М.П. Чехов много жил в провинции, какое-то время работал чиновником в земстве г. Алексина Тульской губернии, хозяйствовал в Мелихове, даже в Ялте, в музее, он вел самую рутинную работу – отчетность и бухгалтерию. Возможно, что отголоски его настроений отразились в образе Андрея Прозорова.
Тема провинции – одна из главных в пьесе, что характерно и для ялтинских настроений Чехова. Это известно из неоднократно цитировавшихся ялтинских писем А.П. Чехова А.С. Суворину, В.М. Соболевскому, Ф.Д. Батюшкову, В.Ф. Комиссаржевской, О.Л. Книппер. В этих письмах – тоска по столице, настоящей литературной жизни, общению, а иногда по среднерусской природе. В письме Горькому от 18 марта 1901 года: «Скоро у вас весна, настоящая, русская, а у нас уже крымская весна в самом разгаре: здешняя весна как красивая татарка – любоваться можно и все можно, но любить нельзя» [63;240]. О том же О.Л. Книппер в ноябре 1901 года: «Сегодня долго сидел у себя в саду и думал о том, что погода здесь великолепная, но все же ехать теперь в санях гораздо приятнее[63;241. Так и в пьесе неважно, тепло или холодно там, где живут героини, главное, что «в Москве в эту пору уже все в цвету и залито солнцем». Похоже, что если бы сестры Прозоровы оказались в Крыму, а не где-то там в Перми, то им не хватало бы московских хлябей и морозов.
Из текста пьесы читатель узнает, что семья Прозоровых поселилась в имении одиннадцать лет назад, переехав из Москвы:Ольга. Сегодня тепло, можно окна держать настежь, а березы еще не распускались. Отец получил бригаду и выехал с нами из Москвы одиннадцать лет назад, и, я отлично помню, в начале мая, вот в эту пору в Москве уже все в цвету, тепло, все залито солнцем. Одиннадцать лет прошло, а я помню там все, как будто выехали вчера. Боже мой! Сегодня утром проснулась, увидела массу света, увидела весну, - и радость заволновалась в моей душе, захотелось на родину страстно[84;101].Сестры с нежностью и грустью вспоминают о Москве:Ирина. …Наш родной город, мы родились там... На Старой Басманной улице...Ирина. Мама в Москве погребена.Ольга. В Ново-Девичьем... [84;108]Действие пьесы открывается сценой завтрака в доме Прозоровых, в гостиной с колоннами, за которыми виден большой зал. Сестры вспоминают:Ольга. Отец умер ровно год назад, как раз в этот день, пятого мая, в твои именины, Ирина. Было очень холодно, тогда шел снег. Мне казалось, я не переживу, ты лежала в обмороке, как мертвая. Но вот прошел год, и мы вспоминаем об этом легко, ты уже в белом платье, лицо твое сияет. (Часы бьют двенадцать.) И тогда также били часы.Помню, когда отца несли, то играла музыка, на кладбище стреляли. Он был генерал, командовал бригадой, между тем народу шло мало. Впрочем, был дождь тогда. Сильный дождь и снег[84;102].Ирина. …После смерти отца, например, мы долго не могли привыкнуть к тому, что у нас уже нет денщиков. Но и помимо привычки, мне кажется, говорит во мне просто справедливость. Может быть, в других местах и не так, но в нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди - это военные[84;117].В прежнее время, когда был жив отец, к нам на именины приходило всякий раз по тридцать-сорок офицеров, было шумно, а сегодня только полтора человека и тихо, как в пустыне... [84;103]С самого начала пьесы читателя не покидает ощущение дисгармонии и разобщенности, царящей в доме. Казалось бы, именины, семейный праздник, а атмосфера отнюдь не радостная, Маша и вовсе собирается уйти. Ситуацию усугубляет Чебутыкин, когда преподносит Ирине в подарок самовар: «Входит Чебутыкин, за ним солдат с серебряным самоваром; гул изумления и недовольства». Самовар здесь выступает как символ дома, счастья, несостоявшейся любви.
«Милые мои, хорошие мои, вы у меня единственные, вы для меня самое дорогие, что только есть на свете. Мне скоро шестьдесят, я старик, одинокий, ничтожный старик… Ничего во мне нет хорошего, кроме этой любви к вам, и если бы не вы, то я бы давно уже не жил на свете…»[84;104].
Интересна реакция сестер на подарок:
«Ольга (закрывая лицо руками). Самовар! Это ужасно! (Уходит в залу к столу) <…>
Маша. Иван Романыч, у вас просто стыда нет!» [84;104].
Для сестер подарок кажется ужасен, неприличен. И хотя такую свою реакцию на подарок они объясняют его дороговизной, на самом же деле воспринимают его как глупость:
«Ирина. Как это неприятно!
Ольга. Да, это ужасно. Он всегда делает глупости» [84;104].
Для них такой подарок не связан с домашним очагом. И, несмотря на то, что данный эпизод происходит в начале пьесы, когда еще нет явных признаков душевного отчуждения между родными людьми, утрата основ семейственности уже ощущается.
