Однако, с одной стороны, активизировалось развитие нероманных эпических жанров, с другой (поскольку начинали складываться новые эстетические отношения искусства с действительностью) – литература нуждалась в создании новой эстетической концепции человека и мира, которая объемно реализуется только в романном повествовании. Д.С. Лихачев писал: "Всякие поиски правды жизни, пли правды-истины, или правды нравственной рано или поздно приводят к борьбе с формой, с канонами выражения".29
к /Ъ/лгчас %? пт1 |
Поиск новой романной формы, иного качества романного мышления велся в реалистической прозе однонаправленно: в смысле формы преимущественно через повесть и рассказ, в области структуры – посредством переосмысления устоявшейся романной формулы "человек- среда-действительность", в сфере содержания - через открытие героя времени в новом отношении к истории и эпическому миру.
Но при общности тенденций на пути к новому роману просматривается неоднозначность, множественность решений, так или иначе суммирующуюся в творчестве отдельных крупных писателей.
Бунин с его удивительной острой реакцией на эстетически запросы времени, с реалистической направленностью таланта не мог обойти потребности литературы 90-х – 900-х гг., выработать целостную концепцию человека и мира. Начинающему прозаику эта задача облегчалась тем, что он начинал как поэт, а в лирике имеют место не только категории общечеловеческого порядка. но и целостность монологического слова, лирического мировосприятия.
Сказались творческие и личные контакты с Л Толстым, М.Горьким, писателями романно-эпопейного типа мышления. Повлияла и переводческая деятельность Бунина (переводил преимущественно поэмы), где отчетливо проявились ранние интересы к общечеловеческой культуре, духовно-историческому прошлому человека, родовым свойствам человеческой натуры.
Примыкая к реалистическому направлению, бунинская проза уже с первых произведений идет в общем русле внимания к эпическому мышлению и одновременно к концентрированию личностного самосознания. При этом Бунин обращается к самому ходовому жанру эпохи - рассказу, но с постепенным возрастающим интересом к повести. Уже в рассказе заметны собственно бунинские принципы построения целостной картины мира, которая держится на своеобразном, поддерживаемом лирическим обощением, вбирающим все: и характер, и событие, выводя их на уровень общечеловеческого.
Принцип сопряжения в прозе И. Бунина выдает присутствие эпического начала, к которому развернуто личностное сознание повествователя или героя. Однако сосредоточенность бунинского героя на себе несколько иная, скажем, более интенсивная. Для Толстого, например, индивидуально-неповторимой в личности все-таки была прежде всего ее духовность. Для Бунина чрезвычайно важна эмоционально-чувственная основа личности. Внутренний человек в его героях лишь тогда "прозревает", когда в глубинах своего "я" почувствует присутствие вековечной связи не просто с природой, но и с другими людьми, отдельным человеком.
Бунинские герои - это герои как бы без исторического будущего. И для самого Бунина будущее имеет своим истоком не переменчивое настоящее, но выверенное веками прошлое. Личность ищет опору вне себя, но не в будущем, а в прошлой жизни, которая уже устоялась и состоялась. Поэтому обостренное чувство жизни как самого общего, надличностного понятия неотделимо у Бунина от столь же обостренного чувства смерти, показательного именно для индивидуального сознания. Жизнь и смерть предстают увиденными одновременно синхронно, с двух точек зрения сразу; надличностной (эпической) и сугубо личной (лирической). В прозе Бунина чаще всего сочетаются поэтому и любование жизнью, ее всеобщностью и неизбывностью, и трагический ужас смерти (перед такой же неизбывностью и всеобщностью), вызов смерти и покорность ей.
В нарастающем темпе исторического движений действительности Бунин искал устойчивости для отдельного человека и народа в целом. Ему казалось, что наиболее сложная форма устойчивости недвижность, постоянство, противостоящие вечному врагу человека времени. Отсюда поиск эпических опор для всезначащего "нечто, что не подлежит даже и видоизменению, не подвергается ему не только в течение моей жизни, но и в течение тысячелетий" (5, 304). С этим "нечто" связывалась природа, национальный характер, родовая основа личностного, то есть все то. что не поддавалось единовременному воздействию среды. Поэтому в своем подходе к человеку, миру Бунин стремился сохранить в том и в другом всю полноту материального и духовного – извне, со стороны вечной природы, и изнутри, со стороны кратковременно живущего человеческого сознания. Временная граница между ними мешала целостно-гармоническому их единству, и писатель пробивал одну брешь за другой в этой границе, открывая беспредельную объемность человеческого сознания и содержательную духовность конкретно-материального, соприкасающегося с человеком.
