Смекни!
smekni.com

Психологизм романа Достоевского "Преступление и наказание" (стр. 5 из 9)

В «Пре­ступлении и наказании» нет ни одной целой семьи, почти все люди, там - осиротевшие обломки уже распавшихся семейств. Совершенно понятно, что герои, лишенные семьи, лишены и домашнего очага, своего крова. С помощью изображения «семьи» в романе, Достоевский раскрывает психологический облик внутреннего мира героев романа.

Преступление и наказание роман «мести» и «печали»

По своей общей «душевной структуре» большинство главных героев «Преступления и наказания» настолько выпадают из пра­вил, что даже друг для друга каждый из них как бы чуть сдви­нут с нормальной позиции. Не раз на протяжении романа они принимают друг друга за безумцев. На грани настоящего душев­ного расстройства все время шатко колеблется Катерина Ива­новна; для Сони она «как ребенок», но для многих просто «сума­сшедшая». Вместе со «смыслом и умом» в глазах Мармеладова мелькает «как будто и безумие». Вот Соня глазами Рас­кольникова: «Но кто же сказал, что она не сошла уже с ума? Разве она в здравом рассудке? Разве так можно говорить, как она? Разве так можно сидеть над погибелью, прямо над смрад­ною ямой, в которую уже ее втягивает, и махать руками, и уши затыкать, когда ей говорят об опасности? Что она, уж не чуда ли ждет? И наверно так. Разве все это не признаки помешатель­ства?». «Как полоумный!» - подумала в свою очередь Соня. < ... > Он вышел. Соня смотрела на него как на помешан­ного; но она и сама была как безумная и чувствовала это». «Безумие», «сумасшествие», помрачение разума Раскольникова всерьез обсуждают Зосимов и Разумихин. Однако и со строгой трезвостью оценивающий его Порфирий скажет в итоге, что его преступление «по совести, оно помрачение и есть». «Это помешанный»,- думает и говорит Раскольников о Свидригайлове. Но и Свидригайлов в свою очередь убежден, что Петербург вообще «город полусумасшедших».

Существование «на грани», на краю психической нормы, под угрозой постоянного срыва - психологический тонус большинст­ва героев романа. Душевная прочность, устойчивость здесь удел немногих. Но и в этом случае как-то не возникает ощущение психологического благополучия. Достоевский удаляет от всех своих героев спокойствие. Пафос душевной жизни, эмоциональный настрой большинства их «отрицательный». «Преступление и наказание» поистине роман «мести и печали». Негативные реак­ции нагнетаются в нем на протяжении пяти частей, они явствен­но падают только в шестой (заметим это). Они обнаруживаются почти у всех героев (кроме Пульхерии Александровны, Лизаве­ты Мармеладова и Миколки) - до кроткой Сони включительно. Конечно, центром здесь опять-таки будет Раскольников - классический образец типа «озлобленных героев» Достоевского (об этом предстоит отдельный разговор). Но в романе «взрывоопа­сен» почти любой человек.

По простейшим бытовым поводам добродушная Haстасья «кричит» «с негодованием», «с злостью», «с отвращением». «У меня характер язвительный, скверный», «ядовитый ха­рактер у меня»,- признается Порфирий. Даже осмотрительный Лужин тоже не всегда способен совладать с собой: «в раздражении», «скрежетал про себя», «заскрежетав еще раз», «он вернулся домой вдвое злее и раздражительнее, чем вышел» «Петр Петрович презирал и ненавидел его даже сверх меры». Дуня, психологически очень близкая к бра­ту говорит «резко и презрительно», «с досадою», «со взглядом, горевшим от негодования»; ее речь обозначается чаще всего не спокойным «сказала», но «вскрикнула», «отрезала». Квартирная хозяйка Мармеладовых «Амалия Ивановна, мета­лась по комнате, визжала, причитала, швыряла все, что ни попадалось ей, на пол и буянила». Процентщица «намед­ни Лизавете палец со зла укусила». Эмоциональная ме­лодия Катерины Ивановны - «исступление», «ярость», «парок­сизмы гордости и тщеславия». В этом отношении очень показательна глава II части пятой - «бестолковые поминки» по Мармеладову. Вся внутренняя линия Катерины Ивановны здесь - неуклонное постепенное закипание. С этим она и уми­рает: «Довольно!.. Пора!.. Прощай, горемыка! .. Уездили клячу! .. Надорвалась! - крикнула она отчаянно и ненавистно и грохнулась головой на подушку».

Даже случайные уличные прохожие полны «ненавистных» чувств: когда Раскольников на мосту подучил удар кнута, раз­дается жестокий «смех», мещанин бросает ему свое обвинение «с улыбкой какого-то ненавистного торжества». Это основной эмоциональный тон в романе, бесконечно варьируемых нарастающий крещендо вплоть до последней части! «Разъедине­ние и разобщение людей между собою и с миром» - исходный и момент действия.

«Преступление и наказание» - роман «шумный». Крикливые номера третьеразрядных гостиниц, набитые неблагополучными жильцами скандальные «углы», улицы и переулки, прилегающие к Сенной, переполнены захлебывающейся речью, резкими вскри­ками, исступленно-яростными голосами, и во сне Раскольникова преследует в мучительно-сгущенном виде то, что окружает на­яву. Спокойного тона нет у героев романа.

Странно тихи в нем лишь немногие строки и страницы, в ча­стности те, которые относятся к Лизавете и Соне. Эти островки тишины производят огромное впечатление, и они очень нужны Достоевскому. Но следует заметить, что Соня, чей голос входит тихой и чистой мелодией в напряженно громкое, раздраженное звучание других голосов, тоже способна не к одному кроткому безмолвию и тишине. Она может «дрожать от негодования и гнева», быть «упорной» и «суровой», защищать свои убеждения «строго и гневно», «горячась и волнуясь», «даже раздражиться», она дитя этого крикливого мира, и, рисуя ее чер­ты, Достоевский избегает иконописных приемов.

Достоевский все время ставит своих героев в положение «от противного»: мы узнаем, чего у них нет, и этого отсутствующего оказывается слишком много. Они избавлены почти от всего, что связывает человека опасением потери и может ограничить сво­боду его действий, его волеизъявления. Большинству героев Достоевского терять нечего. Их поведение полно особой свободы отчаяния.

Отсюда их нравственная активность, открытые возможности действия, несвязанность средним жизненным уровнем, обстоя­тельствами.

Такие люди, которых показал нам Достоевский, не могут встретиться на почве «нормальных» отношений: хозяйственных или служебно-деловых, семейных. Они требуют себе особой аре­ны и организации действия.

Совершенно другие люди Достоевского иначе строят и свои взаимоотношения. Интересно, что все реально-житейские, прак­тические связи, образующиеся у Раскольникова (с Зосимовым, который его лечит, с Настасьей, которая его подкармливает, с хозяйкой квартиры),- все неглавные, второстепенные. А цент­ральные, основные - все оказываются иными. Так, даже чисто служебная встреча следователя Порфирия с подозреваемым Рас­кольниковым - мы чувствуем это - быстро превращается в ка­кой-то совершенно иной контакт. По существу главным здесь становится идейное противостояние, поединок - не только пси­хологический, но и философский. Именно такие отношения стя­гивают вокруг Раскольникова и всех остальных значительных героев романа.

Случайные столкновения с людьми, вчера еще совершенно неизвестными герою: со всей семьей Мармеладовых и особенно с Соней, со Свидригайловым и Лужиным, становятся для него «предопределением». Они утверждают его в правоте своих наме­рений или, напротив, заставляют сомневаться в их истине и во­влекают его все дальше в лабиринт рассуждений и доказательств. Даже та человеческая связь, которая, казалось бы, ни в ка­кой «философии» не нуждается,- с матерью и сестрой - приобретает такой же характер.

Психологический облик Петербурга в романе

В петербургской топографии Достоевский, конечно, выби­рает не парадно-историческую, фешенебельную часть, а ту, где совершается процесс жизни города - «физиология» его. Дей­ствие почти целиком концентрируется в районе Сенной площа­ди - базарном, рыночном месте и прилегающих к нему улицах и переулках. Петербург «Преступления и наказания» антиэсте­тичен больше, чем в любом другом произведении Достоевского. Видимое в облике города здесь не самое существенное. Грубые голоса, некрасивые, резкие звуки, отвратительные запахи (многократно упоминаемая «грязь» и «вонь»)- главные на этот раз его опознавательные приметы для писателя. Упомя­нутая один-единственный раз прекрасная панорама набереж­ной «холодна», чужда душе героя.

Уличная жизнь играет большую роль в быту героев Досто­евского, неприкаянных существ, выброшенных из своего угла либо вовсе его не имеющих. По наблюдению М. М. Бахтина: «организации пространства у Достоевского особое значение принадлежит, кроме порога, пло­щади, «где происходит катастрофа и скандал» (или каким-либо ее пространственным заменителям)». Это вполне понятно. Изд­peвлe площадь - место, где совершается нечто экстраординар­ное, место «позора», казней, столкновений, бунтов и расправ. Для героев Достоевского, кроме того, это еще и место идеоло­гических заявлений, публичных деклараций - это их «кафедра» и трибуна. В «Преступлении и наказании», по социальному по­ложению героев, заменителем площади чаще всего служит не гостиная, не зал, а трактир. Там производит своим рассказом «публичную казнь» над собой Мармеладов. Там Раскольников фактически делает впервые - перед Заметовым - свое публич­ное признание; это как бы шумная, дерзкая репетиция его будущего серьезного и тихого поклона на площади. В трактире Свидригайлов исповедуется перед Раскольниковым и т. д. Но следует обратить внимание на то, что площадь в известном смысле пространство «итоговое», где разрешается то, что за­вязывалось, вызревало где-то в другом месте. Площадь - Вместилище внешне несколько статических, «финальных» сцен, где обыкновенно завершается определенный «акт» романного дей­ствия.

Динамикой текущих, сиюминутных сюжетных событий на­сыщена в «Преступлении и наказании» улица. На улице происходит многое, что дает импульс мыслям и действиям Рас­кольникова, новому повороту событий (встреча с Лизаветой, послужившая прелюдией убийства, с пьяной девочкой, с за­гадочным мещанином, с Мармеладовым, раздавленным коляс­кой, собственное столкновение героя с мчащимся экипажем, первое соприкосновение Свидригайлова с Раскольниковы.!, Разумихиным и Соней) . Улица сама по себе - образ непре­станного движения. Здесь «по одежке» быстро определяется социальная принадлежность человека, и само различие внеш­него облика едущих и идущих мгновенно дает почувствовать сложную многоэтажность социальной структуры. Между про­чим, Достоевский мастерски воспроизводит каждому из нас знакомый, именно такой оценивающе - скользящий по внешно­сти окружающих специфически «уличный» взгляд, когда впер­вые представляет Мармеладова, Свидригайлова, Соню. Лишь затем он поведет читателя вглубь, за это внешнее впечатление, за готовую «мерку». И в то же время улица - то место, где любой человек, прежде всего прохожий. Обычные перегородки меж­ду людьми здесь не падают, конечно, но они становятся более проницаемы: улица - место повышенных, хотя и мимолетных контактов, она облегчает их. Это очень важно для «свободно­го» человека Достоевского.