Несмотря на весь сарказм и обличение, с каким смеется автор над «презлой фурией», в конце пьесы он добавляет в образ героини трагедийные нотки, отчего персонаж становится трагикомическим. Трагизм образа состоит именно в противоречии между естественным, обычно красивым, чувством материнской любви и его уродливым, искаженным проявлением в русской помещице-крепостнице. Этот трагизм делает Простакову в конце комедии жалкой, вызывающей жалость и досадное сочувствие. Лишенная своего главного достояния – бесконтрольной помещичьей власти, Простакова бросается к сыну – ее последнему прибежищу: «один ты остался у меня, мой сердечный друг, Митрофанушка!»[133]. А в ответ слышит: «Да отвяжись, матушка, как навязалась…»[134]. Помещица потрясена предательством единственного сына и любимца, от чего падает в обморок. Своим примером и соответствующим воспитанием Простакова вырастила из сына бездушного негодяя, а теперь пожинает плоды своих трудов. Поведение Митрофана не является неожиданным для читателя, но наносит настоящий удар крепостнице. В этой финальной сцене в фурии со скотской натурой просыпаются человеческие черты несчастной матери. Однако, эта любовь оказалась никому не нужной. «Нет у меня сына!»[135] - звучит ее отчаянный вопль, последние ее слова в пьесе. Фонвизин наказывает героиню самым страшным для нее способом: выражает сыновнюю ненависть к матери.
Простакова еще более сложна, чем Советница и Бригадирша. Это связано со сложностью трактовки ее образа. Дело в том, что уже в XVIII в. сразу после премьеры пьесы на театральных подмостках зрители начали перешептываться: - А родительница-то Митрофанова… Разумеешь, в кого метит сочинитель?
В Простаковой можно разглядеть аллюзию на Екатерину II. На мой взгляд, семейство Простаковой и ее дом – это карикатура на российское государство во главе с императрицей.
Полноправной хозяйкой поместья оказывается не помещик, а помещица. Она властна и авторитарна по отношению не только к крепостным людям, но и к своим домочадцам. Простакова – это центральная фигура, вокруг которой вертится ее домашний мирок. Все домочадцы представлены Фонвизиным лишь как приложение к помещице («сестрин брат», «женин муж», «матушкин сынок»). Очень показательным выглядит признание Простакова: «При твоих глазах мои ничего не видят»[136]. Крепостницу очень разозлило такое признание, однако робкая слепота мужа – это дело ее собственных рук. Простакова, будучи очень властной женщиной и не терпящей возражений, сама хотела иметь возле себя безропотных подчиненных. В этом своем желании она очень схожа с монархом, который хочет править единовластно и без помощи министров по причине недоверия к ним.
В обрисованной мною выше картине четко проводится аналогия с российским государственным устройством екатерининских времен. Екатерина – полновластная, абсолютная монархиня. Вся власть в государстве сосредоточена именно в ее руках. Ее правление нельзя было назвать либеральным. Так же, как и Простакова, Екатерина была авторитарной, самовластной, жесткой правительницей.
Разница между дамами заключается лишь в том, что Простакова управляла людьми в рамках своего поместья, а Екатерина правила целой страной.
У обеих дам была большая жажда власти, и обе они готовы были устранять тех, кто посягал на их владения, имущество и авторитет среди подчиненных. Совершив переворот, Екатерина II объявила в манифесте подданным, что ее супруг Петр был негоден для управления государством. Вот что по этому поводу говорит Простакова:
Простакова: Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладаю: то бранюсь, то дерусь; так и дом держится, мой батюшка![137]
Они обе сознательно отстраняют других людей от ведения дел и управления хозяйством, ведь посторонние могут претендовать на то, чтобы занять их место.
Обе женщины в строгости держат своих приближенных, однако среди этой свиты у них имеются любимчики, фавориты. Очень часто именно в характере отношений двух женщин к любимчикам обнажаются их недостатки и пороки. Екатерина порабощает молоденьких фаворитов, но и сама становится заложницей своей страсти к этим мужчинам. Аналогично выглядит ситуация с Простаковой: она исступленно – до прямой порабощенности – любит Митрофанушку. Она потакает его порокам, лености, обжорству, самодурству, считая их достоинствами дворянина. Крепостница стала рабой собственной страсти к сыну; она видит жалкость своего рабства, когда любимец от нее отворачивается.