Таким образом, бунинская концепция действительности тяготела к "надсредовой" универсальности. Критика среды разрасталась в "тоску всех стран и всех времен", "творческую тоску о счастье, которое движет мир…"30
А.А. Нинов пишет: "…Бунин вслед за Толстым продолжал придерживаться точки зрения "вечных" начал… Эта привязанность Бунина к неподвижным, неизменным категориям объясняется не только духовным влиянием толстовской идеологии. Взгляды Бунина в основе своей сами восходили к тому же реальному источнику, из которого возникали понятия толстовской философии, - "переворотившемуся" и в то же время бессильному перед будущим патриархальному строю".31
Конечно, типового единообразия между концепциями Л. Толстого и И. Бунина не возникало при этом: у каждого из писателей свой социально-исторический и эстетический опыт. Человек у Бунина пробивается к целостности мира, драматически ощущая разность объемов личностного ивсеобщего, логическую несводимость человека и мира, мгновенного усилия и длительного результата, всеисторического прошлого и конкретно-исторического настоящего.
Концепция Бунина "человек-мир" расходилась с действительностью по направленности временного движения. Россия рвалась в будущее, а бунинские герои смотрели в него через плотную завесу прошлого. В гаком виде концепция не могла быть использована реалистическим художественным сознанием эпохи полностью, а,-значит и стала основой нового романного мышления.
С. Залыгин, рассуждая, почему И.В. Гоголь так и не написал настоящий роман, в числе одной из причин назвал и такую: "…его герои… миновали стадию обыкновенной, как у всех жизни".32
В отношении бунинских героев можно сказать, что они "миновали стадию" той общественной жизни которая непосредственно открывала выход в будущее и была для эпохи рубежа уже "обыкновенной" в определенном смысле жизнью - стадию классовой борьбы. Это лишало буниского героя возможности вырасти до романного, который всегда от современности во всех ее стадиях, а романную концепцию Бунина воплотиться в романном повествовании. Нужен был иной герой, иная концепция.
г%,. |
Бунин был современником крупных исторических событий, породивших волну романов. Но в творчестве самого Бунина эти событияникак не отразились. В крупных эпических произведениях Бунину свойственен скорее "новеллистический" склад дарования. По бунинскому признанию краткости его научили стихи.
Бунинская проза конца 90-х – начала 900-х гг. все более превращалась в единый лирический монолог с устойчивой символикой образов (леса - снега - пустыня туман), на фоне которых раскрывается настроение лирического героя в прозе.
Поэзия и проза все более сближаются, обнаруживая тяготение к некоему "синтетическому" жанру. Многие произведения рубежа веков пронизаны пессимизмом, усиливающимся с ощущением обреченности дворянского класса.
Эгоцентризм эстетического мышления Бунина с его поэтизацией, отъединенной от мира личности, как раз и сближал его лирическую прозу с символистской литературой второй половины 90-х годов.
Эта сторона эстетической программы Бунина с ее утверждением самоценности "души" художника несомненно и очевидно связана со взглядами на искусство молодого Брюсова, стихи которого Бунин печатал в "Южном обозрении". В предисловии к сборнику своих стихов в 1895 г Брюсов писал: "Наслаждение произведением искусства состоит в общении с душой художника…" В 1899 г.в брошюре " О искусстве" Брюсов развивал эти взгляды, обосновывая теорию символизма: "Все свои произведения художник находит в самом себе. Век дает только образы, только прикрасы;художественная школа учит внешним приемам, а содержание надо черпать из души своей". И далее здесь же: "Сущность в художественном произведении - душа творца, и не все ли равно, какими путями мы подойдем к ней... Искусство запечатлевает для земли душу художника".33