Как мы уже говорили выше, в контексте поэтическогоурбанизма Ю. Шевчука реализуются две универсалии авангардной модели мира: мифологизм и эсхатологизм, специфика которых прочитывается через образ города-мифа.
Любое художественное пространство бинарно: его условно можно разделить на внешнее и внутреннее. Первое у Ю. Шевчука приобретает сугубо урбанистическое звучание, второе может соотносится с уровнем лирического героя. Урбанистическое пространство полностью персонифицируется, оно всегда заполнено реалиями человеческого быта, овеществляется, нарочито принижается.
В поэзии Ю. Шевчука мотив физического уродства выходит за рамки человеческой телесности и проецируется на город.
Кроме этого, пространство города у Ю. Шевчука всегда настроено враждебно, заполнено серой безликой массой людей.
Именно на уровне поэтического урбанизма реализуется еще одна из осевых универсалий авангардной картины мира – эсхатологизм. Город в поэзии Ю. Шевчука – воплощения эсхатологии. Например, стихотворение «Суббота». Петербург предстает здесь в образе огромного страшного чудовища, сулящего конец целой культурной эпохи.
Тип города в поэзии Ю. Шевчука – город-кладбище, который является символом разрушения. Кроме этого, важным здесь становится еще один из эсхатологических мотивов – мотив вселенского потопа.
В стихотворении «Ночь» Ю. Шевчук развивает демонические мотивы, также тесно связанные с городским текстом. Но следует заметить, что здесь город предстает одновременно в образе мифического зверя и является воплощением «очеловеченного», плотского начала. В данном случае, характерным является и то, что городское пространство-тело распадается, разлагается. Отсюда целый комплекс мотивов, связанных с мертвенностью тела, мотивы гниения, распада и смерти.
Горы каменных иллюзий,
Реки давленых мозгов.
В подворотнях битых люди,
Получая хрен на блюде,
Режут пьяненьких Христов.
Спите, люди всей столицы.
Вы – и звери, вы – и птицы.
Разбавляйте ложь страданьем,
Но оставьте упованье!
Основной прием, по мнению Т.Е. Логачевой, на котором основаны многие урбанистические тексты Ю. Шевчука является прием поэтического антропоморфизма. Мифологизм поэзии Ю. Шевчука обусловлен категорией телесности. Так как художественное пространство организовано по принципу человеческого тела, то телесная деструкция с этой точки зрения приводит к разрушению пространственной целостности. Если разрушается внутреннее пространство (уровень лирического героя), то речь здесь может идти о физической смерти.
Если деструкции подвергается внешнее, то это уже более высокий – речь идет об эсхатологии. Поэтому разрушение любого из уровней приводит к разрушению всей системы в целом. В поэзии Ю. Шевчука происходит деструкция низшего телесного уровня.
Говоря об урбанистической телесности Ю. Шевчука, следует заметить, что тело – это своеобразная пространственная модель, которая всегда характеризуется замкнутостью, ограниченностью. Следовательно, городское пространство должно быть замкнутым.
В текстах Ю. Шевчука встречаемся с замкнутыми пространственными моделями: подвал, дом, подъезд, парадные, клетки, лифты, тюрьмы, гробы, могилы и т.д. Выход из названной замкнутой системы должен пониматься как смерть. Подобного рода смерть в мифопоэтическом контексте должна пониматься как инициация субъекта. Она может быть завершена, то есть герой проходит ее до конца: умирает в одной пространственной системе, воскрешает в другой. Инициация может оказаться незавершенной: герой подвергается физическому разрушению без перспективы воскрешения в новом статусе-теле (пространстве). Также очевидно и то, что урбанистическая телесность у Ю. Шевчука обретает эсхатологическую направленность. Обратимся к стихотворению «Крыса». Перед нами картина апокалипсической катастрофы, которая передается через ряд эсхатологических мотивов и образов. Например, мотив смерти реализуется здесь посредством образов мертвых людей. В поэзии Ю. Шевчука появляется своеобразный поэтический жанр – текст-лозунг. Например, многие произведения автора написаны в форме призывов («Не стреляй», «Ты не один», «Ни шагу назад» и др.). Таким образом, можно сделать вывод, что в поэзии Юрия Шевчука реализуется ряд принципов свойственных литературному авангарду. Безусловно, претерпевая при этом своеобразную трансформацию, которая продиктована совершенно иным культурно-историческим и политическим контекстом.
5. Диалогические связи трактовки образа города В. Маяковского и Ю. Шевчука в литературной традиции
Поэзия Ю. Шевчука имеет под собой традицию авангарда. Изучая рок-тексты можно проследить диалогические связи с творчеством ведущих деятелей этого направления, в частности, с футуризмом В.В. Маяковского. Это находит отражение в форме, художественном оформлении, образности, семиотической концепции произведений. Ранее в данной работе, говоря о творчестве Ю. Шевчука, мы выявили, что его поэзия близка к принципам авангарда.
