Выпускная квалификационная (дипломная) работа
на тему: «ТЕМА ПРЕСТУПЛЕНИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО И П. ЗЮСКИНДА: К ПОИСКУ ЛИТЕРАТУРНОГО РОДСТВА»
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. СОЦИАЛЬНЫЙ ФОН И ЛИЧНОСТНАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
1.1 Париж XVIII века (взгляд из века XX) и Петербург XIX века
1.2 Герой Ф.М.Достоевского и герой А. Зюскинда: к поиску социально-психологического родства
Глава 2. ОБРАЗ ПРЕСТУПНИКА В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» И В РОМАНЕ П.ЗЮСКИНДА «ПАРФЮМЕР»
2.1 Родион Раскольников
2.2 Жан-Батист Гренуй
Глава 3. ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ ТЕМЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ Ф.М.ДОСТОЕВСКИМ И П. ЗЮСКИНДОМ
3.1 Истоки, причины, идеология двух преступлений
3.2 Концепция наказания за преступление
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
ВВЕДЕНИЕ
Тема преступления в читательском сознании связана, прежде всего, с именем Ф.М. Достоевского и его романом «Преступление и наказание». Это правомерно и объяснимо, так как именно этим автором в этом произведении не только осуществлен детальный анализ причин, мотивов, социально-психологической обусловленности преступления, но и исследована личность преступника, его душевный уклад, его эволюция,
Роман “Преступление и наказание” был задуман Ф.М.Достоевским на каторге, “в тяжёлую минуту грусти и саморазложения”, в остроге, куда он был брошен в 1850 году как государственный и политический преступник. Именно там у него зародилась мысль об “идейном” преступнике, разрешившем себе “кровь по совести”, “моральный эксперимент”. Мучила Достоевского и мысль о “Наполеонах”, присвоивших себе право обрекать на гибель, “тратить” миллионы людей. В 1963 году он сказал А.П.Сусловой поразившие её слова; впоследствии она записала их в дневнике: “Когда мы обедали, он, смотря на девочку, которая брала уроки, сказал: “Ну вот, представь себе, такая девочка со стариком, и вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: “Истребить весь город”. Всегда так было на свете”.[1]
Замысел созревал долго и мучительно в сложную эпоху конца пятидесятых - начала шестидесятых годов прошлого века. Освобождение крестьян в 1860 году, казалось, открывало новую эпоху радужных перспектив перед российским обществом. Но очень скоро стало ясно, что реформа не принесла желанного перелома, не стала прологом нового времени. Наоборот, на сцену вышли новые социальные хищники — буржуа-дельцы с их идолом “золотого тельца”. Наступило время тяжких разочарований, мучительных душевных процессов. Салтыков-Щедрин писал об этом времени: “Да, в такие минуты действительно нечто упраздняется, но это “нечто” есть именно тот характер человечности, который сообщает жизни всю её цену и смысл. А на место упразднённого, просто-напросто, выступает на сцену тёмное хищничество...”.[2]
Годы, когда создавался роман “Преступление и наказание”, были и для самого Достоевского годами тяжёлого одиночества, мучительных мыслей и трудных решений. Незадолго перед этим, в 1864 году, уходят из жизни самые близкие ему люди — жена Мария Дмитриевна, брат Михаил Михайлович — единомышленник и сотрудник Аполлон Григорьев. “И вот я остался вдруг один, и стало мне просто страшно,— пишет он другу.— Вся жизнь переломилась разом надвое. Стало всё вокруг меня холодно и пустынно”.[3] А вскоре после смерти ближайших сотрудников по изданию журналов — М.М.Достоевского и А.А.Григорьева — терпит крах и журнал “Эпоха”. “На мне, кроме того, до десяти тысяч вексельного долга и пять тысяч на честное слово... О друг мой, я охотно пошёл бы опять в каторгу на столько же лет, чтобы только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным”.[4]
Когда Достоевский писал “Преступление и наказание”, он жил в той части Петербурга, где селились мелкие чиновники, ремесленники, торговцы, студенты. Здесь, в холодном осеннем тумане и жаркой летней пыли “соединённых петербургских улиц и переулков”, лежащих вокруг Сенной площади и Екатерининского канала, возник перед ним образ бедного студента Родиона Раскольникова, здесь и поселил его Достоевский, в Столярном переулке, где в большом доходном доме снимал квартиру сам.
В каморках и на улицах этого Петербурга открылось Достоевскому такое неисчерпаемое содержание, такая фантастическая бездонность жизни — ситуации, характеры, драмы — такая трагическая поэзия, каких ещё не знала мировая литература. “Проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, — записал Достоевский в “Дневнике писателя”, — и если только вы в силах и имеете глаз, то найдёте в нём глубину, какой нет у Шекспира”.[5] Это и делал Достоевский, извлекая из фактов, до него находивших место лишь на страницах газетной хроники, глубину и смысл мирового значения.
В ХХ веке тема преступления обогатилась новыми мотивами, поворотами, коллизиями, образами. Среди авторов, раскрывающих эту тему выделяется немецкий прозаик Патрик Зюскинд. Критики почти единодушно объявили его “автором одного романа” – “Парфюмер”, ставшего бестселлером европейской литературы с момента опубликования в 1985 году. Все остальные малочисленные произведения, вышедшие из-под пера Зюскинда, по сравнению с “Парфюмером” кажутся написанными не им. Заметная отчужденность Зюскинда от общественной жизни – он не даёт интервью, редко появляется на публике – напоминает одиночество его героя – Жана Батиста Гренуя.
