Стихи, посвященные другу, имеют несколько тем. Первые 19 сонетов толкуют о том, что друг должен жениться, чтобы его красота ожила в потомках. Простейший бытовой факт поднимается Шекспиром на философскую высоту: поэт противопоставляет бренность Красоты и неумолимость Времени. Все рождающееся расцветает, а затем обречено на увядание и смерть. Поэт взывает к другу выполнить закон жизни, победить Время, оставив после себя сына, который унаследует его красоту.
Я думаю о красоте твоей,
О том, что ей придется отцвести,
Как всем цветам лесов, лугов, полей,
Где новое готовится расти.
Но если смерти серп неумолим,
Оставь потомков, чтобы спорить с ним!
Время выступает как живое существо, как могущественная разрушительная и созидательная сила. Время разрушает не только замки и памятники, но и духовные ценности. Творцами нового, творцами изменений становятся только сильные духом и умом.
Под солнцем пышно листья распростер
Наперсник принца, ставленник вельможи,
Но гаснет солнца благосклонный взор,
И золотой подсолнух гаснет тоже.
Военачальник, баловень побед,
В бою последнем терпит пораженье,
И всех его заслуг потерян след.
Его удел – опала и забвенье.
Только любовь дает прочное счастье в изменчивом мире, только она противостоит невзгодам.
Друг изображается как существо идеальное, становится подобием прекрасной и величавой статуи, а возлюбленная предстает вполне земной женщиной, похожей на запечатленный на холсте облик, ибо без красок образ ее не живет. Ей посвящена группа сонетов с 127 по 152. В 130:м сонете идеализированным признакам красоты эпохи Возрождения Шекспир противопоставляет черты обычной женщины, далеко не красавицы:
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Мы узнаем, что возлюбленная «прихоти полна» (131), что она терзает поэта и его друга «прихотью измен» (133). Поэт не понимает. «как сердцу моему проезжий двор // Казаться мог усадьбою счастливой?» (137), но продолжает любить:
Мои глаза в тебя не влюблены, –
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно. (141)
Обиды становятся непереносимыми, любовь превращается в муку, в отношениях воцаряется ложь:
Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне,
И, кажется, довольны мы вполне!
Смуглая дама перевернула душу поэта, ранила сердце друга. Чувственность отуманила разум, лишив способности видеть людей и мир в их истинном свете.
Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз
Понять не мог – что дурно, что прекрасно. (137)
Хотя два заключительных сонета и написаны в традиционной манере обыгрывания мифологического образа бога любви Купидона, цикл завершается проклятьями той любви, которая принижает человека, заставляет мириться с ложью и самому быть лживым. Но если расположение сонетов не отвечает хронологии событий, и можно предположить, что история со Смуглой дамой вторглась где-то в середине истории дружбы, то финал представится другим: чувственная любовь принесла поэту и его другу обиды, боль и разочарования. Возобновленная дружба стала прибежищем после перенесенных страданий, испытания сделали дружбу еще прочнее, а душу поэта еще восприимчивей к переживаниям других: То, что мой друг бывал жесток со мною. Полезно мне…
…Пускай та ночь печали и томленья
Напомнит мне, что чувствовал я сам,
Чтоб другу я принес для исцеленья,
Как он тогда, раскаянья бальзам. (120)
Спор между любовью чувственной и духовной разрешается в «Сонетах» Шекспира полной победой платонической любви как чувства духовного. Но до сих пор нет уверенности, что сонеты напечатаны в правильном порядке. Так называемые «датирующие» сонеты, изобилующие намеками, поддерживают датировку «Сонетов» 1592–1595 гг. Другие же сонеты, внушенные страстью позднее, обнаруживают психологическую и метафорическую сложность, не имеющую параллели в творчестве Шекспира начала 90-х годов. Некоторые из сонетов по стилю и образам близки к поэмам Шекспира «Венере и Адонису» и «Обесчещенной Лукреции», часть – созвучна мотивам, встречающимся в «Бесплодных усилиях любви» и «Двух веронцах». Два сонета (138 и 144) были опубликованы в сборнике «Страстный пилигрим» в 1599 г. А сам сборник из 154 сонетов был издан впервые в 1609 г. под названием: «Сонеты Шекспира, никогда ранее не печатавшиеся».
Неясно, в какой мере персонажи стихов – «мужчина светлокудрый, светлоокий // И, женщина, в чьих взорах мрак ночной» – представляют собой подлинные личности.
Некоторые исследователи творчества Шекспира считают, что Смуглая дама – Эмилия Бассано, дочь Баптисты Бассано, придворного музыканта, и в подтверждение приводят цитаты из рукописи одного дневника, где об Эмилии говорится, что она была «весьма смуглой в юности».
