Куприн вошел в наш литературный обиход как певец светлых, здоровых чувств, как наследник демократических и гуманистических идей великой русской литературы XIX века. Он оставил нам прекрасные образцы реалистического повествования, строгого и динамичного по сюжету, лаконичного, интересного в психологическом плане. В его произведениях мир высоких искренних чувств противостоит пошлости, духовному рабству окружающей жизни.
Такова и судьба писателя. Куприн жил «на полную катушку», он не терпел получувств, полуэмоций, полу-любви. Если он сердился, то от гнева его дрожали стены, если он радовался, то это была по-детски наивная, светлая, всеобъемлющая радость. Его дружба была безоговорочна и крепка, ненависть – бескомпромиссна. Ну а если он любил, то любовь эта захватывала его всего, без остатка и превращалась в некий импульс для его жизни и творчества.
Куприн не умел жить без любви, это чувство питало его изнутри, наполняло его энергией, давало живительные силы даже в самые трудные моменты жизни, когда все вокруг казалось безотрадным и бессмысленным. В дни тяжелых личных неприятностей и связанных с ними переживаний Куприн «увядал», он не мог работать, нередко он уходил в запои, стараясь «утопить» свои тяжелые мысли в стакане вина. Друзья находили его в такие дни потерявшим человеческий облик, и только любовь могла вывести Куприна из этого страшного забытья, только ей было под силу разрушить этот кошмарный сон.
Любовь соединила Куприна с двумя женщинами, которым суждено было стать его женами: первый раз его женой стала юная Мария Давыдова, второй – Лиза Гейнрих Ротони, такие разные женщины!
Именно этих женщин без памяти любил Куприн: каждую по-своему, разной любовью, но все же любил по-настоящему, без притворства и лжи. Именно они не только сыграли огромную роль в личной жизни писателя, но и оказали огромное влияние на его творчество. Поэтому, памятуя о том, что все сюжеты для своих рассказов Куприн черпал из своей жизни (он назвал ее «канвой» для рассказов), будет очень уместно подробнее рассказать о женщинах, которых любил Куприн, ведь эта любовь дала толчок для создания многих произведений писателя. Мы построим наше повествование на биографической основе, так как считаем недопустимым «вырывать» отдельные бессвязные факты из биографии писателя. Воспоминания первой жены Куприна – Марии Карловны о «годах молодости», его дочери от второго брака – Ксении, его друзей будут приведены нами на фоне всего жизненного пути писателя со дня первой встречи с Марией Давыдовой до дня смерти на руках у Елизаветы Морицовны. Как нам кажется, такое построение повествования поможет глубже раскрыть роль этих женщин в жизни и творчестве Куприна.
В ту пору, когда молодая девушка, Мария Давыдова, познакомилась со своим будущим мужем, Куприн был только на пути становления писателя. С этих лет и начинается повесть Марии Карловны Куприной - Иорданской «Годы молодости», написанная много лет спустя. Годы молодости – это годы первых литературных связей и знакомств, порывов и искренних чувств.
Куприна и Марию Карловну связывают не только годы, когда они были мужем и женой и совместно руководили «Миром Божьим». Чувство дружбы и доверия к своей первой жене Куприн сохранил на всю дальнейшую жизнь, хотя, конечно, нельзя сказать, что у них обошлось без взаимных обид и упреков, особенно после развода.
Знакомство Куприна с Марией Давыдовой произошло в доме Давыдовых, куда Куприна привел Бунин, чтобы представить своего товарища издательнице популярного литературного журнала «Мир Божий» Александре Аркадьевне Давыдовой.
В тот день Александра Аркадьевна из-за недомогания не могла заниматься делом, поэтому навстречу гостям вышла ее дочь: двадцатилетняя Мария. Когда появилась молодая брюнетка с лицом красивой цыганки, но одетая с той подчеркнутой простотой, которая говорит о безукоризненном вкусе, Куприн невольно отступил назад, за спину щеголеватого, ловкого Бунина. Мария Карловна так вспоминает эту роковую для нее и Куприна встречу:
«- Здравствуйте, глубокоуважаемая! – обратился он (Бунин) ко мне. – На днях прибыл в столицу и спешу засвидетельствовать Александре Аркадьевне и вам свое нижайшее почтение. – Он преувеличенно низко поклонился, затем, отступив на шаг, поклонился еще раз и продолжал торжественно серьезным тоном: – Разрешите представить вам жениха –моего друга Александра Ивановича Куприна. Обратите благосклонное внимание талантливый беллетрист, недурен собой. Александр Иванович, повернись к свету! Тридцать один год, холост. Прошу любить и жаловать!
