В отличии от следующего романа, где все противоречия заметно острее, эти гонимые и чудаки, играя некие роли, надевая маски, имеют возможность жить. В «Бильярде в половине десятого», где гонимыми являются «агнцы», основным местом их существования будет «тот свет». Те же, кто случайно уцелел, тоже вынуждены или играть роль, или еще и носить маску.
Именно с пространством «агнцев» связан огромный пласт библейской символики «Бильярд в половине десятого». Этот пласт имеет в романе чрезвычайно разветвленную структуру, связанную некоторыми гранями с игрой как явлением культуры. «Агнцы» - это жертвы «буйволов», жертвы политического террора. Это «черная кость», люди плебейского происхождения, но именно на их стороне симпатии автора. Это Ферди Прогульске, семья кельнера Шреллы, служащие отеля «Принц Генрих» Иохен и Гуго – люди, обладающие высокими моральными качествами. Но с другой стороны их непротивление переходит в самопожертвование, а религиозная кротость – в отрешенность от реальности.
Пространство «хозяев жизни», «буйволов», «активного зла – отъявленных лицемеров и лжецов», помимо констатации их неизменного и неуклонного следования всем национальным традициям и численного превосходства, никаких идей не несет. К этим пространствам относятся Гезелер, Неттлингер, господин М., Вакано, мясник Грец. Эти люди – это германские шовинисты, презирающие другие народы, это фашистские головорезы. Их боги – Вильгельм II, Гинденбург, Гитлер. Основная особенность героев данного пространства – бессмысленная жестокость в прошлом и демонстрация полной толерантности и одновременно полного забвения и отсутствия раскаяния в настоящем. В анализируемых романах эти люди – второстепенные персонажи, но чрезвычайно важные для понимания романов. Эти зловещие тени прошлого играют далеко не последнюю роль: именно их присутствие помогает положительным героям перейти от пассивного созерцания к действиям. Таким образом, основная функциональная особенность этих пространств заключается в том, что герои этих пространств служат катализаторами действий, первопричиной шагов, предпринимаемых героями других пространств.
Неизменная отнесенность героев к тому или иному игровому пространству связана с очень важной для поэтики романа оппозицией, реализованной через мотив движения, - динамика/статика. Как уже отмечалось, по принадлежности к пространству герои Белля статичны (аналогично бильярдным шарам, которые тоже по правилам игры не могут выйти за пределы поля или поменять цвет), их пространства замкнуты, а следовательно, они сами легко определяются как чужаки игроками другого пространства. Очень типична в этом отношении история с Гуго (гостиничным боем):
Da hatten sie also seit fuenfhundert oder sechshundert Jahren – und waren sogar stolz auf das Alter ihrer Kirche – hatten vielleicht seit tausend Jahren ihre Vorfahrer auf dem Friedhof begraben, hatten seit tausend Jahren gebetet und unterm Kruzifix Kartoffeln mit Sauce und Speck mit Kraut gegessen. Wozu? <Und wissen Sie, was sie schrien, waerend sie mich verpruegelten? Lamm Gottes. Das war mein Spitzname <…> … brachten sie mich in die Fuersorge. Dort kannte mich niemand, keins von den Kindern, keiner von den Erwachsenen, aber ich war noch nicht zwei Tage in der Fuersorge, nannten sie mich auch dort Lamm Gottes, und ich bekam Angst, obwohl sie mich nicht schlugen <…> bald war ich vierzehn <…>der Hoteldirektor kam ins Heim. <…> Und sie (mit Rektir) gingen an uns vorbei, blickten uns in die Augen und sagten beide, sagten wie aus einem Munde: “Dienen, wir suchen jungen, die dienen koennen”, aber sie suchten nur ich heraus. Ich musste sofort meine Sachen in einen Karton packen und fuhr mit Hoteldirektor hierher, und er sagte im Auto zu mir: “Hoffentlich erfaehrst du nie, wieviel dein Gesicht wert ist. Du bist ja das reinste Lamm Gottes”, und ich hatte Angst, Herr Doktor, habe sie immer noch und warte immer darauf, dass sie mich schlagen[9].
Исходя из вышесказанного, можно заключить, что два основные игровые пространства романов обладают следующими характеристиками: неизменность, замкнутость, статичность.
Однако в обоих романах есть еще одно игровое пространство, оно соединяет пространство буйволов и пространство агнцев – это пространство пастырей, принадлежность к нему определяется сложнее. К этому пространству относятся такие герои, как Альберт («Дом без хозяина»), Роберт Фемель («Бильярд в половине десятого»). Эти герои принимают причастие в память о невинных жертвах, погибших или истязаемых безвинно. В развитии сюжета они занимают особое место. Эти герои делают первый шаг в преодолении молчания и возвращению на истинную дорогу к Господу. Именно они заявляют ключевую проблему, которая сделает невозможным дальнейшее спокойное. Неизменное течение жизни всей семьи (Альберт решает увезти Мартина; Роберт отказывается принять Неттлингера и решает усыновить Гуго) и начинают прилагать усилия для ее разрешения. То, что они совершают, действительно, разрушает то локальное пространство, в котором существовали до этого члены семьи. Но решена лишь первая часть проблемы: по-старому жить нельзя, а вот взаимодействие со злом, то, ради чего и делалось все, - так и не наступило. Их противники, бывшие нацисты, символизирующие в романах Белля зло и беспамятство вообще, - продолжают активно действовать и находить себе все новых и новых сторонников, а потом и жертв. Таким образом, сделан первый шаг, но не решающий.
