По своей структуре эта пьеса никакого отношения к жанру классической трагедии не имела, являясь по существу исторической драмой, насыщенной политическими аллюзиями. Современники неистовствовали, когда слышали со сцены стихи:
Любви к отечеству сильна над сердцем власть!
Российских воинов она едина страсть.
То чувство пылкое, творящее героя,
Покажем скоро мы среди кровава боя.
(с. 260)
С этими словами появлялся на сцене князь Пожарский, главный герой трагедии. И на протяжении всей пьесы: его речь была выдержана примерно в таких выражениях. Содержание пьесы сводится к притязаниям атамана Заруцкого на царскую корону. Честолюбивый атаман видит в Пожарском главное препятствие к достижению своей цели. Разоблачение Заруцкого, крушение его замыслов и составляют сюжетную основу трагедии, завершающейся сценой освобождения Москвы от захватчиков и здравицей в честь молодого царя Михаила.
Примечателен демократизм позиции автора трагедии. На вопрос Заруцкого: «Кто Минин сей, кому Российская страна воздвигнуть памятник незыблемый должна?» Пожарский отвечает:
Похвальней в низости величием блистать,
Чем выше сана блеск ничтожством помрачать.
Любовь к отечеству последнего в народе
Возводит в сан вельмож знатнейших по породе.
Не предки, Минин сам почтенный род начнет…
Се он! Се верный сын отечества идет.
(с. 265)
Тема всенародного подъема, приведшего к освобождению Москвы в 1612 г., вообще пользовалась особой популярностью в первое десятилетие XIX в. С.Н. Глинка создаст в 1809 г. отечественную драму «Минин»; еще раньше, в 1806 г., Г.Р. Державин напишет пьесу «Пожарский, или Освобождение Москвы», определив ее жанр как «героическое представление».
Возвращаясь к Озерову, мы должны рассмотреть еще одну, пожалуй, лучшую его трагедию «Поликсена». Написанная в 1808 г., эта трагедия была одним из последних творений драматурга. Уже в период работы над нею Озеров находился в состоянии душевной надломленности, вызванном внезапными осложнениями по службе, в результате которых он вышел в отставку. К этому добавилось возникновение неприязни в отношениях с теми, кого еще недавно Озеров считал наиболее близкими ему людьми из литературных кругов Петербурга. Он покидает столицу. Находясь один в своем имении, в деревенской глуши, в стесненном материальном положении, Озеров в минуты отчаяния сжег все написанное им за два года в деревне (трагедию «Медея», планы еще двух пьес и наброски трагедии об Артемии Волынском). В конце 1809 г. у пего обнаружились признаки умственного расстройства. Последние годы жизни Озеров прожил душевнобольным в имении отца в Тверской губернии, где и умер в сентябре 1816 г.
В своей последней трагедии Озеров вновь вернулся к античной тематике. История троянки Поликсены, принесенной в жертву богам после взятия Трои по настоянию Пирра, сына греческого героя Ахилла, составляет сюжетную основу пьесы. В истолковании воли богов решающим становится то обстоятельство, что Поликсена была невестой Ахилла. Используя этот сюжет, Озеров несомненно ориентировался и на трагедии «Гекуба» Еврипида и «Троянки» Сенеки. Сходство трагедии Озерова с «Троянками» Сенеки уже отмечалось исследователями. Сведения об использовании Озеровым опыта Еврипида мы находим в письмах драматурга к А.П. Оленину. Однако драматическая коллизия, заложенная в античном мифе, осмысляется Озеровым независимо от ее истолкования в трагедиях Еврипида и Сенеки. Как у того, так и у другого античных драматургов главным действующим лицом была представлена Гекуба, несчастная мать, страдающая от бессилия предотвратить гибель своих детей. В трагедии Озерова Гекуба играет важную, но не главную роль. Центральным персонажем, как бы фокусирующим трагизм мироощущения автора, является Поликсена. Неотвратимость судьбы приобретает характер жертвенного служения любовному чувству, от которого сгорает героиня:
Мне нет уже отрад и нет надежды боле;
Что долее мне жить – страдать лишь только доле,
Сгорая от огня снедающей любви,
Лиющейся в моей волнуемой крови.
Сей огнь, сей дар благий живительной природы
Сушит безвременно мои весенни годы,
И от него, увы, ни тихий вечер дня,
Ни утро раннее не прохладят меня!
Ахилл, ты видишь то, и, сам стеня в разлуке,
Деля мою тоску, томяся в равной муке,
Ты отверзаешь мне гробницу на покой,
Где б смерть венчала нас иссохшею рукой…
(с. 336)
В свете подобной трактовки образа Поликсены не лишено справедливости тонкое наблюдение И.Н. Медведевой о соотносимости его с образом героини романтической баллады В.А. Жуковского «Людмила». Балладно-элегическая интерпретация античного сюжета как нельзя лучше отвечала сентименталистским умонастроениям автора. С Людмилой сближает Поликсену и сама ситуация, в которую поставлена героиня трагедии, и та решимость, с какой она отдается судьбе:
… страшиться ли должна,
Когда я смерть мою угодной зрю Ахиллу,
Когда жених в свой гроб зовет меня унылу?
