Это свидетельствует о количественном преобладании детей их благополучных, высокородных семей, где отступление от языковых, речевых норм Хрюши, подчеркивает свойственную их обычному поведению “правильность”. Это соответствует важнейшему постулату книги У.Голдинга: одичали, потеряли человеческий облик не дикари, отщепенцы, маргиналы, а благовоспитанные дети. В то же время просторечные формы речи, употребляемые Хрюшей, свидетельствуют не столько о его недостаточной востпитанности и образованности, но прежде всего о его человечности, живость его характера.
В романе Голдинга “Повелитель мух” можно выделить два основных типа диалога:
1) имплицитный диалог автора и персонажей вплоть до внутреннего монолога персонажа;
2) прямой эксплицитный диалог персонажей.
Что касается первой разновидности диалога, она подробнее рассматривалась в предшествующем пункте данной главы, посвященном проблеме выражения авторской интенции в разных формах речи, как то: авторская речь, несобственно-прямая речь, прямая речь.
В настоящем пункте мы будем обсуждать второй тип – эксплицитный диалог самих персонажей.
Диалог – всегда столкновение различных образов мышления, разных, зачастую непохожих миров. По характеру соотношения реплик героев – их гармоничному сосуществованию вплоть до полного растворения разнонаправленных тенденций и дальнейшего, уже общего, развития, или же противопоставлению собственных взглядов некоему оппоненту и обострению конфликта – можно судить о взаимоотношениях героев.
Возьмем для примера диалог Ральфа и Джека из третьей главы. Здесь еще нет открытой вражды между Джеком и Ральфом, они пока еще симпатизируют друг другу, они интересны друг другу как две сильные, независимые личности. Но на уровне диалога Голдингу удается необычайно ярко показать недолговечность этой дружбы. Насколько противоположны сферы интересов Джека и Ральфа – их реплики абсолютно самодостаточны, они лежат в разных плоскостях и совершенно не пересекаются:
Ralph: The best thing we can do is get ourselves rescued.
Jack: Rescue? Yes, of curse! All the same, I’d like to catch a pig first…
R.: So long as your hunters remember the fire –
J.: You and your fires!
R.: We don’t make enough smoke. They’re put on green branches. I wonder!
J.: Got it!
R.: What? Where? Is It a ship?
J. (pointing at the pigrun): They’ll lie up there – they must do, when the sun’s too not[II, 1, c.101-102] –
Мы видим полнейшее взаимное непонимание, глухоту к словам собеседника. Эта сцена заканчивается внезапной вспышкой ярости с обеих сторон и ожесточенной перепалкой: “Theyfacedeach-otheronthebrightbeach, astonishedattheruboffeeling”. [II, 1, c.102]
Таким образом, герои как будто вырываются из-под авторской опеки и сами создают поразительные образцы речевой характеристики.
И все же герои – вымысел автора, они его дети, им взращенные и им горячо любимые. Поэтому, наверное, писатель никогда не может остаться до конца беспристрастным. “В хорошем диалоге всегда можно почувствовать, на чьей стороне скрывшийся автор”. [I, 5, с. 36]
Сочетание форм авторской, несобственно-прямой, диалогической речи в романе “Повелитель мух” создает богатую красками палитру повествования.
Авторская и диалогическая речь неразрывно связаны в произведении Голдинга. Иногда они резко противопоставлены друг другу, иногда же настолько сближаются, что сложно отделить авторский голос от голоса героя.
Предлагаемый в настоящей работе комплексный лингвостилистический подход к рассмотрению антропоцентрической структуры художественного текста позволил получить новые данные о языковом выражении и эстетических функциях основных категорий литературного текста: автора и персонажа. В результате проведенного исследования мы пришли к следующим выводам.
Автор литературного произведения, как мы видели, выступает в качестве субъекта художественного отражения. Его речетворческая и эстетическая активность проявляются в словесной ткани художественного произведения, особых типах связи отдельных языковых элементов в макроструктуре художественного текста. Персонаж литературного произведения является объектом художественного познания, что предполагает конвенциональность его речевой системы. Таким образом, образ автора является первичной, или абсолютной, текстообразующей категорией художественного текста, обусловливающей сюжетно-композиционное развитие, выбор действующих лиц и распределение ролей между ними, пространственно-временную структуру, характер экспрессивного содержания, архитектонику всех частей текстового целого. Иными словами, автор художественного произведения — это основа интеграции текста. Образы персонажей, являясь продуктом фантазии писателя, принадлежат к релятивным, вторичным текстообразующим категориям.