Если рассматривать его поэзию в контексте авангардной традиции, то её следует отнести к линии выделенного нами выше социального антитрадиционализма (творчество В. Маяковского), так как здесь отрицание в большей степени направлено на социальный миропорядок.
Типологическая соотнесенность авангардного антитрадиционализма и антитрадиционализма Ю. Шевчука продиктована особым пониманием поэта, как создателя новой жизни, в нашем случае искусства.
Сквозь голодную толпу, стоящую за искусством
Лезу, раскинув всех! Без очереди – я!
Поднапри веселей по искусству!
Без сомнений прорубим русло.
Урбанистическое пространство у рок-поэта полностью персонифицируется, оно всегда заполнено реалиями человеческого быта, овеществляется, нарочито принижается. Пространство города у Ю. Шевчука всегда настроено враждебно, заполнено серой безликой массой людей.
Одноразовая жизнь в мире номер раз
Это город рваных жил, рабов команды «Фас!».
Здесь можно говорить о соотношении с урбанистической тематикой В. Маяковского, где толпа, персонифицируясь, превращается в дикое животное и является символом буржуазного человеческого общежития.
Толпа – пестрошерстая быстрая кошка –
плыла, изгибаясь, дверями влекома
Каждый хотел протащить хоть немножко
Громаду из смеха отлитого кома.
Таким образом, наблюдается типичный для авангарда прием – прием «оживления» городского пространства.
Ранее было сказано о телесности образа города в рок-поэтических текстах, это доказывает, что мифологизм поэзии Ю. Шевчука обусловлен еще одной важной авангардной категорией, категорией телесности. Именно в контексте авангардной поэтики телесность максимально лишается своей художественности и приближается к мифологическому натурализму, полностью соотносится с пространственной организацией текста. Отсюда и обилие материальных вещных образов. Например, поэзия Д. Бурлюка, А. Крученых, В. Маяковского. А по замечанию Н.В. Шмидт образ города-тела – одни из определяющих образов в поэзии футуризма.
Надо сказать, что настроение у обоих поэтов сходно: неизбежность, пессимизм, утомление на фоне города, таким образом, урбанистическая телесность у Ю. Шевчука обретает эсхатологическую направленность. Обратимся к стихотворению «Крыса». Перед нами картина апокалипсической катастрофы, которая передается через ряд эсхатологических мотивов и образов. Например, мотив смерти реализуется здесь посредством образов мертвых людей.
Далее, мотив гибели мира, который реализуется здесь через один из определяющих авангардных сюжетов – сюжет восстания вещей (В. Хлебников «Журавль», В. Маяковский «Мистерия-буфф», «Владимир Маяковский», «150 000 000»). Город, персонифицируясь, становится кладбищем для человека.
Еще одной общей чертой, позволяющей говорить о связи рок-поэзии с футуризмом, является общее тематическое обоснование некоторых вещей, в данном случае – это антимещанский настрой произведений. Примером чего может явиться песня–пьеса Ю. Шевчука «Иван Иваныч умер».
Говоря об антимещанской направленности, необходимо сказать и о самом восприятии рока как контркультурном явлении, идущем вразрез со всей нормированностю официального искусства. Рок воспринимался как нечто идеологически чуждое. То же самое мы можем сказать и об авангардном искусстве, в котором так же находим антимещанскую тематику (поэзия В.В. Маяковского). Само авангардное искусство воспринималось современниками как чуждое, неправильное.
Заключение
Таким образом, в авангарде, как и в рок-поэзии происходит значительная переоценка роли поэта (автора текста), он замещает божественное начало и создает новый утопический мир.
Поэтическая схожесть основана на типологическом единстве миромоделей авангардной и рок-поэтической. В данном случае две поэтические субпарадигмы объединяются одной моделью мира, которая состоит из следующих универсалий: антитрадиционализм, мифологизм, эсхатологизм и утопизм.
И авангард, и рок-поэзия стремятся к разрушению традиционных законов, правил и принципов искусства, что неизбежно приводит к радикальному обновлению художественных форм.
Таким образом, рок и футуризм нацелены на то, чтобы посредством отрицания и разрушения любой традиции создать свое новое универсальное искусство, основным художественным средством которого стало прагматическое (действенное) слово.
Итак, футуризм 1910–30 гг. и русская рок-поэзия восходят к одному типу поэтики. Таким образом, авангардная парадигма, возникшая в начале ХХ века, не ограничивается лишь традиционно выделяемыми этапами (1910-е гг.; 1960-е гг.), но имеет свое продолжение в русской рок-поэзии (творчество Юрия Шевчука).