Помещица окружила себя портным-неумехой, нерадивыми преподавателями – словом, «профессионалами» своего дела. Екатерина тоже не отставала: она окружала себя по большей части не знатоками и профессионалами, а фаворитами, которым раздавала титулы и имения направо и налево. Известно, что императрица доверила Зубову почти неограниченную власть и была им вполне довольна. Простакова в этом смысле оказалась просвещеннее и дальновиднее государыни: помещица всегда была недовольна своими подчиненными и требовала от них должного исполнения обязанностей.
Таким образом, в комедии «Недоросль» складывается целая система аллюзий на Екатерину и на государственное устройство России XVIII в. Остается только догадываться, замышлял ли сам Фонвизин эти аллюзии на императрицу, или же эти намеки стали видны и понятны лишь со временем более позднему читателю и зрителю.
Фонвизин-сатирик пользуется разными приемами и аспектами комического изображения. Это говорящие имена и фамилии, автохарактеристика, метафора (сравнение с животным), комедийный контраст, языковые средства (употребление просторечия и элементов народной лексики, фольклора). Образ Простаковой вызывает разный по характеру эмоций смех: от здорового естественного смеха до грубого, презрительного, жестокого, едкого и саркастического.
Благодаря разнообразию приемов и средств обличения, автор показывает, что Простакова вобрала в себя черты тысяч помещиков. Терзающий смех сатирика призван стать укором тем господам, в чьих домах творился такой же беспредел. Вся сатира направлена на то, чтобы показать, как неограниченное тиранство и самодурство в отношениях с нижестоящими ведет к понижению умственного и нравственного уровня дворянского класса, к тиранству и самодурству в семейном быту, к потере рядовым дворянином нормального человеческого лица.
Можно сделать вывод, что образ Простаковой находится на границе трагедии и комедии. Безрассудной и уродливой, животной любовью к сыну она сама и губит его, и готовит себе заслуженное наказание, в тяжелую для себя минуту сталкиваясь с его бесчувствием и грубостью – «вот злонравия достойные плоды».
Заключение
Восемнадцатый век в области культуры и литературы – век глубоких социальных контрастов, подъема просвещения и науки. Недоросль Митрофанушка и гениальный Ломоносов, лапти и роскошь туалетов императрицы – все это существовало в одно и то же время, отражая разный уровень культуры эксплуатируемых и господствующих классов.
Необходимо трезво оценивать результаты развития просвещения в России в XVIII в. Дворянская Россия имела Академию наук, университет, гимназии и другие учебные заведения, а крестьянский и мастеровой люд страны в массе оставался неграмотным. Школьная реформа 1786 г., так широко афишированная правительством Екатерины II, была народной только по имени, а на деле носила сугубо классовый характер. Однако гений народа смог проявиться не благодаря политике «просвещенного абсолютизма», а вопреки ей. Это особенно наглядно видно на примере М.В. Ломоносова.
В различные эпохи народное творчество принимало разные формы. Для XVIII в. характерно возникновение новых тем и образов, вызванных к жизни изменившимися историческими условиями.
Русская культура второй половины XVIII в. отражает черты поднимающейся нации. Возрастает общественная роль художественной литературы, которая постепенно теряет прежний анонимный и рукописный характер. Передовые писатели выступают активными борцами за идеи просветительства; возникают первые литературные журналы.
Главным содержанием культурного процесса середины XVIII в. было становление русского классицизма, идейной основой которого была борьба за мощную национальную государственность под эгидой самодержавной власти, утверждение в художественных образах могущества абсолютной монархии.
Хотя русские писатели обращались к опыту опередившего их в развитии западноевропейского классицизма, они стремились придать этому течению черты национального своеобразия. В отличие от западноевропейского классицизма, в русском классицизме, полном пафоса гражданственности, были сильны просветительские тенденции и резкая обличительная струя.
В литературе русский классицизм был представлен произведениями А.Д. Кантемира, В.К. Тредиаковского, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова. А.Д. Кантемир явился родоначальником русского классицизма, основоположником наиболее жизненного в нем реально-сатирического направления. В.К. Тредиаковский своими теоретическими трудами способствовал утверждению классицизма, однако в его поэтических произведениях новое идейное содержание не нашло соответствующей художественной формы. Это было достигнуто в жанре торжественной и философской оды М.В. Ломоносовым.