В «Дяде Ване» Соня мечтает о покое. В «Трёх сёстрах» Чехов реализовал эту мечту в образе восьмидесятидвухлетней старухи, которая всю жизнь работала, жила не для себя, вырастила не одно поколение и дождалась своего счастья, то есть покоя.
Возможно, эта героиня в какой-то мере и является ответом на все вопросы, поставленные в пьесе.
Фирс, старый слуга из пьесы Вишневый сад», родом из крепостных, принадлежавших роду Раневской, после отмены крепостного права не ушел от своих господ, а преданно остался служить им до конца своей жизни. Фирс древний старик, в списке действующих лиц Чехов специально указывает его возраст – 87 лет, но он продолжает исполнять свои служебные обязанности.
Вся его жизнь – самозабвенное служение своим господам. В его душе нет и тени эгоизма, он не думает о самом себе и живет заботами о других. В этом он и противопоставлен центральным персонажам. Поразительно: обнаружив, что про него забыли, оставив в запертой усадьбе, Фирс и не думает упрекать своих господ: «Про меня забыли… Ничего… я тут посижу» [84;180]. Более того, он на пороге смерти самозабвенно продолжает заботиться о других: «А Леонид Андреевич, небось, шубы не надел, в пальто поехал…» – горестно восклицает он и вместо упреков другим упрекает самого себя: «Я-то не поглядел… Эх ты… недотепа!..» [84;180]
Связавший навсегда свою жизнь с родом Раневской, из всех персонажей пьесы один лишь Фирс вспоминает прошлое усадьбы: о том, как прежде богато жили, как сушеную вишню возами отправляли в Москву и Харьков, как у них на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, как прежде барин на лошадях в Париж ездил. Эти воспоминания – фон к родовому беспамятству Раневской и Гаева.
Старый слуга не предстает в пьесе хранителем семейных преданий рода Раневской, как можно было бы ожидать. Но он – хранитель традиционного порядка, издревле установленного в усадьбе. Во время бала Любовь Андреевна говорит Фирсу, которому нездоровится: «Шел бы, знаешь, спать», – на что дряхлый старик с горькой усмешкой отвечает: «Я уйду спать, а без меня тут кто подаст, кто распорядится? Один на весь дом» [84;167]. Разумеется, он не один: есть горничная Дуняша и другие слуги. Но ведь они ничего не знают и ничего не умеют. Не знают, что и когда надо подавать, как именно надо подавать, какие распоряжения необходимо сделать.
В первом действии Фирс обслуживает Раневскую в пиджаке, белом жилете и надев белые перчатки. И это в три часа ночи! Он строго отчитывает Дуняшу, забывшую принести сливки к кофе, и называет ее недотепой.
Фирс ощущает себя последним хранителем прежних традиций и обычаев: умрет он – и они будут утрачены: никто тогда уже не сможет, служа господам, полностью соблюсти ритуал, освященный многолетней традицией.
Умри он – и в доме Раневской тоже все пойдет «враздробь». Таково, как представляется, самоощущение Фирса, и оно, хотя бы отчасти, трагично. Ощущение трагического в образе старого слуги поддерживалось и рассказом Фирса о том, как в молодости он два года просидел в остроге за убийство, в котором не принимал участие. И трагическое в образе Фирса воспринимается именно как трагическое, а не трагикомическое, как в случае с другими персонажами пьесы.
И именно те, кому Фирс так беззаветно служил, забывают его в запертой усадьбе. В финальном эпизоде Фирс выходит на сцену в той же одежде, в которой он служил господам: в пиджаке и белой жилетке. На пороге смерти он вышел и дальше служить. И Чехов заранее подготавливает финальную сцену, чтобы произвести большее впечатление на зрителя.
Образ Епиходова в пьесе «Вишневый сад» является центральным среди тех второстепенных персонажей, которые соотнесены с центральными героями пьесы, потому что в нем отразились почти в карикатурном виде одни из важнейших особенностей личностей и поведения центральных героев пьесы.
Чехов подчеркивает тесную связь «епиходовщины» с основой замысла пьесы тем, что прозвище Семена Пантелеевича «двадцать два несчастья» невольно ассоциируется с событием, решающим судьбу персонажей, – с аукционом по продаже вишневого сада, который проходит двадцать второго августа.
Таким образом Чехов особо выделил образ Епиходова, связав «епиходовщину» с судьбой вишневого сада и личностями его владельцев: прошлых (Раневская и Гаев), настоящих (Лопахин) и возможных будущих (Трофимов).
Во втором действии Лопахин говорит: «…господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…» [84;159]. «Вам понадобились великаны…» – отвечает ему Раневская, и в это время «в глубине сцены проходит Епиходов и играет на гитаре». «Епиходов идет», – задумчиво, как сказано в ремарке, произносит Любовь Андреевна. «Епиходов идет», – опять же, согласно ремарке, задумчиво вторит ей Аня. Повтором фразы и ремарки («задумчиво») Чехов подчеркивает, что появление Епиходова в тот момент, когда персонажи говорят о «великанах», которыми мы, люди, должны были бы быть, сигнализирует нам, что центральные герои «великанами» вовсе не являются, более того, они такие же недотепы, как и Епиходов.
