В качестве ведущих мы определили следующие циклообразующие связи:
- композиционная роль библейских образов (Содом, Лот, жена Лота);
- особо организованное художественное время и пространство цикла;
- лирический сюжет, в основе которого судьба лирического субъекта цикла (женщины, поэта);
- роль мотивов и лейтмотивов, являющихся основой идейно-тематического единства цикла.
На связь с библейскими образами указывает прежде всего заглавие “В пригороде Содома”, которое дает начало развитие мотиву наказания Содома за грехи его жителей. Мотив гибели Содома развивается в цикле в двух направлениях: через систему реминисценций из Ветхого Завета и через систему поэтических образов, связанных с рассматриваемой библейской притчей («ангелы», «грех», «пожар», «непослушание», «Жена Лота»).
Образность библейской притчи о Содоме и Гоморре является важным текстообразующим элементом, однако рассматривать её как ведущий циклообразующий элемент нельзя. Как мы видим, образ Содома появляется во 2 – 9 стихотворениях цикла, его нет в первом стихотворении ив трех последних. Автор не использует этот образ в качестве «закольцовывающей» композиционной скрепы.
Значимость мотива Содома как циклообразующего элемента реализуется в полной мере на метафорическом уровне. Поэтесса за историей Содома видит не просто историческое событие, которое произошло много тысячелетий назад. Для неё это метафора современного мира, современного общества.
Художественное время (содомское прошлое, настоящее нового Содома, будущее содомских грешников) и художественное пространство цикла («пространство реальности» и «библейское пространство») организованы на основе принципов взаимосвязи, взаимопроникновения, разомкнутости границ.
Пространственные миры (реальный и библейский)организованы по принципу параллелизма, который подчеркивает взаимопроникновение миров в многомерном пространстве творчества. Именно мотивы творчества и странничества объединяют рассматриваемые миры.
Сквозной темой цикла становится тема поэтического творчества. Причем творчество понимается И. Лиснянской как путешествие в пространстве и времени, объединяющее миры и эпохи. Такое понимание одной из центральных тем цикла становится важным циклообразующим фактором.
Понаблюдав за приметами различных эпох, воссозданных в цикле “В пригороде Содома”, приметами прошлого и настоящего, мы пришли к выводу о том, что поэтесса И. Лиснянская пытается философски осмыслить пережитое, разобраться в сложном, неоднозначном сегодняшнем, нынешнем “Содоме”, путем “наведения мостов” между не стыкующимися, но такими похожими во все времена - эпохами... Мотив памяти становится элементом, связующим различные временные пласты, создающим новую вневременную художественную реальность, которую мы видим в трех последних стихотворениях цикла.
Судьба лирического субъекта цикла – основа лирического сюжета – это путь познания лирической героиней своего места (как поэта и женщины) в современном мире, в Вечности, во Вселенной.
Идейно-тематическое единство цикла обусловлено системой взаимопереплетающихся лейтмотивов – памяти (как возможности связать разные эпохи), страдания (огонь как символ страдания, посылаемого в наказание за грехи, грехи, Содом), спасения (птицы, понимаемые как добрые вестники, дождь, побеждающий огонь), поэтического творчества (слова, позволяющие поэту выполнять свою миссию, пророк, куклы),
Важнейшими циклообразующими элементам становится складывающийся на наших глазах от стихотворения к стихотворению глубоко личностный образ поэта и рассмотренные нами образные детали и “ключевые” слова, помогающие вырастать этому главному и воспринимать его в органической связи с живой природой и всем окружающим миром.
Мотивы взаимодействуют между собой и эволюционируют на протяжении всего цикла. Однако ведущую роль в циклообразовании в рассматриваемом цикле играет мотив поэтического творчества.
Цикл воспринимается как динамическое эстетическое явление. Погружаясь в осмысление мотивов и образов, читатель обращает внимание на все новые циклообразующие связи и скрепы, но восприятие цикла как художественной суперструктуры происходит в читательском сознании только при наличии читательской цикловоспринимающей готовности, а такая готовность активизируется в современную эпоху, когда цикл становится доминирующей формой художественного выражения.