Впрямую пространство «пастырей» названо в диалоге Роберта и Альфреда в романе «Бильярд в половине десятого». Игроки этого пространства достаточно замкнуты, мало взаимодействуют друг с другом; их способ объединения в одно пространство сродни объединению членов Английского клуба: каждый сам по себе и в то же время они члены одного клуба.
Начнем с характеристик пространства:
· по внутренней сущности герои, к нему относящиеся, исповедуют законы пространства агнцев;
· по специфике своего существования – «WeidemeineLaemmer»[10] - они вынуждены внешне соответствовать правилам игры пространства буйволов.
Специфика этого соединения проявляется в том, что некоторые идеи, исповедуемые агнцами, выполняются пастырями не так прямо. Спасая овец, которых они пасут, от ложного пути и возвращая их на путь, ведущий к Господу, они далеки от кротости в мире, где «EineHandbewegungdasLebengekostet»[11]. Для них неприемлемо непротивление злу насилием, они по-своему активно сопротивляются злу:
Keine politische Betaetigung; hatte er (Роберт) sich je politisch betaetig? Amnestiert war die Jugendtorheit, verziehen; einer der begabtesten Offiziersantwaerter, vom Stumpfsinn fasziniert, weil er Formelhaftes enthielt; saette Staub und Truemmer, paukte Sprengformeln in Hirne[12].
Часто форма их протеста вызывает удивление «буйволов», но удивление здесь – средство воспитания «буйволов» и предупреждения «агнцев» об опасностях ложного пути. Но каждый из «пастырей» выбирает свой путь сопротивления и воспитания, они не советуются друг с другом.
Итак, игровое пространство пастырей обладает следующими свойствами:
· смежность и следующая из этого синтетичность;
· внешняя замкнутость и заметная внутренняя разрозненность.
В романе «Дом без хозяина» есть еще одно игровое пространство – пространство «просто добрых героев», люди, не стремящиеся осудить, но стремящиеся помочь (например, столяр, фрау Борусяк). Они олицетворяют все светлое, что связано с патриархальным немецким прошлым: преемственность поколений, силу и мудрость нравственных устоев, терпимость к падшим. Эта группа персонажей не принадлежит к пространству протестующего добра – «агнцев». Они не отрицают мира, в котором живут, но и не стремятся нападать на других, агрессивно отстаивая свои интересы. Такие герои в этом романе относительно легко уживаются и с миром активного зла – миром «буйволов». По своим особенностям эти персонажи поэтому близки к идиллическим. Они свято чтят заповеди божьи, ко всем относятся максимально доброжелательно (даже с Лео у столяра нет открытого противостояния) и у всех рассказчиков романа, которые о них упоминают, вызывают добрые чувства.
Об их доброте вспоминают и мальчики, то есть те, кого обмануть очень трудно:
Nach Brielachs sicherer Ueberzeugung waren alle Erwachsenen unmoralisch und alle Kinder unschamhaft. <…> Es gab Ausnahmen, die auch Brielach gelten liess: Onkel Albert, der Tischler, der unter wohnte, Frau Borussiak, Glum und Bolda, ueber allen stand Frau Borussiak und Herr Borussiak: dunkle, so volle Stimme, die ueber Brielachs Zimmer so wunderschoene Lieder in den Hof hinaussang[13].
При столкновении этой группы персонажей с теми, чей дом не совпадает с эталом, чья инакость жизни почти вызывающа, сперва может возникнуть кажущаяся близость. Но потом именно разница в понимании «дома» будет причиной разрыва. Наиболее полно это превращение можно увидеть на примере Карла – одного из дядей Генриха. Карл стремился начать новую жизнь, создать правильную семью, причем его стремление абсолютно искренне, но Вильма (мать Генриха) представляет себе дом иначе, и – все распалось.
В отличии от «Бильярда в половине десятого» здесь, таким образом, есть пространство «просто добрых героев». У этой группы очень важная функция: они борются со злом своей добротой, нравственным поведением. Более того, они пытаются как, помогая матери Генриха, наставить ее на путь истинный, так и противостоять таким, как Лео, то есть тоже пытаются «пасти овец»:
Der Tischlermeister war nett. Besonders nett war er zu Wilma samstags, wenn der Lehrling die Werkstatt auskehrte, musste er alle Holzkloetze aus dem Dreck heraussuchen, sie abwaschen und sie Wilma heraufbringen, auch besonders Lange, besonders lockige Hobelspaene, und der Tischlermeister selbst brachte Wilma Bonbons mit, wenn er die Mitte kassierte. War Leo gerade da, wenn der Tischlermeister kam, sagte der Tischlermeister: “Sie krieg’ ich noch klein” – und Leo sagte: “Ich Sie auch”. Mehrsagtensienicht[14].
В романе «Бильярд в половине десятого» представлено еще одно игровое пространство: волшебное/заколдованное. Оно не имеет прямых пространственных параллелей в предыдущем романе. Такое несовпадение, вероятно, может быть связано с тем, что в «Доме без хозяина» не столь всеобъемлюще и сильно пространство активного зла – пространство «буйволов». Если говорить о смысловых параллелях, то, вероятно, можно сказать, что волшебное/заколдованной пространство в чем-то наследует идеи пространства «просто добрых героев». Здесь мы видим, что имеют силу те же мудрые патриархальные устои: генерал по прозвищу «Schlussfeld»[15] станет церковной служкой, сумасшедшая и изгнанная из общества Иоганна здесь вновь «GnaedigeFrau»[16] - то есть уважаемой женщиной, здесь люди могут соблюдать божьи заповеди и не нести за это наказания. Однако в романе «Бильярд в половине десятого» мир реальностей, окружающих героев, все-таки очень сильно изменился. Поэтому сходства между пространством «просто добрых героев» и волшебным/заколдованным меньше, чем различий.