Ярославна изображается здесь в образе зегзицы или кукушки, как и в народном песнетворчестве изображается всякая горюющая женщина.
а) Моление к Ветру.
Ярославна рано плачетъ в Путивле,
На городской стене приговаривая.
Это поправка, которую автор повторяет пред каждым молением.
Ветры называются внуками Стрибога‑и потому не удивительно, если здесь Ярославна, обращаясь к Ветру, называет его Господином.
Моление это имеет характер жалобного к нему воззвания, за что он так к ней не милосерд и за что он так жестоко ее наказывает, подвергал таким опасностям её милого друга, и тем самым он лишал её радости.
О, Ветеръ, Ветрило!
Почто, господине, так упорно воешь
Зачем несешь ты
На своихъ легкихъ крыльяхъ.
Хиновскихъ стрелковъ
На воиновъ лады моей
Или тебе мало веять вверху под облаками, Лелея корабли на синем море
Почто, Господине, развеялъ ты
Мое радование по ковыль травъ?
б) Моление к Днепру.
Ярославна плачетъ в Путивле граде,
На городской стене приговаривая:
О, Днепръ Словутичъ!
Она величает его сыном некоего Словуты, быть может, Великана, от которого народная вера производила рождение Днепра, как объясняет она появление и других рек.
В своем молитвенном к нему обращении Ярославна указывает на его могущество:
Ты пробилъ, говоритъ, каменные горы
Сквозь землю Половецкую.
Нужно видеть каменные утесы, которые торчат в порогах из-под воды, чтобы чувствовать величие силы, разрушившей встретившейся ей на пути каменные горы, остатками которых служат эти утесы. Эти утесы дают понимать, какую страшную борьбу вела некогда река с каменными горами.
Далее, она указывает на его благость:
Ты, говоритъ, лелеял на себя Святослава насады
До полку Кобякова.
Она вспоминает одержанную незадолго перед тем победу над половцами великим князем Святославом Киевским вместе с другими князьями, когда Днепр благоприятствовал своими волнами плаванию их насадов и когда они пять дней, по сказанию летописи, искали варваров за Днепром.
Прилелей же, о Господинъ, мою ладу ко мне,
Чтобы не слала я рано к нему слез на море.
в) Моление к Солнцу.
Ярославна рано плачетъ в Путивле, На стене городской приговаривая:
О, светлое и пресветлое Солнце!
Она называет его, также как и Ветер, Господином и выражает пред ним жалобное воззвание, зачем оно так немилосердно к воинам её, обезоруживая их зноем и безводьем на поле брани.
Ты для всех тепло,
И для всех красно;
Почто же, Господине.
Простерло ты свой знойный лучъ
На воинов лады моей
В безводной степи
От насилья не могут стрелять, отъ натуги и стрелы вынимать,
Нуждою их луки свело,
Истомой их тулы заткнуло!
Р.О. Якобсон признавал единение языческих и христианских элементов в «Слове». Он считал, что «плач Ярославны – иносказательное обращение к христианскому Богу, к Святой Троице; мифологическая триада «небо – воздух – земля» могла получить в «песни» об Игоревом походе христианское осмысление»[10]
В.В. Кусков, признавая, что «плач Ярославны – это прежде всего мольба, заклинание, обращенные к силам природы: ветру, Днепру, тресветлому солнцу», настаивал на библейской основе этого «заклинания»: «При этом в обращениях Ярославны не трудно обнаружить, правда, в преображенном уже виде, ряд поэтических образов, восходящих не к славянскому язычеству, а к Псалтири и учительной литературе. В «Слове» – «мало ли ти бяшеть горе под облакы веяти <…>», «чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крильцю <…>». В псалме 103: «Полагая облакы в нисхождение свое, ходяи на еотлу ветръную…», <…>, «И възыде на херовим и лете на крилу ветьнюю». В «Слове о полку Игореве»: «Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси! Чему, господине, простре горячую свою лучю на лады вои в поле безводне жаждею им лучи съпряже, тугою им тули затче»[11].