(с. 335)
Поликсена страшится оставить одинокой безутешную, «стенящую в слезах» мать. Но еще страшнее для нее стать виновницей истребления оставшихся в живых троянских женщин. Вот почему Поликсена не сомневается в благости своей жертвы, видя в ней искупление страданий других. И вот почему она отказывается от защиты Агамемнона, пытающегося предотвратить бесчеловечное жертвоприношение, и сама закалывается. Трагедия завершается восклицанием мудрого Нестора:
Какой постигнет ум богов советы чудны!
Жестоки ль были мы, иль были правосудны?
Среди тщеты сует, среди страстей борьбы
Мы бродим по земли игралищем судьбы.
Счастлив, кто в гроб скорей от жизни удалится;
Счастливее того, кто к жизни не родится.
(с. 356)
Человек – минутный странник на земле. Только там, за пределами земного, ждет его счастие и успокоение от страданий. Этот тезис, запечатленный в наиболее проникновенных стихотворениях Жуковского, может служить лейтмотивом последней трагедии Озерова.
По характеру конфликта «Поликсена» сближается с одной из самых лирических трагедий Расина – «Ифигенией в Авлиде». Они близки и в композиционном отношении. И только развязка в русской трагедии поражает своей мрачной безысходностью. Перемена во взглядах Озерова тем показательнее, что в своей более ранней пьесе «Эдип в Афинах», основанной на мифологическом сюжете, он, как мы помним, переосмыслил античный источник, оставив Эдипа жить. Гневом богов был поражен коварный Креон, что придало финалу трагедии оптимистическое звучание. Теперь Озеров далек от оптимизма. Содержание и пафос «Поликсены», пожалуй, впервые в истории русской драматургии дают пример такого всепоглощающего трагизма, который стоит на грани отрицания разумности сущего. Неотвратимость судьбы с одной стороны, и беззащитность человеческого существа перед роком – с другой, персонифицируются в образах безжалостного Пирра и обреченной Поликсены. Воплощение трагического мироощущения автора отмечено в этой трагедии печатью безысходности.
Таким образом, говоря о судьбе трагедийного жанра, невозможно обойти молчанием драматические сочинения В.А. Озерова. Классицистический жанр трагедии начал разрушаться, как мы видели, в самом творчестве Озерова, но, умирая, этот жанр порождал новые художественные формы, отвечавшие запросам своего времени.
3. Проблематика и образная система трагедий В.А. Озерова
3.1 Черты историзма в трагедии «Ярополк и Олег»
Трагедия Озерова «Ярополк и Олег» может служить образчиком произведения, в котором историческое предание нарушается в угоду известному правилу классицизма, требующие обязательного увенчания добродетели и наказания порока.
Но при всех своих отступлениях от летописного предания эта трагедия отличается от предшествующих ей трагедий относительно более строгим историзмом.Озеров полнее и глубже использовал исторический материал, чем это могли сделать Сумароков и Княжнин. По сравнению с их трагедиями трагедия «Ярополк и Олег» имеет гораздо больше точек соприкосновения с рассказом летописца. Стремление Озерова по возможности придерживаться исторической истины сказалось прежде всего на самом сюжете трагедии. В отличие от трагедии «Мстислав», в «Ярополке и Олеге» только часть сюжетного действия основывается на вымышленной любовной интриге, другая же часть является более или менее верным воспроизведением летописного предания. Озеров воспроизвел летописный рассказ о воеводе Свенальде, который, мстя Олегу за убийство сына, восстановил против Олега его брата Ярополка. Любопытно, что вымышленная любовная интрига поставлена и трагедии на службу конфликту, имеющему реальную метрическую основу. Зная о соперничестве Ярополка и Олега, Свенальд использует это соперничество в своих целях. Само наличие в числе персонажей трагедии еще одного исторического лица делает более полным ее историзм. В «Мстиславе» Сумарокова и в «Владимире и Ярополке» Княжнина отсутствуют исторические образы воевод, хотя обоим драматургам представлялась возможность воспользоваться при создании этих образов весьма интересными прототипами. Только равнодушием Сумарокова к истории можно объяснить тот факт, что драматург, создавая трагедию о Мстиславе, не обратил внимания на колоритную фигуру воевавшего на стороне Ярослава скандинавского витязя Якуна. Точно так же и Княжнин не воспользовался возможностью изобразить воеводу Яро полка предателя Блуда или же верного Ярополку слугу по имени Варяжко, предпочтя им бледную фигуру вымышленного Сваделя. Что касается любовной интриги озеровской трагедии, то хотя эта интрига и является вымышленной, в ней все же имеются отдельные моменты, соотнесенные с событиями реальной истории. Как указывалось выше. Святослав привез в жены Ярополку плененную им княжну. Правда, княжна, о которой упоминается в летописи, была «грекиней», тогда как Предслава была вывезена из Болгарии и назначена в жены не Ярополку, а Олегу. Но, заменив Византию Болгарией, Озеров нарушил достоверность не истории вообще, а лишь одного единичного факта. Как известно из истории, Святослав действительно совершал походы в Болгарию. Эти походы и связанная с ними политика Святослава в отношении Византии и Болгарии получили и трагедии Озерова довольно верное освещение. Озеров правильно отмечает, что, выступив по причину вероломных правителей Византии против Болгарии, Святослав заключил потом союз с болгарами и боролся имеете с ними прочив Византии. Болгарская княжна Предслава заявляет в трагедии Озерова, что она «хранит еще и душе всю милость Святослава», хотя последний и лишил ее престола. У Святослава, говорит княжна, не было вражды к болгарам. Он готов был помочь им освободиться от чужеземного ига.