Проведенное исследование позволило нам ответить на вопрос о причине широкого распространения этого явления в литературе рубежа 20 – 21 вв. Приведем основные причины:
1. Компенсаторная функция цикла. Когда разрушаются традиционные формы целостности, цикл как бы удерживает художественные произведения от распада, выполняет объединяющую функцию, связывая воедино различные произведения. Так развивается цикличность художественного мышления, когда автор задумывает и создает свое произведение в рамках более широкого контекста из нескольких произведений.
2. Архетипическая функция цикла. В периоды кризисов, когда ставятся под сомнение устоявшиеся представления, реализуется процесс возвращения искусства к первоосновам, к глубинным проявлениям человеческой культуры, мифам и архетипам. Цикл связан с архетипами колеса, цепи, круга, кольца, шара, сферы, общее значение которых может быть сведено к нескольким основным смысловым пластам: единство, нераздельность, целостность; вечная повторяемость и круговой характер всего сущего. Современное циклическое художественное мышление охотно возвращается к мифологическим образам в поисках новой целостности в наиболее архаических мифологических образах.
3. Коммуникативная функция цикла. Цикл представляет собой коммуникативное событие, в котором сообщаются в полилоге, с одной стороны, части между собой, а, с другой стороны, - части и целое. Цикл становится осуществлением процессов диалога и коммуникации на уровне композиции и архитектоники художественного произведения.
Таким образом, широкое распространение циклизации в современную эпоху связано с тем, что цикл становится наиболее адекватной формой бытия литературного произведения, композиционной формой, в наибольшей степени соответствующей глубинным процессам, протекающим в природе искусства в двадцатом веке, и моделью реализации этих процессов.
1. Акопян Л.Г. Лирический цикл как тип текста // Семантические и коммуникативные категории текста: (Типология и функционирование). - Ереван, 1990.
2. Бек Т. Тайновдохновенная речь // Литературная газета. — 2003. — № 29.
3. Гареева Л. Н. Вопросы теории цикла (лирического и прозаического) // "Стихотворения в прозе" И.С. Тургенева: Вопросы поэтики. - Ижевск: УдГУ, 2004. - с. 19-27; 81-82.
4. Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: Проблемы истории и теории. Красноярск, 1988.
5. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирических произведений. – Кемерово, 1997.
6. Ермошина Г. Между памятью и временем // Знамя. — 2003.
7. Липгарт А. Бесстрашие музыки. Поэт И. Лиснянская // Дружба Народов, 1998, №5.
8. Ляпина Л. Проблема целостности лирического цикла//Л.Ляпина. Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. – Донецк, 1977.
9. Ляпина Л. Циклизация в русской литературе XIX века. – Спб., 1999.
10. Мощенко В. “А все-таки жизнь всех жалоб умней”. Инна Лиснянская. “Музыка и берег”//"Литературная газета", 2000. -№ 32-33 (5800) 3-15 августа 2000 г.
11. Немзер А. Всяк при своём // Время новостей. — 2002. — 26 декабря.
12. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. – Воронеж, 1991.
13. Полищук Д. Книжная полка Д. Полищука // Новый мир, 2005, № 8.
14. Постникова О. Русские писатели 20 века. — М., 2000.
15. Сапогов В.А. О некоторых структурных особенностях лирического цикла А. Блока // В.А. Сапогов. Язык и стиль художественного произведения. - М., 1966.
16. Спроге Л.В. Лирический цикл в дооктябрьской поэзии А. Блока и проблемы циклообразования у русских символистов. Автореферат. - Тарту, 1988.
17. Фоменко И.В. Поэтика лирического цикла. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. - М., 1990.