Еще одна деталь интерьера, неоднократно упоминаемая в пьесе, - стол - символически выражает разрушение гармонии в доме. В пьесе столу сопутствуют характерные детали: праздничный обед, который связан с поминальной обрядовой пищей; тринадцать человек, сидящие за столом; не сошедшийся пасьянс, пустующий стол в саду. Во втором акте Ирина за столом раскладывает пасьянс и загадывает отъезд в Москву. Пасьянс не сходится, загаданный отъезд Ирины в Москву не состоится. Все герои собираются вокруг стола, но общего разговора не получается. В финале же стол находится на террасе, за пределами дома, на нем «бутылки и стаканы», и никого нет рядом с ним.
Интересно, что три первых действия пьесы разворачиваются в доме и лишь последнее – вне дома, в саду. Такое построение также призвано символизировать разрушение, утрату родственных связей: к концу пьесы родной дом становится чужим для сестер.
Другой символ, непосредственно связанный с образом дома – символ ключей. Впервые в драматургии Чехова он проявляется в пьесе «Три сестры», когда Андрей Прозоров теряет ключ: «Я пришел к тебе, дай мне ключ от шкапа, я затерял свой. У тебя есть такой маленький ключик» [84;125. В художественном мире произведений А.П. Чехова ключ традиционно принадлежит хозяину. Учитывая это, потеря ключа может восприниматься как потеря положения в доме. И действительно, по ходу действия пьесы читатель убеждается, что в доме все решает Наташа, Андрей же только соглашается со своей женой. В отличие от него, сестры пытаются отстоять в доме свои порядки. Ольга неоднократно вступает с Наташей в спор по поводу ведения хозяйства. Видимо поэтому у нее еще есть «такой маленький ключик».
В анализируемой пьесе важную роль играет образ времени и изменений, с ним связанных. В «Трех сестрах» движение времени обозначено с помощью часов. Бой часов сопровождает действие драмы, Чебутыкин постоянно сверяет время. Но время в пьесе не однородно. В первом действии Кулыгин между делом замечает: «Ваши часы спешат на семь минут» [84;108]. Героини стремятся в Москву, торопятся жить, и время идет быстрее. В четвертом действии Чебутыкин сообщает: «Первая, вторая и пятая батарея уйдут ровно в час…»[84;129]. К концу пьесы сестры понимают невозможность осуществления своей мечты, и все начинает идти своим чередом.
Кроме того, образ времени связан и с вполне конкретными часами: дорогой вещью, часами «покойной мамы». Эту семейную реликвию разбивает безразличный ко всему Чебутыкин: «Вдребезги!». Время семьи Прозоровых истекло. Родной дом для сестер становится чужим.
Интересна трактовка еще одного «вечного» предмета – книги. В пьесе «Три сестры» книга предстает как способ бегства от действительности. Здесь книга становится постоянным атрибутом Андрея Прозорова: «Андрей (входит с книгой в руке)» [84;110]; Андрей <…> читает книгу» [84;111]; «Андрей входит с книгой тихо и садится у свечи» [84;117]. Андрей старается не замечать ничего вокруг себя: «Весь город говорит, смеется, и только он один ничего не знает и не видит…»[84;122]. Во всем принимает сторону жены, Наташа уже заставила его забыть о своем желании стать профессором, а довольствоваться местом в земской управе.
Центральное положение в пьесе «Три сестры» занимает образ пожара (начало третьего действия). Он проходит фоном всего действия, выявляя особенности личности всех героев. Пожар, как и любая стихия, угрожающая жизни, создает экстремальную ситуацию, заставляет человека обнажить свою сущность. Проверку проходят все герои пьесы: Ольга отдает платья из своего гардероба погорельцам; Вершинин принимает непосредственное участие в тушении пожара; Чебутыкин напивается; Наташа, чувствуя себя полноправной хозяйкой дома Прозоровых, пытается выгнать Анфису; Андрей «сидит у себя в комнате и никакого внимания. Только на скрипке играет» [84;123].
Характерно, что в руках Наташи все время горящая свеча. Но реплика Маши («она ходит так, как будто она подожгла» [84;124]) обостряет противостояние смыслов, усиливает напряжение.
Однако в мифологическом сознании символика огня имеет двойственный характер: с одной стороны, это уничтожающая стихия, с другой – очищающая. В пьесе реализуются оба представления.
Маша открывает тайну о себе сестрам, каясь в своей любви к Вершинину, одновременно надеясь на прощение своего греха: «Мне хочется каяться, милые мои сестры. Томится душа моя. Покаюсь вам и уж больше никому, никогда...» [84;124].
Реализуется представление о пожаре как разрушительной силе: уничтожаются прошлое и будущее, стирается память и рушатся иллюзии. Так, во время пожара герои осознают, что они многое забыли. «Думают, что я доктор, – говорит Чебутыкин, – умею лечить всякие болезни, а я не знаю решительно ничего, все позабыл, что знал, ничего не помню, решительно ничего. <…> Кое-что знал лет двадцать пять назад, а теперь ничего не помню. Ничего... В голове пусто, на душе холодно» [84;120].