Довольный своей выдумкой, Бунин лукаво посмеивался. Куприн сконфуженно переминался с ноги на ногу и, смущенно улыбаясь, мял в руках плоскую барашковую шапку. В синем костюме в серую полоску, мешковато сидевшем на его широкой в плечах, коренастой фигуре, низком крахмальном воротнике, каких уже давно не носили в Петербурге, и большом желтом галстуке с крупными ярко-голубыми незабудками, Куприн... казался неуклюжим и простоватым провинциалом.
– Так вот, почтеннейшая, – продолжал Бунин, когда мы сели, – сядем, посидим, друг на дружку поглядим. У вас товар, у нас купец, женишок наш молодец...
И как деревенский сват, выхваляя жениха, Бунин в то же время рассказывал о Куприне различные смешные анекдоты.
Этот фарс, неожиданно придуманный Иваном Алексеевичем, был очень забавен. И на его вопрос: «Так как же, глубокочтимая, нравится вам женишок? Хорош?...» – Я поддержала шутку:
- Нам ничего... да мы что... как маменька прикажут, их воля...»10.
Куприн молчал: ему становилось все более неловко, и бунинская затея его не веселила. Молодая хозяйка быстро заметила это и незаметно перевела разговор в иную плоскость. Она вспомнила Крым, начала расспрашивать Куприна об общих знакомых, в числе которых оказался Сергей Яковлевич Елпатьевский. Куприн тотчас оживился, исчезла связанность движений, другим стало выражение лица. Начались разговоры о Чехове, во время которых Куприн окончательно обрел смелость, а вместе с ней и живой дар речи. Прощаясь, Мария Давыдовна передала Куприну от имени матери приглашение бывать у них, когда Александра Аркадьевна поправится. И предложила обязательно зайти в редакцию журнала «Мир Божий», к редактору и критику Ангелу Ивановичу Богдановичу.
Злость точила Куприна.
«Наивный провинциал приехал завоевывать Петербург!.. Зачем я согласился пойти с этим дурацким визитом к Давыдовым? – корил себя Куприн. – Сама издательница не сочла нужным со мной познакомиться, а дочка, эта столичная барышня, видимо, слишком много думает о себе... Очень она мне нужна... Пускай они с Буниным найдут кого-нибудь другого, кто бы позволил им над собой потешаться и разыгрывать свои комедии. А еще приглашала бывать! Покорнейше благодарю! Ноги моей
там не будет! Но к Богдановичу я, конечно, на днях зайду...»11.
Редакция журнала «Мир Божий» занимала несколько комнат в той же большой квартире Давыдовых. В ближайший вторник, приемный день Богдановича, Куприн появился в его кабинете, побеседовал с сотрудниками журнала. Во время этого разговора в комнату вошла полная блеклая дама – редактор журнала Давыдова. Александра Аркадьевна подошла к Куприну, подала ему рыхлую в перстнях руку и пригласила остаться у нее отобедать. Приглашение застигло Куприна врасплох. Он растерялся и от застенчивости не сумел отказаться. Поднимаясь на второй этаж вслед за Богдановичем, Куприн снова ругал себя за то, что опять стушевался перед «этими благополучными представителями света».
Дочь Давыдовой, встретившая их в уютной столовой, показалась ему еще краше, чем при знакомстве. Но то, что она – светская дама, а он –провинциальный писатель, казалось ему непреодолимой пропастью в отношениях между ними. Его раздражало у Давыдовых все: безукоризненно накрахмаленные салфетки и скатерть, тяжелое столовое серебро, переливчато мерцающий хрусталь, дорогие вина, маринады, балыки. Двум горничным помогала подавать на стол хрупкая девушка, почти девочка – Лиза Гейнрих(!П), младшая сестра покойной жены Мамина -Сибиряка Марии Морицовны. (Удивительное дело! Здесь, в одной комнате рядом с Куприным, находились обе женщины, которым каждой в свое время суждено будет стать его женами). Куприн равнодушно скользнул взглядом по точеному личику Лизы, по белой наколке (Лиза, несколько лет прожившая в семье Давыдовых, работала теперь в Георгиевской общине сестер милосердия и лишь изредка навещала Александру Аркадьевну). Когда Куприн прощался, Александра Аркадьевна благосклонно предложила ему «запросто» заходить к ним в дом. С того дня он зачастил к Давыдовым, где делился своими петербургскими впечатлениями, огорчениями и радостями с новым другом – Марией Давыдовой. Он стал все чаще бывать у них в доме, хотя Александра Аркадьевна не придавала особого значения его визитам. Она не всегда выходила вечером в столовую, но за хозяйку оставалась тетушка Марии Вера Дмитриевна Бочечкарева, которая разливала чай. Потому отсутствие Александры Аркадьевны не нарушало общепринятых правил.