Читатели и критики атаковали автора вопросами, просили подтвердить верность своего, чаще всего крайне узкого, ограниченного понимания романа.
Читатели романа сразу разделились на две “партии” – “защитников” и “судей” Анны. Сторонники женской эмансипации ни минуты не сомневались в правоте Анны и были не довольны трагическим концом романа. “Толстой очень жестоко поступил с Анной, заставив ее умереть под вагоном, не могла же она всю жизнь сидеть с этой кислятиной Алексеем Александровичем”, - говорили некоторые девушки-курсистки.
Ретивые поборники “свободы чувства” считали уход Анны от мужа и сына делом столь простым и легким, что прямо-таки недоумевали: почему мучается Анна, что ее гнетет? Читатели близки к лагерю революционеров-народников. Упрекали Анна не за то, что она ушла от ненавистного мужа, разрушив “паутину лжи и обмана” (в этом она безусловно права), а за то, что она целиком поглощена борьбой за личное счастье в то время как лучшие русские женщины (Вера Фигнер, Софья Перовская, Анна Корвин-Круковская и сотни других) полностью отреклись от личного во имя борьбы за счастья народа!
Один из теоретиков народничества П. Н. Ткачев, выступивший на страницах «Дела» против «благоглупостей» Скабичевского, в свою очередь увидел в «Анне Карениной» образец «салонного художества», «новейшую эпопею барских амуров». По его мнению, роман отличался «скандальной пустотой содержания».
Этих и им подобных критиков имел в виду Толстой, когда в одном из писем не без иронии писал: «Если близорукие критики думают, что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Обл[онский] и какие плечи у Карениной], то они ошибаются»[7,106].
М. Антонович расценил «Анну Каренину» как образец «бестенденциозности и квиетизма»[8,251]. Н. А. Некрасов, не восприняв обличительного пафоса романа, направленного против высшего света, высмеял «Анну Каренину» в эпиграмме:
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом, Что женщине не следует «гулять» Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом, Когда она жена и мать.[6,82]
Причину такого холодного приема романа демократами раскрыл М. Е. Салтыков-Щедрин, который в письме к Анненкову указал на то, что «консервативная партия торжествует» и делает из романа Толстого «политическое знамя»[9,63]. Опасения Щедрина подтвердились полностью. Реакция действительно пыталась использовать роман Толстого как свое «политическое знамя».
Примером реакционно-националистического истолкования «Анны Карениной» явились статьи Ф. Достоевского в «Дневнике писателя» за 1877 год. Достоевский рассматривал роман Толстого в духе реакционной «почвеннической» идеологии. Он вытаскивал на свет свои изуверские «теорийки» о вечной прирожденности греха, о «таинственной и роковой неизбежности зла», от которых якобы невозможно избавить человека. Ни при каком устройстве общества нельзя избежать зла, ненормальность и грех якобы присуши самой природе человека, которую неспособны переделать никакие «лекаря-социалисты». Совершенно ясно, что Толстому чужды были эти, навязываемые ему Достоевским, реакционные идеи. Талант Толстого был светлым и жизнеутверждающим, все его произведения, в частности и этот роман, проникнуты любовью к человеку. Этим Толстой и противостоял Достоевскому, постоянно клеветавшему на него. Вот почему статьи Достоевского об «Анне Карениной» представляют собой грубое извращение идейной сущности великого произведения.
В этом же направлении шел и М. Громека, в этюде которого об «Анне Карениной» совершенно отсутствуют указания на социальную и историческую обусловленность идейной проблематики романа. Громека — махровый идеалист. Он в сущности повторял злобные выпады Достоевского против человека, писал о «глубине зла в человеческой природе», о том, что «тысячелетия» не искоренили в человеке «зверя». Критик не раскрывал социальных причин трагедии Анны, а говорил лишь о ее биологических стимулах. Он полагал, что все трое — Анна, Каренин и Вронский — поставили себя «в жизненно ложное положение», поэтому проклятие преследовало их везде. Значит, участники этого рокового «треугольника» сами виноваты в своих несчастьях, а условия жизни были ни при чем. Критик не верил в силу человеческого разума, утверждая, что «тайны жизни» никогда не будут познаны и разъяснены. Он ратовал за непосредственное чувство, ведущее прямым путем к религиозному мировоззрению и христианству. Громека рассматривал «Анну Каренину» и важнейшие вопросы мировоззрения Толстого в религиозно-мистическом плане.
«Анна Каренина» не получила достойной оценки в критике 70-х годов; идейно-образная система романа осталась не раскрытой, так же как и его удивительная художественная сила.
