По свидетельству биографов писателя, она была человеком редкой душевной красоты, умной и образованной женщиной. Она не только помогла мужу перенести ссылку, сама сгорев в Сибири от чахотки, но и сгладила многие недостатки Мачтета, с его легковозбудимым, экзальтированно-романтическим характером.
«Оставаться здесь я, конечно, не думаю, - пишет Г.А. Мачтет в июне 1885г., освобожденный от ссыльного надзора. - Это было бы просто ужасно! Прожить в яме, холодной, глухой, чуждой мне по всему, - прожить в ней пять лет и затем остаться жить в ней добровольно – может только мертвый человек…»
Неслучайно, отвечая в 1892г. на вопросы анкеты журнала «Русская мысль» («Что я считаю величайшим несчастьем?»), тот же Мачтет ответит: «Рабство».
Только весной 1885г. Г.А. Мачтет становится свободным. Неволя длилась почти девять лет. Сибирские впечатления были так сильны, что и покинув Сибирь, писатель продолжал черпать в ней материал для творчества («Последняя услуга», «В тундре и в тайге»…). Начались скитания уже по России. Тверь, Москва, Одесса, Киев снова Москва, Украина. И везде к писателю тянулась молодежь – студенты, курсистки Он много работал в литературе, в самых разных жанрах. Писал романы, повести, рассказы. Сблизился с В.Г. Короленко, Г.И. Успенским, Н.К. Михайловым, стал постоянным автором «Северного вестника», «Наблюдателя».
В 1900 г. Мачтету удалось перебраться в Петербург, где он надеялся осуществить накопившиеся творческие замыслы, но силы его были подорваны и, находясь в Ялте на отдыхе, он внезапно скончался.
IV. Годы ссылки дали Мачтету богатый материал для целой группы его произведений – сибирских рассказов (1880-1885), представляющих собой, по общему мнению критиков и литературоведов, лучшее, что создал писатель. Посвященные жизни ссыльных, крестьянству и чиновничеству, стилистически разноплановые – одни тяготеют к бытовому очерку, другие к гротесковой сказке – эти произведения объединены, однако, сквозным мотивом: крестьянский «мир», община, живущая по справедливым законам, противопоставлена «цивилизации», чиновникам-обывателям, несущим гибель «мирской правде».
Сибирские рассказы построены на резком контрасте. Противопоставляя духовное богатство и стойкость народа ничтожеству его хозяев, чиновников, писатель показывал, что «власть имущие» не способны выдержать и малой доли тех испытаний, что выпадают на долю простого мужика («Сон одного заседателя»).
Сатирическая сказка Мачтета написана по классическим законам жанра, предусматривающего всякие чудеса и превращения. Главный персонаж ее – заседатель, чиновник, всесильный в Сибири. С другой стороны, сказка традиционно развертывается и в реальном плане: все волшебные превращения происходят с заседателем во сне (только в этом случае, только в сказке чиновнику-самодуру грозят земные кары). Вполне реалистичны и многочисленные детали, насыщающие повествование. Ничего не изменилось в сибирской округе, вверенной ранее заседателю, а теперь волку: по-прежнему царят беззаконие, грабительство, несправедливость. Причудливо изменив реальный мир фантастическим поворотом сюжета, Мачтет сумел показать действие несправедливого социального закона – в современной жизни торжествует безграничная власть сильного.
Иначе решалась тема бесправия народа перед лицом «законности и порядка», неограниченного произвола чиновников в рассказе «Мы победили!» Случай, в нем описанный, исключительный. В глухом лесу заседатель неожиданно «открывает» деревню старообрядцев. Автор нашел остроумное художественное обоснование для откровенно сатирического изображения «отцов» сибирской деревни – чиновников. Мачтет избрал человека из этой среды, и тот повествует откровенно, не стесняясь – ведь он разговаривает с «цивилизованным» читателем, а не с «дикарями», вроде тех, чью деревню «открыл» местный начальник. Рассказ, таким образом, получил силу обличительного документа – подлинного, вскрывающего беззаконие как бы «изнутри».
На фоне бесчисленных «прижимок», которые обрушивались на крестьян со стороны больших и малых начальников, картина деревенского «мира» кажется у Мачтета идеализированной. Мужик человечнее всех, имеющих власть над ним.
Совестливой, гуманной описана община в рассказе «Мирское дело». Очевидно сочувствие автора, любование человечностью, душевной цельностью мирского человека. Если в этом рассказе автора интересовала главным образом психология крестьянской массы, в «Мы победили!» Мачтет создал, наряду с коллективным «портретом» общины, ярко индивидуальный характер деревенского патриарха Прова, твердо стоящего за «мирские» порядки. Его преследуют как дикого зверя, но крестьянин неволе предпочитает смерть. В последние минуты этот мужицкий протестант кажется былинным героем – спокойным, гордым, величественным.