Первостепенную роль в экспликации образа автора играет авторская, или повествовательная перспектива, понимаемая как избранный автором способ подачи художественной информации системой соответствующих содержанию лингвостилистических средств. Обязательным формальным компонентом повествовательной перспективы, ее субъектным актуализатором является повествователь, или рассказчик — текстовая категория, составляющая существенную часть образа автора, но не тождественная ему Опосредованное выражение образ автора получает также в закономерностях композиционно-сюжетного и пространственно-временного развития литературного произведенния. В объективированном повествовании авторской речи принадлежит основная роль во внешнесобытийном сюжетодвижении, речевая система персонажей развивает сюжет в сторону внутриличностных мотивов. Взаимодействие авторской и персонажной речевых систем обусловливает характер “сюжетного напряжения” литературного произведения. Авторская речь обеспечивает единство и внутреннюю логику всего композиционного целого. В романе “Повелитель мух” авторская речь занимает дополнительное по сравнению с диалогическою формой речи место и представляет собою, по сути, развернутую ремарку, выполняющую описательную, репрезентативную, сюжеторазвивающую функции.
За кажущимся бесстрастием и объективностью авторской речи скрываются чувства – симпатии и антипатии писателя. Приближение ко внутреннему миру одних героев, выраженное в виде форм несобственно-прямой речи, соседствует с дистанцированием от других, что косвенно характеризует создателя произведения к тем или иным персонажам. Формы несобственно-прямой речи, а также субъективация авторского речевого плана, проявляющаяся как почти полное слияние голосов автора и героя, относятся к наиболее ярким средствам импликации авторских взглядов при отсутствии эксплицитно выраженных оценок.
Роман Голдинга “Повелитель мух” насыщен диалогической речью. Диалоги здесь разнообразны по семантике и занимают много места. Можно говорить о базовом положении диалога в романе, тогда как все другие формы речи носят подчиненный или дополнительный характер. Однако “базовость” диалогической речи выражена здесь не в ее количественном преобладании над другими формами речи, а скорее в стилистической значимости. Будучи формой общения людей, а следовательно, “зеркалом”, отражающим возникающие между ними взаимоотношения, диалог в художественном произведении, как и диалог в жизни, наиболее ярко и достоверно демонстрирует зарождение, развитие, расцвет и, наконец, разрешение конфликтов, которые так или иначе имеют место при несовпадении жизнеощущения разных людей.
“Повелитель мух” – роман-притча, интереснейшим образом задуманный и интереснейшим образом воплощенный. Несмотря на свой сказочный, аллегорический характер, написан он по всем канонам школы реализма. Главным образом, можно говорить о создании автором совершенно реалистичного рисунка событий, которые на самом деле никогда не могли бы случиться. Ситуация, в которую попадают английские мальчики – своего рода вызов всему человечеству, и Голдинг делает смелое предположение о том, что могло бы – чисто умозрительно – из этого выйти. Несмотря на заведомую невозможность происходящего на острове, Голдинг соблюдает все правила игры, учитывает все тонкости и особенности выработанного им сюжета, и создает настолько правдоподобную, реалистичную картину, что читатель безоговорочно верит, что так бывает, что такое может случиться с любым. И начинает задумываться, что и нужно писателю.
“Слой цивилизации очень тонок”, – как будто говорит всем своим произведением Голдинг. Посмотрите, как легко, как удивительно скоро превращаются благовоспитанные английские мальчики из благополучных образованных семей в банду воинственных дикарей. Они оживляют все первобытные обряды: боевая раскраска, охота, жертвоприношения, ритуальные танцы. На последних страницах произведения Голдинг обозначает ребят из племени Джека не иначе, как словом “savage”. Они и в самом деле совершенно одичали, опьяненные безнаказанностью. В жертву зверю была принесена человеческая жизнь (а началось все со свиной головы) – в приступе безумия дикари растерзали Саймона. Но это – не последняя жертва на острове. Чем занимается племя в своем убежище? Сегодня они собираются бить одного из “своих” – Уилфреда. За что? Никто не знает. Диктат и самодурство Джека растут в геометрической прогрессии, и, что самое ужасное, племя всецело на его стороне: “Rogerreceivedthisnewsasillumination. He ceased to work at his tooth and sat still, assimilating the possibilities of irresponsible authority”.