К началу XII века на Руси окончательно сложилось двоеверие, дожившее и до наших дней, ибо в сознании народа остатки древнейших языческих верований мирно уживаются с глубокой преданностью православной религии. В нынешнем веке славяноведы узнали о «Велесовой книге», представляющей собой перевод священных текстов новгородских волхвов IX века. В ней рассказана древнейшая история славян и других народов. До нас она дошла в виде деревянных дощечек с непонятными знаками, трудно поддающимися расшифровке. К сожалению, от единственного в мире священного текста славянской религии мало что сохранилось, но ценность «Велесовой книги» несоизмерима. Она разрешает давний спор о происхождении славян, восстанавливает целый ряд прежде неведомых языческих богов, которым поклонялись наши предки. Что такое двоеверие? Простое соединение двух вер вряд ли возможно, к тому же христианство в ХII веке, как и в последующее время активно боролось с язычеством с её проявлениями в народе. Язычество, как система верований существовало наряду с христианством. Обсуждая церковные обличения с ХII по ХVII век мы замечаем, что в них осуждается не вера в языческих богов, а исполнение языческих обрядов. А это далеко не одно и тоже. Языческий обряд не далеко в ХII веке, но и гораздо позже продолжает жить в народе независимо от самого язычества: он приобретает игровую, развлекательную и эстетическую функцию; обрядовая песнь становится фактом эстетического сознания в большей степени, чем религиозного. Именно этим приключениям языческого обряда в сферу народной эстетики и малоосознанного суеверия и объясняется, с одной стороны, его живучесть (в отдельных случаях вплоть до ХХ века), а с другой – легкость, с которой он вступает в связь с обрядовой стороной христианской религии. Такое переключение языческой обрядности не могла совершаться в конце Х – начале ХI века, когда связь между языческим обрядом и языческой религией как религией, противостоящей христианстве, ощущалась слишком сильно. Оно стало реальным фактом начиная с периода феодальной раздробленности, когда христианизация населения сделала большие успехи. На наш взгляд, в таких подходах существует одно бесспорное суждение об авторе «Слова». Он – «отнюдь не язычник» (Д.С. Лихачев). Причем автор, по Е.В. Барсову, был христианин и «упоминает о звоне церковном, о заутрене и храме святой Богородицы Пирогощей в Киеве». Но этот исследователь обоснованно возражал против безоговорочного заявления Всеволода Миллера: «создатель «Слова» христианин, не признающий языческих богов и упоминающий их имена с таким же намерением, как поэты XVII в. говорили об Аполлоне, Диане, Парнасе и т.п.»[12]. Е.В. Барсов подчеркивал, что для автора «поэзия вымысла не совсем потеряла свое значение». На лицо близость его к языческим верованиям, сочувствие к преданиям эпической старины.
Существует предположение, высказанное К.С. Аксаковым, что создатель «Слова» был выходцем из греков, от которых мы приняли христианскую веру. Исключить такую возможность нельзя. И не следует забывать также о том, что ко времени создания поэмы христианство уже существовало на Руси в течение двух веков. Сопоставив различные точки зрения, мы убеждаемся в том, что автор оставался христианином, и всем существом принадлежал язычеству, хотя и не верил в славянских языческих божеств.
Совет Ф.И. Буслаева осмысленно изучать древнюю поэму в контексте исторической эпохи двуеверия помог нам прийти к выводу о первозначности языческих корней в нем, а также о тесной взаимосвязанности их с христианскими мотивами.
Общепризнанным является тот факт, что автор «Слова» настойчиво подчеркивает свое отрицательное отношение к половцам, постоянно прибегая к эпитету «погани». Следует отметить, что первоначальное значение слова было «сквернить, делать нечистым», в то же время в Киевской Руси словом «поганый» обозначали и «иноверного, неправославного, язычника, нехристианина».
Все рассмотренные нами примеры употребления постоянного этикета «поганый» в тексте «Слова» (первая публикация): поганыя плък Половецкыя; поганыи Половчине, поганыя головы Половецкыя; на поганыя погыбе; а погании съ всъхъ странъ прихождаху; а князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами; поганаго Кобяка; поганыхъ тльковинъ; поганыхъ саблями; кровь поганую; поганого кощея; подъ кликомъ поганыхъ; наводити поганыя на землю Рускую, убеждает в том, что в абсолютном большинстве случаев слово «поганый» имеет значение: «нехристианин».
Слово о полку Игореве содержит в себе мифологические образы. Наряду с художественными образами, созданными на языческой основе, в «Слове» широко представлены народнопоэтические. Думается, что опоэтизированные образы птиц (сокол, лебедь, ворон, галка, кукушка,…), животных (волк, лисица, тур,…) связанны с языческими верованиями. Сравнение героев с соколами – излюбленный приём автора, В народном творчестве сокол пользуется большим почетом. Часто герои превращаются в соколов, чтобы мгновенно преодолеть не мысленные расстояния, внезапно ударить врага, незаметно появиться перед красной девицей. Так и в «Слове», например, в сцене «бегство из плена» Игорь уподобляется соколу. Примечательно, что во время побега молчат «враждебные» Игорю пернатые – вороны, сороки, галки, зато стучат дятлы, распевают весёлые песни соловьи. Большое внимание уделено в «Слове» лебедям. Стадо лебедей – это вещие персты Бояна опускаемые на живые струны. После несчастного сражения Игоря мы видим Деву Обиду, символизирующую горе, пришедшее на русскую землю.