIX века. Фантастика Тургенева и Мериме предвосхищает интерес к фантастическому в искусстве ХХ века, когда фантастика в романе и кино покоряет широкую публику. По-прежнему нет границ между реальным и фантастическим, обычная реальность становится фантастической. Мир человеческого существования с его новейшими реалиями, технологиями ныне поистине фантастичен (например, изобретение мобильного телефона, открытия в биологии и т.д.).
Как средство усиления познания и изображения реалистическая фантастика служит в художественных образах моделью «двойственности», параллелизма миров - реального и ирреального. Это обеспечивает эффективность духовного воздействия литературы, ее обогащение божественно-нравственным смыслом, а главное – преодоление страха и ужаса человека перед Неведомым, ирреальными силами, существующими, по мнению И.С. Тургенева и П. Мериме, объективно как в самом человеке, так и вне его, во Вселенной [8, c.75].
Заключение
В результате проделанной работы: проведен анализ литературы по теме исследования; рассмотрены сущность и история фантастики как жанра художественной литературы, а также фантастические допущения; выделены истоки, типы, жанры и формы фантастики; охарактеризованы приемы литературной местификации П. Мериме; проанализированы элементы фантастики в «таинственных повестях» И.С. Тургенева.
Сравнительно-типологический анализ фантастической реалистической прозы на примере произведений И.С. Тургенева и П. Мериме позволил сделать следующие выводы: