Вместе с тем правы те исследователи, которые на основании «Кавказского пленника» считают возможным говорить о тенденции Пушкина к объективному, реалистическому изображению. Только эта тенденция сказалась не в самой поэме, в целом полностью «уложившейся» в романтическое русло, а в авторском отношении, в недовольстве Пушкина своим созданием. Известные оценки Пушкиным своей поэмы («Характер пленника неудачен... Я не гожусь в герои романтического стихотворения... Первый очерк характера, с которым я насилу сладил» и т. д.) раскрывают противоречия и поиски художественной мысли, стремящейся нащупать новый путь поэтического изображения. Пушкин был не удовлетворен романтическим решением основного конфликта и характера героя. Чтобы испытать полное авторское удовлетворение, вполне «сладить» с избранным характером, Пушкину требовалось не только верно угадать его черты и воплотить их в обобщенном образе, но понять этот характер в его истоках, поставить его в причинную связь с конкретно-историческими условиями, соотнести его с многогранным миром русской действительности, показать его в эволюции. А для этого поэтическому сознанию Пушкина, в свою очередь, нужно было пройти сложный путь развития. Крупной вехой в этом процессе явились «Цыганы».
В нашем литературоведении справедливо считается, что в этой поэме отчетливо намечен переход Пушкина к реализму. Однако вопрос подчас ставится несколько прямолинейно. Реализм начинают видеть чуть ли не в «изодранных шатрах» — как будто это не та же романтическая экзотика! Вопрос о реалистической тенденции в «Цыганах» сложен, он не лежит на «поверхности» поэмы. Более того, в определенном отношении «Цыганы» представляют собой наивысший расцвет пушкинского романтизма. Сюжет по сравнению с предыдущими поэмами подчеркнуто романтичен: бегство героя из «неволи душных городов» на лоно природы, к людям, живущим в естественном состоянии, «без законов», его любовь к красавице-цыганке, столкновение двух контрастных «типов» любви, двух различных натур: «горестной и трудной» страсти Алеко и свободного, капризно-изменчивого чувства Земфиры, трагический (не без романтической эффектности) конец.
Реалистическое понимание действительности начинает возникать где-то в самых «глубинах», в сложнейших изломах движения поэтической идеи. С одной стороны, эта идея становится романтически зрелой. В «Цыганах» раскрывается понимание жизни, характерное именно для позднего романтизма. В основе поэмы лежит романтическая антитеза: идеал свободы — и неволя душных городов, современный герой — и люди естественного состояния, живущие «без законов». Но этому противопоставлению придано более трагическое звучание, чем в предшествующих романтических поэмах «Цыганы» писались в сложное для Пушкина время.
Пушкин в это время утрачивает надежду на революционные способности народов и возможности осуществления идеала свободы («Сеятель»), переживает разочарование в европейской цивилизации, с тревогой ощущает наступление «железного» буржуазного века. В его творчестве все чаще слышатся горькие ноты, возникает тема «хладного мира», толпы «ничтожной и глухой», гибели лучших человеческих надежд и т. п. Не случайно именно в это время впервые появляется и образ Демона с его «язвительными и печальными речами».
Таким образом, именно в 1823—1824 годах Пушкин переживает комплекс тех идей и настроений, которые были характерной предпосылкой романтизма как литературного направления в европейских странах. Благодаря эволюции пушкинского мировоззрения, происходит и эволюция, углубление его романтизма. Впервые романтическое сознание Пушкина отчетливо направляется; на критику меркантильности современного мира. Обобщающий образ этого мира дан в поэме как скопище маленьких, трусливых людей, торгующих своей волей и просящих «денег и цепей». Романтическому сознанию Пушкина оказывается доступным постижение сложных связей, явлений действительности. В «Цыганах» более отчетливо, чем в «Кавказском пленнике», дается «двойное» освещение героя. С одной стороны, Алеко резко противопоставлен миру людей-атомов как сильная, смелая, яркая личность, преследуемая «законом». В то же время это современный герой с «измученной душой» и разрушительными страстями. Диалектика этой связи (герой — общество), конечно, романтическая. Это не конкретно-историческая, а предельно обобщенная связь. Алеко соотнесен не с определенной средой, а с «временем», с миром цивилизации вообще. Тем не менее романтическое сознание Пушкина решительно преодолевает метафизическое представление о мире, свойственное просветительскому реализму и затем сентиментализму. И отсюда трагически заканчивается попытка Алеко слиться с дикой долей цыган и отсутствует идеализация последней. Пушкин полностью расстается с просветительской иллюзией о возможности безмятежного счастья в «естественном состоянии».
