Преподобный Варсонофий ассоциирует осень с грустью, разочарованием в жизни. Лирический герой не видит в этом времени года для себя ничего хорошего. Лишь ненастье, да прилоги «былого»:
Ветер, дождь и холод,
И мятеж души и голод,
И былого думы и мечты,
Как с деревьев спадшие листы...
Грустна эта жизнь земная!
Но за нею есть другая –
Область вечного блаженства, рая,
Царство невечерней красоты.
Образ осени здесь вполне правдоподобен. Ему соответствует и холод, и размышления о былом. Однако образ осени представляется искусственным, рационалистичным. Слишком жестко «срывает» он лирического героя с дерева. Без всякой связи призывает в рай.
А вот у Л.В. Сидорова осень представляется совсем по-другому. Поэт, изображая красоту увядания природы, словно поет песню:
Лес одевается яркими красками
Птичка в нем больше теперь не поет,
Солнце нас дарит последними ласками:
Тихая осень идет.
Радости прошлые, радости дальние,
Радость теперь не живет.
Все тесней собираются думы печальные:
Тихая осень идет.
Желтые, красные листики разные
Тихо по ветру летят,
В ночи же темные звезды алмазные
Ярче, чем прежде горят...
Картина природы в этих строчках представляется такой живой и яркой, что полностью забывается некоторое несовершенство формы. Поэт не просто рассказывает об осеннем умирании леса, тепла, радости. Он таинственно интригует, очаровывает, усыпляет читателя. Усыпляет спокойной мелодикой речи; тихими перебивками ритма («тихая осень идет»), глубоко прочувствованными образами.
Совершенно очевидно, что подлинно органичными (живыми), естественными и поэтичными являются художественные образы в стихотворении Л.В. Сидорова. Его лес, в котором уже не поет «птичка»; его глубокое небо с «алмазными» звездами с предельной полнотой обнаруживает феномен осени, четко передает ее дух.
Ценностную ориентацию навязывает художественному образу мировоззрение автора и аксиологическая функция произведения. Поскольку художник доказывает свою правоту, как правило, образами, ни один из них не остается не ангажированным. Практически каждый что-то утверждает или отрицает; и оказывается не данным, а заданным или ценностно ориентированным.
Так, образ гранатового браслета из уже упоминавшейся повести А. И. Куприна ориентирует на витальные ценности. Это земное счастье, жизнь с любимой. Образ Звезды, выведенный И.Ф. Анненским, поднимает к ценностям онтологическим. Это истина, свет, красота. Образ замка (обозначающего рай) в одноименном романе Ф. Кафки оборачивает к философии отчаяния и антропоцентризма. Главный герой романа, землемер, никак не может попасть в замок, то есть демонстрирует полное безверие. А вот образ дома контрабандистов в лермонтовской «Тамани» возвращает в христианскую систему координат, к ценностям религиозным. Поскольку, заглянув в дом контрабандистов, и увидев, что там нет икон, будто бы изверившийся Печорин абсолютно правильно полагает, что это дурной знак.
Художественный образ может иметь разную философскую или религиозную «подкладку». И почти всегда она способствует построению ценностных структур произведения; служит передаче смысла. Благодаря ценностной ориентации художественный образ приобретает особую остроту, динамичность, дидактизм.
Недосказанность - это сгущенный лиризм или лаконизм художественного образа. Недосказанность возникает в атмосфере психологического (или социального, духовного т. п.) напряжения и обнаруживается неожиданным самоустранением автора, заключением его уст. 3.Н. Гиппиус в «Тетради любви» подчеркивает: «Пусть вечно закрытой лежит тетрадь, // Пусть будет Любовь моя недосказана».42 Недосказанность придает художественному образу таинственность, наделяет его смысловой глубиной. Писатели рассчитывают уже не на художественное слово, но на читателя, который приглашается к диалогу, настраивается на сотворчество.
Так, например, в уже упоминавшейся нами «тихой» «Осени» Л.В. Сидорова ничего не говорится ни о необыкновенной чистоте и прозрачности осеннего воздуха, ни о его легкости и невесомости. Подобное умолчание и есть проявление творческой недосказанности. Поэт предлагает исходный импульс для раздумий: «ночи темные» и «звезды алмазные», определенное настроение («радости прошлые») и программу переработки полученной информации: «ярче, чем прежде горят». За читателем сохраняется и свобода воли, и простор для творческой фантазии. Он самостоятельно определяет, почему звезды в это время горят ярче, чем прежде, и самостоятельно же сгущает смысловые оттенки вокруг данного ему художественного образа.
