Смекни!
smekni.com

Семантика образов цветов и символика цвета в контексте литературного произведения (на примере произведений русской литературы XIX-XX вв.) (стр. 3 из 4)

Нежный запах вызвал к жизни и другие народные названия этого цветка: бальзамин дикий, ночные духи. В Тверской губернии любку называли также гвоздикой, а в Смоленской и Калужской - полевым жасмином.

Но наиболее распространенные названия цветка составляют целую группу слов, образованных от корня люб-: любка, любжа, любистик, любисток, люб-трава, любовный корень и т.д. Почему же народ отдал предпочтение именно этим наименованиям?

Тут уместно вновь обратиться к рассказу А.И. Куприна: цветок, как замечает писатель, "не употребляется у крестьян ни как целебное растение, ни как украшение на троицын день или на свадьбу. Просто его не замечают и не любят. Говорят кое-где, что пахучий цветок этот имеет связь с конокрадами, колдунами и ведьмами..."

В середине прошлого века в Ельнинском уезде Смоленской губернии любку называли любжей. Слово любжа имело и другое значение "любовь". Так, в "Памятной книжке Смоленской губернии" на 1909 г. находим выражение: "приворот на любжу (любовь) девицы". Вплоть до XX в. смоляне называли любжей и самый "заговор на любовь", "приворот": "Ему любжа сделана". Слово любжа в значении "любовь" известно также в других местностях. Так, еще опыт великорусского областного словаря 1852 г. приводил пример его употребления: "Они сошлись по любже (Яросл., Курск)". Заметим, что слово любжа в значении "любовное средство, приворотный корень" было известно уже древнерусскому языку, как свидетельствует о том текст одного из памятников XII в.: "Оустроить любж и потворы".

Итак, связь народных наименований растения любка с понятиями "любить", "любовь" очевидна. Остается ответить на вопрос: случайна ли эта связь между широко распространенным названием душистого лесного цветка и понятием "любовь"? Очевидно, не случайна: деревенские ворожеи в старину приписывали корню любки, равно как и зелью, приготовленному из этого растения, свойство вызывать любовь. (См. Приложение 5) Когда в июне вам случится купить букетик нежных и пахучих лесных цветов, похожих на крошечные орхидеи, вспомните, что народ дал этому цветку поэтическое имя любка, любжа - любовь.

Сирень

Многие поэты, прозаики и художники воспели сирень в своих произведениях. (См. Приложение 6)

А можно ли, например, изобразить сирень в обмороке? - Какая глупость! - ответят те, кто разучился удивляться. Но ведь "обморок" происходит от слова "морок", то есть наваждение. Художник Врубель передал, как из переливающихся аметистовых, лиловых соцветий, о наваждение! появляется Фея сирени. Она подобна девушке со светящимся лицом и нежными, как лепестки цветка, губами. Фея появляется, чтобы тут же исчезнуть. (См. Приложение 6) В романе Гончарова "Обломов" символическим лейтмотивом становится цветущая ветка сирени. Ольга, ожидавшая признания Обломова и раздраженная его нерешительностью, с досадой бросила ветку сирени на землю. Брошенная ветка вдруг приоткрыла Обломову тайну влюбленной женской души. Он поднимает сирень и бережно уносит домой, окрыленный счастливыми надеждами. Ветка сирени, протянутая Ольгой Илье Ильичу при новой встрече, заменяет слова признаний. Когда же Ольга получила от Обломова письмо, в котором тот сомневается в глубине ее чувства, в ее сознании это ассоциируется с отцветшей сиренью: "Сирени... отошли, пропали!" В конце романа Штольц, ставший мужем Ольги, жалея Обломова, приглашает его в гости, надеясь, что в нем еще проснутся душевные силы: "Вспомнишь парк, сирень и будешь пошевеливаться".

Происхождение названия сирень связано с древнегреческой легендой, рассказанной в "Метаморфозах" Овидия. (См. Приложение 6) Гончаров, как и его современники, хорошо знал античные легенды о происхождении растений. В романе "Обломов" легенда о Сиринге получает обратную трансформацию, так же, как и взятый из "Метаморфоз" миф о Пигмалионе, который своей любовью будто бы оживил статую Галатеи. У Гончарова Ольга, старавшаяся пробудить душу Обломова, с досадой подумает: "Но это какая-то Галатея, с которой ей самой приходится быть Пигмалионом". И в роли Сиринги в романе так же оказался Илья Ильич, искавший спасения от беспокойной и требовательной любви Ольги. Н.Ф. Золотницкий в книге "Цветы в легендах и преданиях" пишет: "На Востоке, откуда, как мы знаем, и происходит сирень, служит она эмблемой грустного расставания, и потому влюбленный вручает ее там обыкновенно своей возлюбленной лишь тогда, когда они расходятся или расстаются навсегда". Это восприятие сирени передалось и западноевропейской культуре. В Англии, например, жениху, с которым девушка по какой-либо причине не могла связать свою судьбу, посылалась ветка сирени. В романе "Обломов" для Ольги Ильинской сирень олицетворяла "цвет жизни", весну души, пробуждение первых любовных чувств. Но, независимо от намерений самой девушки, ветка сирени, протянутая Ольгой Обломову, в точности исполнила свое роковое предназначение. Они были обречены на разлуку.

Однажды, когда Ольга и Обломов гуляли по парку, между ним, произошел следующий разговор:

А резеду вы любите? - спросила она.

Нет: сильно очень пахнет; ни резеды, ни роз не люблю...

Вряд ли простодушный Обломов догадывался, какое значение его ответ мог иметь для того, кто был знаком с "языком цветов". А лукавая Ольга, возможно, не вполне невинно задала свой вопрос. Резеда являлась общеизвестным символом сердечной привязанности, роза - любви. Отношение Обломова к этим цветам помимо eго воли выдало его неспособность к сильным и глубоким чувствам.

С "языком цветов" оказался знаком даже тургеневский Базаров, категорично открещивавшийся от всякой романтической "белиберды" Но когда он сам полюбил и был отвергнут Одинцовой, в имении Кирсановых в беседке, окруженной отцветшей сиренью, произошла странная сцена. Базаров начал многозначительно намекать Фенечке, что докторам за услуги полагаться платить, и в качестве платы попросил розу из срезанного ею букета. "Какую вам, красную или белую?" - спросила Фенечка. "Красную и не слишком большую", - ответил Базаров. Тургенев оставляет на волю читателя делать различные предположения: может, уязвленный отказом Одинцовой, обидным для его самолюбия, Базаров решил удостовериться, что способен все-таки нравиться женщинам; может, стремясь вытравить из своего сердца непрошенную любовь, он старался самому себе доказать, что отношения между мужчиной и женщиной сводятся к простой физиологии, в которой главное - "добиться толку".

А может, ему хотелось чьего-то сочувствия и сострадания, и его сказанные с наигранной шутливостью слова: "Хоть бы кто-нибудь надо мною сжалился", - были далеко не шуточными.

Так или иначе, но получалось, что Базаров с помощью красной розы иносказательно просил о любви, хоть небольшой, хоть на краткий миг. Точно так же изъяснял свой чувства лирический герой одного из стихотворений Фета:

Если радует утро тебя.

Если в пышную веришь примету,

Хоть на время, на миг полюбя,

Подари эту розу поэту.

Подозревала ли простенькая Фенечка, почему Базаров выбрал именно красную розу. Кажется, протягивая цветок Базарову, она не понимала истинной сущности этого жеста, который можно было истолковать как знак благосклонности.

Поэтесса древней Греции Сафо за шесть веков до нашей эры назвала розу царицей цветов. (См. Приложение 7) Её упругие стебли гордо держат цветки разных оттенков: от снежно-белых, розовых, желтых, голубовато-сиреневых до тёмно-красных. И каждый цветок словно волшебная, божественная мелодия.

Солнечный цветок

Латинское название этого растения - подсолнечник или подсолнух по-латыни означает солнце. (См. Приложение 8) В древнегреческой мифологии Гелиос - всемогущий бог солнца, каждое утро выезжающий с востока в колеснице, запряженной четвёркой огнедышащих коней. Культ солнца был широко распространён в древности у большинства народов, населяющих земной шар. А древние мексиканцы считали цветок подсолнечник символом этого всемогущего божества и поклонялись изображению "цветка солнца", отлитому из золота.

Желтый цвет золота с древности считался застывшим солнечным цветом. Это цвет осени, цвет зрелых колосьев и увядающих листьев. Но это и цвет болезни, смерти, потустороннего мира. У некоторых народов Азии желтый цвет является цветом траура, скорби, печали. У славянских народов желтый считается цветом ревности, измены, а на Тибете ревность называли буквально “желтый глаз”. Если учесть эти особенности, то случайные, казалось бы, детали известных произведений русской классики вдруг начинают приобретать новый, особенный смысл. Например, в романе И.А. Гончарова "Обыкновенная история" Александр Адуев, приехавший из провинциального имения в Петербург, передал дядюшке письмо, весьма смутившее Адуева-старшего. Некая Марья Горбатова напоминала Петру Ивановичу их юную, наивную и счастливую любовь, которой она осталась верна. В письме были такие строки: "... Гуляя около нашего озера, вы, с опасностию жизни и здоровья, влезли по колено в воду и достали для меня в тростнике большой желтый цветок. <... > Сей цветок и ныне хранится в книжке". Этот цветок становится своеобразным символом-лейтмотивом, который проходит через весь роман.

Когда разочарованный столичной суетой Александр вернулся в имение, его встретила та же вечная красота озера: "Плакучие березы купали в озере свои ветви, и кое-где берега поросли осокой, в которой прятались большие желтые цветы, покоившиеся на широких плавучих листьях". Желтый цветок - кувшинка по научной классификации принадлежит к семейству "нимфейных". Это название иногда связывают с древнегреческой легендой, согласно которой в прекрасный водяной цветок превратилась нимфа, погибшая от безответной любви к Геркулесу. Белая лилия и желтая кувшинка издавна окружались романтическим ореолом: по западноевропейским легендам они служили приютом эльфам, славяне считали их русальными цветами. В старинных русских травниках они назывались одолень-травой, и их корням приписывали таинственные свойства приворотного любовного зелья: "Кто тебя не любить станет и хочешь его присушить - дай ясти корень". Но, видимо, не случайно в качестве цветка, который бы стал символом романтической любви, Гончаров все-таки выбирает не белую лилию, а желтую кувшинку. Желтый цвет ассоциировался с представлением о неверности, горьком разочаровании, о несбывшихся надеждах.