18. Яницкий Л. Циклизация как коммуникативная стратегия в современной
Приложение 1
| Птичья почта Только подумай, за что мне такое счастье —Угол иметь в лесу и письменный столИ наблюдать, какие певчие страстиДержит в зеленых объятьях березовый ствол.Сосны скрипят, как птиц перелетных снасти,И серафический слышится мне глагол.Время делю я всего на четыре частиГода: мне страшен вечности произвол.Вряд ли б смогло по истории сдать экзаменДерево, даже пригодное для икон.По-настоящему прошлому верен камень —В память свою, как человек, влюблен.Памяти опыт, как всякий опыт, печален —Больше от следствий не жду никаких причин, —Нет ничего свежее древних развалин,Нет ничего древнее свежих руин.Крошево дня вкруг памятных мест, а ночь-тоВ мраморном крошеве звезд. Под летнюю сеньСведенья эти приносит мне птичья почта,Хоть воспеваю только наглядный день.Господи Боже, спасибо Тебе за то, чтоУгол мне дал в лесу и письменный пень. | При содомских воротахНе минуй мои ворота, заходи, я накормлю,Даже водкой напою,даже песенку споюПро Содом тот многогрешный, тот, который так люблю,Что никак я не спалюпамять бедную мою.Там была я при воротах виноградною лозой —Лунной ягодой светясь,я над ангелом виласьИ пред дьяволом стелилась. Но Господнею грозойНе спалилась, а спаслась,стражей втоптанная в грязь.След от праведника глубже, чем от гневного огня, —И от лужи до пескашла я многие века.Но по городу Содому, где сгорела вся родня,Одинокая тоскахуже камня у виска.Нет, минуй мои ворота, не заглядывай в мой дом, Где я разумом больна от навязчивого сна.А Содом стоит на месте, хоть оброс железным мхом Да стеклом из-под вина, не допитого до дна. | Театр одного актераКажется, живу я по привычке —Наподобие часов.Но когда меж птичьих голосовПролетает голос электрички,Вижу, как в проходах поездов,В тех вагонах, где не слишком густо,Порывая с ремеслом,Нищенство становится искусствомИ играет времени излом,Где горит без пламени Содом.Кто имущий здесь, а кто убогийС жуткой былью на устах? —И не важно здесь, что бард безногийВ тамбуре был на своих ногахИ затаптывал табачный прах.Кто не знает про суму и посох?Но вот этот, этот на колесахОдного народа театрВышибет из глаз твоих раскосыхНе слезу уже, а едкий натр.Кто проситель здесь и кто даритель?Что есть — почва, что — сума?Неужели я — сторонний зрительИ меж птиц, поющих задарма,Не схожу ни с ритма, ни с ума? |
| КарнавалНачинается хороводС танца маленьких лебедей.Веселись, содомский народ,В трубы дуй, в барабаны бей!Веселись, обнищалый люд,Скоморошьи маски надень,Будет в небе тебе салют,Будет память на черный день!В паре с бабой баба идет,А мужик идет с мужиком,В волосах серпантин цвететНаркотическим лепестком.Веселись, народ, веселись,Что еще остается нам?Разойдись, народ, разойдись,Разойдись по своим шатрам! | * * *Где стена крепостная и где глашатая медь?Где озерная отмель и цитруса позолота?Оглянувшись на прошлое, можно окаменеть,Как случилось совсем недавно с женою Лота.От всего Содома остался столп соляной —То ли городу памятник, то ли Господней воле.Получается — взгляд назад может стать виной,А одна слеза — может стелою стать из соли.Человечеству страшный пример подают небеса —Так разрушена Троя и взорвана Хиросима.Да и где пограничная, собственно, полосаМежду тем, что прошло, и тем, что проходит мимо,Между тем, что проходит, и тем, что еще грядет?Разве лучше содомских грядущие горожане?Неужели на семьдесят градусов поворотГоловы неповинной — великое ослушанье?Я греховней супруги Лотовой в тыщу раз —Но вопросы мои заметут, как следы на дороге, —А куда, не скажу — на обочинах автотрассДьявол в смокинге черном и ангел в лиловом смоге. | ДымВ рюкзачок впихнула я манатки,Погасила лампу в коридореИ ушла из дому без оглядки.За спиною полыхало мореИ земля пожаром нефтяным —Тенью от него стелился дым.Я была служанкой в доме Лота,(Но об этом умолчал историк),Лот мне указал не на ворота,А на сточный выход через дворик,Я же, вылезшая из дерьма,Не сошла ни с тропки, ни с ума.Да, я уходила без оглядкиНа людские вопли, что надсаднейТреска бревен и кирпичной кладки.Чем правдивей — тем невероятней:Дым один шел впереди меняВ неизвестность нынешнего дня.И сейчас, склонясь над мемуаром,Ни одной строкой не поперхнулась,Только дым, отброшенный пожаром,Тенью стал и совестью моей, —Я на город свой не оглянулась,Я содомских грешников грешней. |
