Чехов любил и ценил Тургенева, не раз перечитывал его книги, особенно восхищался романом «Отцы и дети». Однако в одном из писем он критически отозвался о героинях Тургенева: «Лиза, Елена—это не русские девицы, а какие-то пифии вещающие, изобилующие претензиями не по чину». Это, конечно, не значит, что в своей повести Чехов порицает Зинаиду Федоровну и оправдывает Орлова: осуждение Орлова и симпатии к Зинаиде Федоровне выражены в повести достаточно ясно. Суть здесь в том, что в 80—90-е гг. многое изменилось в русской действительности, идеалы 60—70-х годов уже не накладывались на новые явления. Полинял, превратился в ноющего неудачника и фразера герой тургеневского склада, в прошлое ушли поэтические дворянские гнезда и тургеневские девушки.
Чехов часто обращался к образу «лишнего человека», но это не было повторением, вариацией тургеневских героев. Говоря о рассказе «На пути», В. Г. Короленко справедливо заметил, что это уже Рудин «в новой шкуре, в новой внешности», т. е. в новых жизненных обстоятельствах.
Не находил Чехов в действительности той поры и своего Инсарова. В новых исторических условиях изменился и облик героини — в Зинаиде Федоровне нет высоты духа, цельности героинь Тургенева. Чехов наделяет ее иными чертами — мягкостью, женственностью, незащищенностью. Советские исследователи (М. Семенова, А. Турков) отмечали близость с финалом повести Чехова и «Накануне» Тургенева: в том и другом произведении герои оказываются в Италии, причем герой болен чахоткой и обречен, рядом с ним находится любимая женщина... Но это сходство еще более подчеркивает различие позиций Тургенева и Чехова: у тургеневского Инсарова есть настоящее дело, которое после его смерти будет продолжать Елена. Чеховский герой растерял свою веру и видит смысл своей жизни лишь в любви к Зинаиде Федоровне. Как справедливо отметил А. Турков, Зинаиде Федоровне «нечего наследовать».
Предшественником Чехова в его рассказах и повестях, затрагивающих тему любви, можно считать и Н. Г. Помяловского, на близость с которым первым указал М. Горький, заметивший, что автор «Мещанского счастья» и «Молотова» «дал чеховских героев до Чехова. В отличие от Тургенева, подлинными героями которого являются люди яркие, волевые, идейные, в известкой мере личности исключительные, Помяловский сосредоточил свое внимание на судьбе рядового разночинца, честного, порядочного, но далекого от мира высоких идеалов и стремящегося лишь к личному благополучию, тихому семейному счастью. Но когда герой Помяловского Молотов добивается желаемого, ему становится скучно, холодно и грустно в уютной квартире, с раздражением глядит он на вазы и цветы и приходит, наконец, к горькому сознанию: «Противно думать, что из-за них-то я бился всю жизнь». Но если герой Помяловского смиряется перед обстоятельствами, считает их нормой, то такой же рядовой интеллигент-разночинец у Чехова приходит к мысли о необходимости перевернуть жизнь. Прозрением героя кончается рассказ Чехова «Учитель словесности», в финале которого Никитин в отчаянии записывает в своем дневнике: «Где я, боже мой?! … Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду - с ума!»
4. «Темы о любви» и призыв к перемене мировоззрения
И сколько раз и скольких чеховских героев охватит это стремление избавиться от пошлости, тупости, от мещанского окружения— начиная от бедной Маруси Приклонской, тоже ведь мечтавшей уйти туда, где «живут люди, которые не дрожат перед бедностью, не развратничают, работают, не беседуют по целым дням с глупыми старухами и пьяными дураками...».
В конце 80-х годов Чехов сообщал об одном из своих неосуществленных замыслов: «Рассказ мой начинается прямо с VII главы и кончается тем, что давно уже известно, а именно, что осмысленная жизнь без определенного мировоззрения — не жизнь, а тягота, ужас. Беру я человека здорового, молодого, влюбчивого, умеющего и выпить, и природой насладиться, и философствовать, не книжного и не разочарованного, а очень обыкновенного малого». (А. С. Суворину 28 ноября 1888 г.).
Вероятно, в этом, так и ненаписанном рассказе герой, человек молодой и влюбчивый, тоже должен был прийти к сознанию неблагополучия жизни и вытекающей отсюда необходимости выработать для себя определенное мировоззрение и определенную жизненную позицию. Это мировоззрение, по мысли Чехова, не дается готовым (не случайно писатель подчеркивает, что его герой—человек «не книжный»). Каждый должен идти своим трудным путем исканий, отсекая при этом все то, что является «уклонением от нормы».