Другие предполагают, что Смуглой дамой сонетов могла быть жена книгоиздателя, земляка Шекспира, Ричарда Филда – Жаклин Филд: «…она была француженкой, и, следовательно, у нее, скорей всего, были темные глаза, желтовато-бледный цвет лица и то необъяснимое очарование, о котором столько раз упоминает Шекспир»10. В качестве «черноволосой красавицы» упоминают и фрейлину Елизаветы, весьма небезупречную в моральном отношении Мери Фиттон.
Множество гипотез существует и по поводу того, кто же был тем «царем и царицей сердца» Шекспира. Если отбросить ряд совсем уж фантастических предположений, то сколько-нибудь правдоподобными кандидатами остаются лишь два лица: Генри Ризли, граф Саутгемптон, и Вильям Герберт, граф Пемброк. Саутгемптоновская теория допускает более правдоподобную датировку сонетов, но тоже не является безупречной11.
В цикле «Сонетов» имеется одно любовное стихотворение, мало согласующееся с содержанием остальных и довольно неумелое (сонет 145). В заключительном двустишии: «Я ненавижу,» – но тотчас // Она добавила: «Не вас» – сочетание слов hateaway, возможно, является каламбуром, где обыгрывается фамилия жены Шекспира Hathaway. Словосочетание не совсем точно соответствует фамилии, но тогдашнее произношение делает игру слов более удачной, чем это может показаться на современный слух. Стихотворение действительно могло быть написано как признание в любви жене Шекспира Энн Хетеуей.
И Смуглую даму, и друга мы видим глазами поэта, его отношение к ним претерпевает изменения, и из описаний чувств поэта возникает большой и сложный образ главного лирического героя «Сонетов». В образ лирического героя вошло немало личного, обнаженное «я» предстает перед читателем в первый и единственный раз во всем собрании сочинений Шекспира. «Этим ключом, – говорит Водсворт о «Сонетах», – Шекспир отомкнул свое сердце»12.
В какой-то мере в «Сонетах» отражаются личные переживания поэта. Так, сблизившись с кружком Саутгемптона, Шекспир не мог не почувствовать «низменности» своего положения актера площадного театра (сонеты 110 и 111). Но оказалось, что находиться среди интеллигентной челяди не менее трудно. Целая группа сонетов посвящена теме соперничества Шекспира с другими поэтами, воспевающими одного мецената (сонеты 80 и 85). В качестве наиболее вероятного соперника Шекспира называют чаще всего Дж. Чапмена.
Драматический герой «Сонетов» воспринимается нами как живое лицо, но разве Шейлок и Гамлет являются менее живыми? Все-таки в «Сонетах» перед нами не автопортрет, а жизненно правдивый художественный образ человека.
Лирический герой возникает перед нами сначала еще не очень искушенным в жизни, полным благородных идеалов и иллюзий. Он проходит через большие душевные испытания, страдает, и дух его закаляется, обретает понимание действительности во всей ее сложности и противоречиях. Ему случается совершать ошибки и переживать падения, но он честно сознается в своих слабостях.
Страдая, он не замыкается в мире личных переживаний. Своя боль учит его чувствовать боль других людей, и тогда перед ним открывается зрелище бедствий, оскверняющих жизнь. Сознание героя становится трагическим:
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье.
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока. (66)
Это перекликается с монологом Гамлета «Быть или не быть?» Но, в отличие от героя трагедии, лирический герой «Сонетов» не ищет для себя выхода в смерти (Гамлет помышляет о самоубийстве). Герой находит нечто примиряющее его с жизнью: это дружба, сильная, как любовь, и дающая радость. Он не хочет покинуть своего друга в суровом мире:
Все мерзостно, что вижу я вокруг,
Но как тебя покинуть, милый друг! (66)
Личность лирического героя определяет единство цикла, которое не столько сюжетное, сколько идейно-эмоциональное.
Говоря о каком-то чисто личном, мимолетном настроении, Шекспир непременно связывает его с чем-то большим, находящимся вне его. Происходящее в душе одного человека связывается со всем состоянием мира. Шекспир начинает отходить от романтической идеальной традиции Ренессанса, но борьба реального с идеальным не увенчалась в сонетах полной победой реального.
Сложность поэтической образности сонетов отражает стремление выразить всю сложность самой жизни и, в первую очередь, душевного мира человека. Шекспир постепенно достигает той свободы владения формой, когда уже не ощущается стеснительность рамок. Сонет Шекспира – чудо строгой и четкой архитектоники.