В 1847 году в Манчестере было учреждено первое значительное объединение вегетарианцев, "The Vegetarian Society". В Нью-Йорке в 1859 году также было основанo "Американское вегетарианское согласие" ("The American Vegetarian Convention"). Знаменитым представителем вегетарианства в США был Сильвестр Грэхэм (1794-1851), пресвитерианский священник, получивший естественно-научное образование. Он был сторонником простой пищи и здорового образа жизни. Впоследствии его именем были названы некоторые хлебные изделия из муки грубого помола (graham bread). В дальнейшем врач Джон Харви Келлог (1852-1943) продолжил эти традиции, проповедуя нечто вроде "нравственной физиологии".
Немного позднее, чем в англоязычных странах, вегетарианское движение стало распространяться в Германии. В 1867 году в Нордгаузене пастор Эдуард Бальцер основал "Союз друзей натурального образа жизни" ("Verein von Freunden der natürlichen Lebensweise"), а в 1868 году Густав фон Струве, один из участников революции 1848 года, возглавил "Вегетарианское общество" ("Die vegetarische Gesellschaft") в Штутгарте. Эти два наиболее значительные общества при моральной поддержке со стороны Льва Толстого объединились в 1892 году в "Немецкий вегетарианский союз" ("Deutscher Vegetarierbund"). Немецкое вегетарианское движение больше остальных стало реакцией на процессы индустриализации, урбанизации и на связанные с ними перемены в режиме питания. Ответом на эти процессы стало и стремление к общей реформе жизни (Lebensreform): возвращение к природе, поощрение садоводства и физических упражнений.
В римско-католических странах - во Франции, Италии, Польше, а также и в католических немецкоязычных землях - вегетарианство до сегодняшнего дня получило меньшее распространение, во многом именно благодаря наличию церковного поста. Во Франции до революции 1789 года духовенство и миряне постились около 160 дней церковного года. Но между 1850-ми и 1920-ми годами число постных дней постоянно сокращалось, а во второй половине ХХ века церковь вообще практически отказалась от строгого поста. И в 1899 году было основано "Вегетарианское общество Франции" ("Société Végétarienne de France"). Особенностью французского вегетарианства считалась ориентация на "научные идеи", фокусировавшаяся на вопросах медицины и физического развития.
Современное вегетарианство достигло России с опозданием. Тому есть разные причины. Во-первых, в России процесс индустриализации начался позже, чем в Европе и Северной Америке. Кроме того, в России уже имелась тысячелетняя традиция религиозного воздержания от мясной пищи. Большинство населения дореволюционной России соблюдало православные традиции. Пост до начала XX века продолжал играть большую роль, чем в европейских странах. Четыре длительных периода постов и постный режим по средам и пятницам приводят к тому, что общее число постных дней в году превышает 220.
Все же в середине 1860-х годов в Петербурге возникло первое общество вегетарианцев. Называли его в шутку: "Ни рыба, ни мясо". А в 1878 году видный русский ботаник Андрей Бекетов (1825-1902) в августовском номере "Вестника Европы" опубликовал этюд "Питание человека в его настоящем и будущем" - решительно выступив в защиту вегетарианского образа жизни. В этой статье можно найти все основные аргументы, которые и в наши дни приводятся в пользу растительного режима питания: физиология питания (можно жить без мяса, что доказывает большая часть живых обитателей Земли), экономия (невозможно ввести для всего человечества пищевые привычки европейской буржуазии), экология (производство растительного питания требует гораздо меньше почвы) и этика (настоящая гуманность - любовь не к одному человеку, но и ко всему живому). Брошюра Бекетова вскоре была переведена на немецкий и французский языки, но в России она поначалу прошла практически незамеченной.
И все же с начала 1890-х годов вегетарианство в России стало быстро распространяться. Произошло это в первую очередь благодаря авторитету Льва Толстого, который в 1884 году обратился к безмясному питанию и с тех пор постоянно выступал в его защиту. В отказе от животной пищи Толстой увидел "первую ступень" обновления нравственной жизни. Его проповедь воздержания, опрощения, возвращения к природной жизни, но больше всего призыв "Не убий!" - повлияли на распространение растительного питания в России и на то, что за ним укрепилось название "безубойное питание". Эссе Толстого "Первая ступень" (1892) вскоре стало оказывать огромное влияние на вегетарианское движение как в России, так и за рубежом. Эту работу рассматривали как своеобразную "библию" русских вегетарианцев. Под впечатлением от этой книги ряд видных деятелей русской культуры - Николай Лесков, Николай Ге и Илья Репин - стали вегетарианцами.
Правда, как Санкт-Петербургское вегетарианское общество, основанное в декабре 1901 года, так и первый русский вегетарианский журнал - "Вегетарианский вестник" (СПб., 1904-1905), авторами которого были прежде всего университетские профессора и врачи, представляли вегетарианство скорее "западного типа". Профессор Иван Тарханов в качестве цели журнала обозначил "выяснить беспристрастно на научной почве сильные и слабые стороны вегетарианизма с точки зрения гуманитарной, биологической и врачебной"[3].