В 1887—1888 гг. Чехов качал работу над «Рассказом неизвестного человека». Осенью 1888 г. он писал Суворину, что у него «в голове томятся сюжеты для пяти повестей и двух романов». Сообщая тому же адресату о работе над рассказом, начинающимся прямо с VII главы и отдельными деталями напоминающим написанную позже «Дуэль» (1891), Чехов заметил: «Пишу на тему о любви. Форму избрал фельетонно-беллетристическую. Порядочный человек увез от порядочного человека жену и пишет об этом Спое мнение; живет с ней — мнение; расходится—опять мнение. Мельком говорю о театре, о предрассудочности «несходства убеждений», о Военно-Грузинской дороге, о семейной жизни, о Печорине, об Онегине, о Казбеке...» (24 или 25 ноября 1888 г.). ;Из этого письма видно, какой широкий круг проблем включал писатель в свое понимание «темы о любви». Было бы неверным думать, что Чехов полагал конечным результатом исканий своих героев мысль о необходимости перевернуть жизнь. Прежде всего у Чехова есть произведения, в которых читатель уже на первых страницах встречается с героями, совершившими этот шаг. К ним относятся герои повестей «Рассказ неизвестного человека» и «Моя жизнь», В первом случае Владимир Иванович, дворянин, офицер флота, решительно порывает со своим прошлым, становясь революционером террористского толка. Однако смысл произведения в том, что именно после этого он приходит к идейному краху, к признанию своей идейной несостоятельности.
Герой «Моей жизни» Мисаил Полознев, сын архитектора, тоже порвал со своей средой, но выбрал иной путь — опростился, стал жить жизнью простого рабочего. Читатель сочувствует Ми-саилу, верит чистоте его помыслов, видит, как нелегка его жизнь среди простого народа, но в словах жены Мисаила Маши есть и большая доля правды. «Мы много работали,— говорит она, подводя итог их жизни в Дубечне,— много думали, мы стали лучше от этого,— честь нам и слава,— мы преуспели в личном совершенстве; но эти наши успехи имели ли заметное влияние на окружающую жизнь, принесли ли пользу хотя кому-нибудь? Нет. Невежество, физическая грязь, пьянство, поразительно высокая детская смертность—все осталось, как и было, и оттого, что ты пахал и сеял, а я тратила деньги и читала книжки, никому не стало лучше». Убеждения, ради которых изменили свою жизнь «неизвестный человек» и Мисаил Полознев, не выдержали испытаний реальной действительности. Не смогли эти чеховские герои удержать около себя и тех женщин, которые были им дороги.
«Я верю, следующим поколениям будет легче и видней; к их услугам будет наш опыт»,— говорит Владимир Иванович в конце повести «Рассказ неизвестного человека». И добавляет: «Но ведь хочется жить независимо от будущих поколений и не только для них. Жизнь дается один раз, и хочется прожить ее бодро, осмысленно, красиво». Такой жизни лишены и сам Владимир Иванович, и Зинаида Федоровна, и Мисаил Полознев, и его кроткая сестра, и Анюта Благово, тайно любящая Мисаила,— все они любят, но каждый несчастлив в своей любви по-своему. И в то же время эти обе повести не оставляют у читателя чувства безнадежности, тупика. Чехов находит в их финале такое разрешение сюжетного конфликта, которое рождает веру в то, что страдания и ошибки этих героев не пройдут бесследно: как знак этой надежды на последних страницах повестей рядом с «неизвестным» и Мисаилом Полозневым оказывается ребенок, судьба которого близка этим чеховским героям, не утратившим живую душу, думающим о тех, кто пойдет вслед за ними.
«Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть»,— эти слова из записной книжки Чехова вспоминаются при чтении первой части «Учителя словесности», где Чехов передал состояние влюбленного человека, охваченного светлым чувством, умилением, восторгом. С состоянием героя гармонирует и пейзаж, одухотворенный, поэтичный. Никитин и Манюся Шелестова после объяснения в любви бегут в сад, где их окружает атмосфера счастья: «Над садом светил полумесяц, и на земле из темной травы, слабо освещенной этим полумесяцем, тянулись сонные тюльпаны и ирисы, точно прося, чтобы и с ними объяснились в любви».