«Анна Каренина» не только изумительный по своему художественному величию памятник русской литературы и культуры, но и живое явление современности. Роман Толстого до сих пор воспринимается как острое, злободневное произведение.
Толстой выступает в роли сурового обличителя всех гнусностей буржуазного общества, всей аморальности и растленности его идеологии и «культуры», ибо то, что он заклеймил в своем романе, было свойственно не только старой России, но и любому частнособственническому обществу вообще, а современной Америке в особенности.
Не случайно американская реакция кощунственно глумится над величайшим созданием Толстого и печатает «Анну Каренину» в грубо сокращенном виде, как обычный адюльтерный роман (изд. Герберта М. Александер, 1948). Угождая вкусам бизнесменов, американские издатели лишили роман Толстого его «души», изъяли из него целые главы, посвященные социальным проблемам, и из «Анны Карениной» состряпали некое произведеньице с типично мещанской темой «любви втроем», чудовищно исказив весь идейный смысл романа. Это характеризует и состояние культуры современной Америки и в то же время свидетельствует о боязни обличительного пафоса Толстого.
Роман Толстого заставил многих женщин задуматься над собственной судьбой. В начале 80-х годов “Анна Каренина” пересекла границы России. Раньше всего, в 1881 году роман был переведен на чешский язык в 1885 году, он вышел в переводе на немецкий и французский. В 1886-1887 годах - на английский, итальянский, испанский, датский и голландский языки.
В эти годы в европейских страна резко возрос интерес к России – стране быстро развивающейся, с бурно растущим революционным движением, большой до сих пор мало известный литературой. Стремясь удовлетворить этот интерес, издательство разных стран со стремительно быстротой, как бы соревнуясь друг с другом, стали издавать произведения крупнейших русских писателей: Тургенева, Толстого, Достоевского, Гоголя, Гончарова и других.
“Анна Каренина” была одной из главных книг, покоривших Европу. Переведенный на европейские языки в середине 80-х годов, роман издается вновь и вновь, выходит как в прежних, так и в новых переводах. Только один первый перевод романа на французский с 1885 года по 1911 год был переиздан 12 раз. Одновременно в эти же годы появились еще 5 новых переводов “Анны Каренины”.
Выводы по главе
Уже в годы печатанья “Анны Каренины” на страницах журнала русские ученые разных специальностей отметили научную ценность многих наблюдений писателя.
Успех “Анны Карениной” в широких кругах читателей был огромным. Но в тоже время многие прогрессивные писатели, критики и читатели были разочарованны первыми частями романа.
Роман Толстого не встретил, однако, понимания и в демократических кругах.
Глава 2. Художественное своеобразие романа «Анна Каренина»
2.1. Сюжет и композиция романа
Толстой назвал «Анну Каренину» «романом широким и свободным» [4, 235], воспользовавшись термином Пушкина «свободный роман». Это ясное указание на жанровые истоки произведения.
«Широкий и свободный роман» Толстого отличен от «свободного романа» Пушкина. В «Анне Карениной» нет, например, лирических, философских или публицистических авторских отступлений. Но между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная преемственная связь, которая проявляется и в жанре, и в сюжете, и в композиции.
В романе Толстого, так же как в романе Пушкина, первостепенное значение принадлежит не фабульной завершенности положений, а «творческой концепции», которая определяет отбор материала и в просторной раме современного романа представляет cвободу для развития сюжетных линий. «Я никак не могу и не умею положить вымышленным мною лицам известные границы — как то женитьба или смерть, после которых интерес повествования бы уничтожился. Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам, и брак представлялся большею частью завязкой, а не развязкой интереса»,— писал Толстой [13, 5].
«Широкий и свободный роман» подчиняется логике жизни; одной из его внутренних художественных целей является преодоление литературных условностей. В 1877 г. в статье «О значении современного романа» Ф. Буслаев писал о том, что современность не может удовлетвориться «несбыточными сказками, какие еще недавно выдавались за романы с загадочными завязками и похождениями невероятных героев в фантастической, небывалой обстановке»[5,81]. Толстой сочувственно отметил эту статью как интересный опыт осмысления путей развития реалистической литературы XIX в. [6, 351].
«Теперь интересует в романе окружающая нас действительность, текущая жизнь в семье и обществе, как она есть, в ее деятельном брожении неустановившихся элементов старого и нового, отмирающего и нарождающегося, элементов, взбудораженных великими переворотами и реформами нашего века»,— писал Ф. Буслаев[6,263].