Однако если в прежнем русском вегетарианстве преобладали этический максимализм и надежда на коренное общественное обновление, то в последние годы вегетарианство тесно связано с эзотерическими и религиозными организациями, вследствие чего теряет светский и научный характер.
Если следовать логике, то, возможно, нет противоречия в обоих наших интересах к животным, — это сочувствие и сострадание к мучительной судьбе и моменты гастрономические. Допустим, что некто возражает против причинения страданий животным, но не протестует против безболезненного их убийства, следовательно, он может питаться теми животными, что были лишены страданий, привольно жили на свободе, и забиты были безболезненным способом. Однако, и практически, и физиологически это невозможно — быть в благородном порыве непричинения страданий живому объекту создания и в то же время продолжать готовить из него обеды. Моральная готовность отнять жизнь у другого существа, чтобы удовлетворить вкусовые ощущения необычном сортом пищи, предполагает понимание этого существа как объекта, предназначенного для использования человеком. Возможно, со временем общество придет к тому, чтобы рассматривать животных, как вещи для наших нужд, независимо от того, насколько сильно проявляется сострадание, если присутствует целесообразность получения некой поддержки от тел этих животных. Современные животноводческие фермы — не что иное, как осуществление в технологическом плане утверждения, что животные предназначены для нашего использования. Оказывается, что привычки нашего питания слишком дороги для нас и их не так легко изменить. А пока что многие из нас испытывают сильный интерес в том, чтобы убедить себя, что наше изменение отношения к другим животным (учитывая, что и мы животные) не потребует от нас прекратить использование их в пищу. Из привычки к мясному питанию еще не следует, что никто не будет задумываться над вопросом о создании таких условий для животных, где страдания при их выращивании были бы исключены. Пока что в практическом понимании этого вопроса представляется невероятным культивирование животных в больших масштабах без причинения им страданий. Даже если не пользоваться столь ужасающими методами интенсивного животноводства, то все равно и традиционное фермерское патриархальное разведение животных включает в себя такие тяжелые моменты как кастрация, отделение матери от приплода, ломка стада у стадных видов, клеймение раскаленным металлом, транспортировка на бойню и, наконец, сам забой. Поэтому трудно представить возможность разведения животных для производства продуктов питания даже на каком-либо из перечисленных нами этапов этой отрасли. Возможно это можно сделать в маломасштабном разведении животных, но тогда мы никогда не сможем накормить мясом современное гигантское городское население, занимаясь неким камерным животноводством. И если это может быть сделано вообще, то мясо животных, и так весьма недешевый продукт, может стать еще дороже, чем сегодня. В целом это показывает, что получение пищевого протеина путем преобразования и накопления его через организмы животных — это дорогостоящий и неэффективный путь. Поэтому мясо животных, выращенное и забитое для его получения без причинения страданий, превратится в изысканный деликатес, доступный только богатым людям. Все это говорит о том, что немедленную постановку вопроса об этичности нашей ежедневной диеты в любом случае пока нельзя считать своевременной. Даже если в теоретическом плане допустить возможность культивирования животных на мясо без причинения им страданий, факт заключается в том, что мясо, доступное для потребителя через мясные лавки и супермаркеты, поступает от животных, которые в процессе своего выращивания испытывали страдания. Поэтому вопрос, который мы себе должны задать, звучит не так: имеем ли мы всегда право есть мясо? А так: вправе ли мы есть именно это мясо? Стоит отметить, что и те, кто возражает против всякой потребности в убийстве животных, и те, кто возражает только против причинения животным мук и страданий, должны объединиться и дать таким образом на это отрицательный ответ.
Переход к вегетарианству — это не просто символический жест. И это не попытка изолироваться от отвратительных реалий и безобразий мира, спрятавшись под колпак чистоты и праведности, и таким образом снять с себя ответственность за жестокость и кровавую резню, царящие вокруг. Переход к вегетарианству — это, скорее, практический и эффективный шаг, который делают, чтобы покончить как с убийством созданий родственных нам видов, так и с причинением им мучительных пыток. Представим на минуту, что существует только одно из этих ужасных явлений — страдание, которое мы не одобряем, то и тогда вегетарианство заслуживает глубокой благодарности ему. Да и как без вегетарианства мы сможем остановить использование интенсивных методов выращивания животных, которые были описаны в предыдущей главе? До тех пор, пока люди изъявляют готовность покупать продукты интенсивного животноводства, обычные формы протеста и политических акций никогда не приведут к осуществлению коренных реформ. Даже в Британии, отличающейся довольно щадящим отношением к животным, несмотря на широкую полемику, вызванную публикацией Рут Гаррисон «Животные-машины», заставившую правительство назначить группу независимых экспертов (комитет Брэмбелла) по расследованию вопроса и выработке рекомендаций — дело замерло на стадии полумер. И когда комитетский доклад был подан, правительство отказалось от практического использования его рекомендаций. Хотя эти сдержанные рекомендации, как всегда, имели компромиссный характер между позициями комитета по рассмотрению необходимости гарантировать благополучие животных на фермах и подходами в этой связи парламентского комитета. Если уж такова печальная судьба движения за реформы в Британии, то ни на что лучшее нельзя надеяться в Соединенных Штатах, где сильное лобби агробизнеса хозяйничает еще более самовластно.