Но счастья нет и между вами,
Природы бедные сыны!
И под издранными шатрами
Живут мучительные сны,
И ваши сени кочевые
В пустынях не спаслись от бед,
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
По сравнению с предыдущими поэмами в «Цыганах» усиливается трагическое звучание основной темы, появляется романтический образ рока - судьбы «коварной и слепой». Но поэтическая мысль не останавливается на этом, и поэма вырастает в сложнейшее философское раздумье о жизни, об отношении к ней. Истина нащупывается в процессе столкновения контрастных, философско-этических принципов, в ходе спора-диалога между Алеко и старым Цыганом. Алеко не хочет признавать власть судьбы. Единственным законом он считает свою индивидуальную волю, стремится утвердить право отдельной личности на своего рода «пересоздание» мира или, по крайней мере, на месть. Напротив, жизненная философия старика-цыгана основывается на признании, помимо субъективной воли, наличия объективных жизненных законов. В ответ на возмущенный вопрос Алеко, почему он не отомстил Мариуле и ее возлюбленному, Цыган говорит:
К чему? Вольнее птицы младость.
Кто в силах удержать любовь?
Чредою всем дается радость:
Что было, то не будет вновь.
И еще:
Взгляни: под отдаленным сводом
Гуляет вольная луна.
На всю природу мимоходом
Ровно сиянье льет она...
Кто место в небе ей укажет,
Промолвя: там остановись!
Кто сердцу юной девы скажет:
Люби одно, не изменись?
В словах Цыгана возникает образ мира, природы с присущими ей объективными законами вечного движения, вечной изменчивости форм, законами, не поддающимися субъективным желаниям человеческого «я». Остановить вечное движение жизни, вернуть ушедшее невозможно, невозможно навязать действительности волю отдельной личности. Алеко убивает Земфиру, но она умирает «любя».
В предыдущих поэмах Пушкина тема романтического индивидуализма как таковая еще не возникла: Пушкин скорее любовался каждым ярким проявлением романтической индивидуальности. Сознательно поставить эту тему — значит оценить романтический индивидуализм исходя из иных, уже не романтических основ. Подобное явление и намечается в «Цыганах», где индивидуалистическое сознание героя оказывается несостоятельным перед лицом движения реального мира. Так незаметно начинает происходить переплавка романтической идеи — образа рока, фатума в реалистический образ естественного «хода вещей». Новые реалистические элементы в «Цыганах», таким образом, возникли не помимо, а «внутри» самой романтической системы, в процессе ее развития и совершенствования.
В середине 20-х годов в творчестве Пушкина определяется реалистический путь отражения жизни. В советском пушкиноведении глубоко раскрыты причины этого явления. В мировоззрении Пушкина утверждается принцип реалистического историзма. Поэт приходит к пониманию действительности как самодвижущегося, объективного процесса, неотвратимого «хода вещей». Наметившийся в «Цыганах» интерес к изучению самой жизни, к «проверке» духовного материальным углубляется в связи с раздумьями над современностью, стремлением уяснить перспективы декабристского восстания, а затем причины его поражения.
В создании «свободного» романа Пушкин использовал опыт романтической поэмы с ее непринужденным лирическим движением. Лирические раздумья автора становятся не «отступлениями», а «необходимостью» романа. Естественно сливая их с повествованием, Пушкин и достигает удивительной широты, многогранности, «энциклопедичности» изображения жизненных явлений и философской глубины содержания.
В «Евгении Онегине» романтическое начало, конечно, не определяет всей сложности и своеобразия романа. Романтическое как бы «просвечивает» в реалистическом миропонимании, реалистических принципах Пушкина. Однако в определенные периоды творчества и в решении определенных поэтических тем романтическое в художественном сознании Пушкина сгущается, выступает совершенно явственно. В особенности это сказалось в той линии пушкинской лирики второй половины 20-х годов, которая связана с темой поэта и поэзии.
Постоянное возвращение Пушкина к данной теме в это время, как известно, обусловлено трагическим положением самого поэта в кругу светской черни, необходимостью отвергнуть «державные» притязания, заявить о своей духовной несломленности. С другой стороны, тема поэта и поэзии в лирике второй половины 20-х годов имела и более широкое наполнение, выражала пушкинские раздумья над положением искусства в современном обществе.