Восприятие Зюскинда критикой, да и читателями, неоднозначно: ему то приписывают литературное ретроградство, то новаторство.. На самом деле, он традиционалист лишь в том отношении, что не считает исчерпанными темы, которых многие касались до него, в частности – тему преступления. Однако они очень по-своему осмыслены Зюскиндом — и в “Голубке”, и в “Контрабасе”, и в “Парфюмере”.
Ключевой для понимания творческой манеры Зюскинда текст, жанр которого автор определил как “наблюдение”, озаглавлен “Amnesia in litteris” — там речь идет о “полной потере литературной памяти”. Описывается странная болезнь, сущность которой заключена в том, что человек неспособен усвоить только что им прочитанную книгу, а стало быть, и каким-то образом ею воспользоваться, если он сам попробует сочинять. Добросовестно проработанные тома, будь то биография Александра Македонского, научный труд о Тридцатилетней войне или роман Генриха Бёлля, оставляют некое смутное воспоминание, и только. Кажется, в “Бесах” один герой застрелился из пистолета. Что еще происходит на сотнях страниц знаменитого произведения, наблюдающий сказать не в состоянии.
Amnesie in litteris” завершается цитатой из одного известного стихотворения — приблизительной, поскольку, если верить автору, позабылся источник. Впрочем, смысл строки передан верно — за это автор ручается. Смысл и не мог подвергнуться искажению, так как строка выражает императив, которому подчинено поведение героев Зюскинда. Вот она: “Ты должен жизнь свою переиначить!” Стихи Рильке, откуда взята эта цитата, известны даже немецким школьникам. Это лишь один показательный момент, позволяющий утверждать, что Зюскинд действительно сыграл в литературную амнезию. Самое любопытное в том, что рассказ о ней за чистую монету приняли многие – причем даже те, кому подобная доверчивость не подобает в силу особенностей их профессии. Например, Марселя Райх-Раницкого, литературного обозревателя, чей авторитет в Германии неоспорим. Райх-Раницкий написал, что Зюскинд внушает такое чувство, “как будто бы он никогда не читал Кафку и ничего не слышал о Джойсе”.
Помимо Кафки и Джойса в памяти всплывают имена тех, кто предшествовал Зюскинду в подобном выборе тем, коллизий и в построении повествования: Гоголь, Достоевский, Диккенс. Вспоминаются Квазимодо из романа Гюго, Гриффин Г.Уэллса. Припоминается, что Гренуй, переходя от фантазий к действиям, осуществил замысел, когда-то вынашиваемый, однако не реализованный Дорианом Греем в романе Уайльда, который тоже знал, что душевное состояние теснейшим образом связано с чувственным восприятием, и мечтал о запахе, способном доводить до безумия. Таким образом, обретает под собой основание взгляд на Зюскинда как на писателя осознанно и принципиально старомодного. Райх-Раницкий подает этот взгляд как аксиоматичный, утверждая, что Зюскинд “не заботится о различных ухищрениях, о надуманной технике, об изысканных трюках современной прозы”. Очерчивается образ консерватора и архаиста, решившего, наперекор интеллектуальной моде, вернуться к представлениям о литературе, преобладавшим в незапамятные бальзаковские времена.
Роман «Парфюмер», на наш взгляд, заключает многочисленные точки сходства с романом «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, невзирая на все заверения автора об отсутствии литературной памяти. Тогда по двум-трем аналогиям сразу станет понятно, каков истинный сюжет этой “истории одного убийцы”.
“Парфюмер” стал беспрецедентным бестселлером немецкой литературы и был переведен на множество языков. Этот роман, действие которого происходит в восемнадцатом веке во Франции, часто воспринимают как постмодернистскую критику Просвещения. Вот его краткое содержание: Жан-Батист Гренуй, главный герой романа, сын рыбной торговки, убивавшей собственных детей и казненной вскоре после его рождения, влачит голодное и безрадостное сиротское существование. Он поздно и с трудом начинает говорить, но рано обнаруживает у себя уникальный дар различения запахов, обонятельный эквивалент абсолютного слуха. Запахи становятся его страстью, смыслом его жизни. Вскоре его отдают чернорабочим в кожевенную мастерскую, где он живет и работает в ужасающих условиях, но проводит все свое скудное свободное время в прогулках по Парижу, составляя для себя карту запахов города, всех его улиц и площадей, углов и закоулков. Однажды его посылают отнести козьи шкуры к Бальдини, парфюмеру, чьи творческие способности постепенно угасают и дело приходит в упадок. Гренуй пользуется представившейся возможностью воплотить в жизнь свою заветную мечту: создать совершенные духи, которые будут вызывать всеобщую любовь. Он знает, какими они должны быть: именно такой аромат исходил от юной девушки, шедшей однажды вечером по Рю де Марэ. Он расслышал его с другого берега реки, ему достаточно было тончайшего следа в воздухе. Это был аромат чистой красоты, и в самом принципе ее запаха Гренуй нашел точку опоры для своего внутреннего мира, мира обоняния. Он убил девушку и “вынюхал ее до дна” – это было его первое убийство на почве запаха.