Подчеркнув, насколько серьезно рассматривал Мачтет вопрос о непокорстве мужика, не следует преувеличивать значения стихийного протеста общины в рассказах сибирского цикла. Утверждая нравственное превосходство народа над его угнетателями, писатель отчетливо сознавал, что крестьянский «мир» ничего не может противопоставить грубой силе «цивилизованных» грабителей. В этой неравной борьбе община могла бы опереться на стойкость нравственных принципов, выработанных коллективно веками, но Мачтет с горечью отмечал, как уязвимо общинное миросозерцание. Хрупкость «мирского» принципа жизни он показал в рассказе «Мы победили!». С нескрываемой болью за погибшую старообрядческую общину автор описал метаморфозу сибирской деревни. Почему так быстро она совершалась и так скоро воцарился в Таежной владелец питейного заведения?
Очевидно, слишком слаба сила сопротивления общины, нет крепости «мирского» идеала в мужике. Крестьянин верен законам общины в силу привычки, стихийно. Так объективное изображение процесса внутреннего разлада жизни общины вступает в противоречие с попыткой Г.А. Мачтета идеализировать деревню. Выхода из этих противоречий писатель не нашел, хотя и попытался написать реальную, а не идеальную, характерную для народничества картину нравственного состояния сибирского «мира».
Коренному жителю сибирского топоса, воспитание которого протекало без отрыва от исконного пространства, то есть почти в полной изоляции от остального ("живого") мира, может показаться неестественным и диким то, что вполне нормально с точки зрения обычного человека. И наоборот - то, что дико и неестественно на взгляд несибиряка, как правило, не вызывает никакого неприятия или сопротивления со стороны представителя сибирского топоса и не воспринимается сибиряком как нечто особенное, из ряда вон выходящее. Столкновение романтически настроенного пришельца с реальной сибирской действительностью чревато не только лёгкими потрясениями, но и настоящими драмами. Одна из таких драм изображена в рассказе Г.А.Мачтета "Вторая правда". Молодого доктора, вчерашнего студента, весёлого, горящего жаждой "обличить", "раскрыть", "вывести на чистую воду", вызывают освидетельствовать умершего, о котором в рапорте написано как о "несомненно замёрзшем" [4. С.101]. Тщательный осмотр тела свидетельствует о том, что человек был убит. По пуле, изъятой из тела, определяют убийцу, которым оказывается старый охотник. Старик сулит доктору денег, умоляет не давать ход делу, потому что убитый был вором и разбойником, от которого "житья никому не было" и которого всем миром решили убить, "по жребию" [4. С.102], но доктор неумолим. Убийцу арестовывают, а через некоторое время объявляется молодой парень, берущий всю вину на себя. Старика отпускают, парня сажают в тюрьму, где он заболевает чахоткой. Молодой доктор ухаживает за ним, как нянька, и перед смертью парень признаётся: "Его без греха, слышь, без корысти убили. <…> Мир порешил, потому что обида от него была. <…> Не я, не моё дело… Я за мир пошёл, чтобы не тягали… Старика жалко было… Семья большая, а я один…". В данном случае служебное рвение доктора, не разобравшегося в ситуации, или, скорее всего, просто не знакомого с законами сибирского "мира", приводит к трагическим последствиям. Умирает в тюрьме невиновный человек и, кроме того, после этого случая душевно "падает" сам доктор: он постепенно опускается, из доброго весельчака превращается в холодного пессимиста, запирается ото всех и запивает.
Сибирские рассказы Г.А. Мачтета – действительно оригинальное слово писателя в русской литературе. Г. Мачтет не мог дать определенного ответа на вопрос о том, как будет развиваться крестьянская психология и нравственность. Он пришел к необходимости исследования противоречивой природы крестьянства.
V. Художественная литература народников 70-80х годов не была, разумеется, зеркалом их политической программы. Явление сложное, она не укладывалась в рамки их доктрины. Говоря об особенностях творческого метода народнической литературы, критики прежде всего отмечали социальный аспект изображения.
Г.А. Мачтет писал о своей художественной задаче: «Я думаю, что теперь прошло время… обрисовки типов и характеров людей. Их у нас довольно – целая портретная галерея. Задача современных беллетристов: обрисовка типов общественных явлений…». Того же взгляда придерживался и С. Каронин.