В своей неутолимой жажде представлять свою жизнь самому себе и окружающим в возвышенном свете Епиходов оказывается глубоко родственным центральным героям «Вишневого сада».
В целом Епиходова мы можем описать так: он плохо приспособленная к реальной жизни и заурядная личность, как в интеллектуальном, так и духовном плане; случающиеся с ним мелкие несчастья и несуразности он возводит в ранг чуть ли не преследования его безжалостным роком, которому он героически противостоит; он уверен, что является носителем высокой современной культуры, что им владеют глубокие и сильные страсти.
Семен Пантелеевич – недотепа, представляющий свою жизнь и свою личность намного значительнее и возвышеннее, чем оно есть на самом деле. В этом совершенно не оправданном самовозвеличивании и жизни мифами о самих себе заключается ядро явления, которое мы назовем «епиходовщиной». Понятие «епиходовщина» объемнее понятия «недотепа», входящего в него как важная составная часть.
Повторим, что епиходовщина в той или иной степени присуща всем центральным персонажам пьесы.
Из всех героев пьесы, так или иначе связанных с вишневым садом, один лишь Епиходов вполне удачно устроил свою судьбу. Он был конторщиком в дворянском имении, а теперь будет «смотреть за порядком», работая на купца Лопахина. Чехов стремится утвердить в сознании читателей мысль о том, что Епиходов и епиходовщина, образно говоря, бессмертны. Какие бы экономические формации и политические системы не сменяли бы друг друга в истории нашей родины, за «порядком» на Руси всегда будут наблюдать недотепы Епиходовы.
В пьесе «Чайка» интересен образ Ильи Афанасьевича Шамраева, управляющего в имении Сорина, который показан как посредник между господами и слугами. О Шамраеве сообщается, что он поручик в отставке, считает себя любителем и знатоком театра, высокопарно выражается («Это удивительно! Это непостижимо! Высокоуважаемая! Извините, я благоговею перед вашим талантом, готов отдать за вас десять лет жизни» [84;31], «мы все стареем, выветриваемся под влиянием стихий» [84;53], «имею честь с прискорбием заявить» [84;35]), но при этом, находясь на должности управляющего, именно управлять и не умеет:Сорин. Будь у меня деньги, понятная вещь, я бы сам дал ему, но у меня ничего нет, ни пятачка. (Смеется.) Всю мою пенсию у меня забирает управляющий и тратит на земледелие, скотоводство, пчеловодство, и деньги мои пропадают даром. Пчелы дохнут, коровы дохнут, лошадей мне никогда не дают... [84;36]Очень выразительна сцена из второго действия, когда Аркадина требует лошадей, чтобы уехать из имения, а Шамраев отказывает ей:Шамраев. Гм... Это великолепно, но на чем же вы поедете, многоуважаемая? Сегодня у нас возят рожь, все работники заняты. А на каких лошадях, позвольте вас спросить?Аркадина. На каких? Почем я знаю - на каких!Сорин. У нас же выездные есть.Шамраев (волнуясь). Выездные? А где я возьму хомуты? Где я возьму хомуты? Это удивительно! Это непостижимо! Высокоуважаемая! Извините, я благоговею перед вашим талантом, готов отдать за вас десять лет жизни, но лошадей я вам не могу дать!Аркадина. Но если я должна ехать? Странное дело!Шамраев. Многоуважаемая! Вы не знаете, что значит хозяйство!Аркадина (вспылив). Это старая история! В таком случае я сегодня жеуезжаю в Москву. Прикажите нанять для меня лошадей в деревне, а то я уйду на станцию пешком!Шамраев (вспылив). В таком случае я отказываюсь от места! Ищите себе другого управляющего! (Уходит.)Аркадина. Каждое лето так, каждое лето меня здесь оскорбляют! Нога моя здесь больше не будет! [84;29]Из этого короткого эпизода становится ясно, что вести хозяйство Шамраев неспособен, однако сам так не считает, его несостоятельность как управляющего – обычное и привычное дело: на его восклицание «Вы не знаете, что значит хозяйство!» Аркадина отвечает: «Это старая история!». Очевидно, как у Шамраева не хватает знаний и опыта управлять имением, так и у Сорина, владельца усадьбы, не хватает опыта, чтобы нанять настоящего хозяйственника.Анализируя образ Шамраева, напрашивается сравнение с Епиходовым из «Вишневого сада»: Илье Афанасьевичу также свойственно стремление представлять свою жизнь самому себе и окружающим в возвышенном свете, присущее и центральным персонажам пьесы.ГЛАВА 2. Образы русской природы
2.1 Водоемы
Традиционно русские усадьбы строились на водоеме – реке или озере.Не редкостью в усадьбе был и обширный пруд, унаследованный еще от предшествующих веков, необходимый в ее хозяйстве.
Водная стихия играет большую роль в пьесах Чехова. Символика воды развивается и меняет свое качество от произведения к произведению.
В пьесе «Чайка» озеро – больше чем пейзаж или часть декораций; без него трудно ощутить всю ее образно-символическую атмосферу. Около него разворачивается действие драмы. Персонажи называют его чудесным, прекрасным, колдовским. Природа – Обитель Гармонии, гармонии чудесной и недоступной, притягивает персонажей – они мечтают перенести ее в свою собственную жизнь, перестроить жизнь на начале совершенства.