| В пригороде СодомаПамять — горящая спичка в соломе,Но на соломе давно мне не спится —Ужасы снятся.Падшие ангелы в новом Содоме,Если не воры и не убийцы —Сущие ангцы.Боже, почто обратил ты в угольГород, которым не правили ворыИли убийцы?— Чтобы твой ужас не шел на убыль! —Звездные мне отвечают просторыГолосом птицы...А серафим с обгорелой ключицейВодит по воздуху, как по странице,Пальцем увечным:Бог увидал, что пожар — не в науку,И заменил Он мгновенную мукуТрепетом вечным. | Последний сонВ мелкий дождик Илья-пророк облака на днях истолок —Дождь идет, толченым стеклом освещая мой потолок,Или то хрусталь над столом третьи сутки уже горит,Или сплю я бредовым сном, но блестящим, как антрацит.Кем-то брошен на мой порог умирающий голубок —Черным углем из-под крыла кровеносный мерцает ток.Нет, не голубь — я умерла, нет, не вестник, а я мертва!Бьет и дождик в колокола, что желанная весть жива.Даже дождик наискосок — сну безумному поперек —О спасенье благовестит!.. До весны еще долгий срок —Еще осень нам предстоит, еще будет зима навзрыдЗавывать над одной из плит, где содомский мой сон зарыт. | Короткая перепискаОн:Дорогая, ты время и место перевираешь,Очередность событий и города,В пригороде Содома заранее открываешьЕще не рожденным волхвам свои ворота.Неужто факт и число ничего не значат?Неужто вымыслу вовсе удержу нет?Неужто мифы твои с Клио судачат,Перемежая с Ветхим Новый Завет?Не забегай вперед на тысячелетья,А вспоминай подробности. Впрочем, тыУпредила в прошлой записке советы этиНе без присущей тебе затейливой прямоты:“Услышав эхо колокола в посуде,Я точно помню — с какого пригорка звон,А вспоминать — не значит ли, что, по сути,Памяти ты лишен”?Она:Жизнь удлинилась, строку разогнав,Дыхание сократив.Более факта, ты полностью прав,Меня привлекает миф.Вышел Иона из чрева кита,Где за трое суток продрог.Я отворю ему ворота,Пускай отдохнет пророк.Белье просушу, напою виномМускатным, густым на вкус,Пусть он забудется вещим сномДлиною в китовый ус.Пусть снятся ему трое суток Христа.Этот же самый срокПровел Иона во чреве китаИ Воскресенье предрек. |
| КукловодИ те, кто в пути,И те, кто сидят по домам,Простите меня, простите меня, простите! —Ведь, как ни крути,Мне легче живется, чем вам, —В руках у меня от кукол молящихся нити.Я тот кукловод,Кто, дергая нити строк,Свою заглушает боль, печаль избывает...За целый народСтрадает только пророк,Но где он, которого камнями побивают?Простите меняЗа остывшие угли молитв —Что взять с кукловода? И все-таки знайте —Что не было дня,Когда бы куклы моиЗа вас не молились... | ИменаЯ пишу лишь о том, о чем я вслух не рискну,В моем горле слова — словно дрожь по коже,Мой язык в нерешительности ощупывает десну,Потому что мне каждое слово, что имя Божье.Оказалось: у Господа много земных имен —Имена земель и пророков, песков и племен,Певчих птиц имена, имена калик и поэтов,Имена деревьев в лазоревом нимбе крон,Имена далеких морей да и тех предметов,Чей во тьме ореол то розов, то фиолетов.Как же можно такое кому-то высказать вслух,Нарекать Божьим именем здешних имен избыток?Но какой с меня спрос? — жизнь моя — тополиный пух,Тень малиновки, пыль с кукловодных ниток,А вернее всего — обветшалой жалости свиток. |
Приложение 2