3. Типология (разновидности) художественных образов
Художественная реальность литературного творения, как правило, редко выражает себя в одном, единственном художественном образе. Традиционно она возникает из многозначного образования; целой системы. В этой системе многие образы отличаются друг от друга и обнаруживают принадлежность к определенному типу, разновидности. Тип образа определяется его происхождением, функциональным предназначением и структурой.
На уровне происхождения различают две большие группы художественных образов: авторские и традиционные.
Авторские образы, как это видно из самого названия, рождаются в творческой лаборатории автора «на потребу дня», «здесь и сейчас». Они вырастают из субъективного видения мира художником, из его личностной оценки изображаемых событий, явлений или фактов. Авторские образы конкретны, эмоциональны и индивидуальны. Они близки читателю своей реальной, человеческой природой. Любой может сказать: «Да, я видел (пережил, «прочувствовал») нечто подобное». В то же время авторские образы онтологичны (то есть имеют тесную связь с бытием, вырастают из него), типичны и потому всегда актуальны. С одной стороны, эти образы воплощают историю государств и народов, осмысляют общественно-политические катаклизмы (как, например, горьковский буревестник, который предсказывает и одновременно призывает революцию). А с другой - создают галерею неподражаемых художественных типов, которые остаются в памяти человечества как реальные модели бытия.
Так, например, образ князя Игоря из «Слова» моделирует духовный путь воина, который освобождается от низменных пороков и страстей. Образ пушкинского Евгения Онегина обнаруживает «идею» разочарованного в жизни дворянства. А вот образ Остапа Бендера из творчества И. Ильфа и Е. Петрова олицетворяет путь человека, одержимого элементарной жаждой материальных благ.
Традиционные образы заимствуются из сокровищницы мировой культуры. Они отражают вечные истины коллективного опыта людей в различных сферах жизни (религиозной, философской, социальной). Традиционные образы статичны, герметичны и потому универсальны. Они используются писателями для художественно-эстетического «прорыва» в трансцендентное и транссубъективное. Главная цель традиционных образов - коренная духовно-нравственная перестройка сознания читателя по «небесному» образцу. Этому служат многочисленные архетипы и символы.
Весьма показательно использует традиционный образ (символ) Г. Сенкевич в романе «Quo wadis». Этот символ - рыба, которая в христианстве обозначает Бога, Иисуса Христа и самих христиан. Рыбу чертит на песке Лигия, прекрасная полячка, в которую влюбляется главный герой, Марк Виниций. Рыбу рисует сначала шпион, а потом мученик Хилон Хилонид, разыскивая христиан.
Древний христианский символ рыбы придает повествованию писателя не только особый исторический колорит. Читатель, вслед за героями, также начинает вдумываться в смысл этого символа и таинственным образом постигать христианское богословие.
В аспекте функционального предназначения различают образы героев, образы (картины) природы, образы-вещи и образы-детали.
Наконец, в аспекте построения (правил иносказания, переноса значений) различают художественные образы-символы и тропы.
4. Художественные тропы
В стилистике и риторике художественные тропы - элементы речевой изобразительности. Тропами (греч. tropos - оборот) именуются особые обороты речи, придающие ей наглядность, живость, эмоциональность и красоту. Тропы предполагают конверсию слова, переворот в его семантике. Они возникают тогда, когда слова употребляются не в прямом, а в переносном смысле; когда посредством сопоставления по смежности экспрессемы обогащают друг друга спектром лексических значений.
Например, в одном из стихотворений А.К. Толстого читаем:
Острою секирой ранена береза,
По коре сребристой покатились слезы;
Ты не плачь, береза, бедная, не сетуй!
Рана не смертельна, вылечится к лету...
В приведенных строчках фактически воссоздается история одной весенней березы, получившей механическое повреждение древесной коры. Дерево, по мысли поэта, готовилось к пробуждению от долгой зимней спячки. Но появился некий злой (или просто рассеянный) человек, захотел напиться березового сока, сделал надрез (зарубку), утолил жажду и ушел. А из надреза продолжает течь сок.
Конкретная фактура сюжета остро переживается А.К. Толстым. Он сострадает березе и расценивает ее историю как нарушение законов бытия, как попирание красоты, как некую мировую драму.
Поэтому художник прибегает к словесно-лексическим заменам. Поэт называет надрез (или зарубку) на коре «раной». А березовый сок - «слезами» (их у березы, конечно, быть не может). Тропы помогают автору идентифицировать березу и человека; выразить в стихотворении идею милосердия, сострадания всему живому.
В поэтике художественные тропы сохраняют то значение, которое они имеют в стилистике и риторике. Тропами именуются поэтические обороты языка, подразумевающие перенос значений.