Восточная кожная язва известна с незапамятных времен. В библейских сказаниях говорится о язвах, которыми Бог наказал египтян за совершенные ими грехи. По мере накопления фактов было установлено, что кожная язва получила наиболее широкое распространение в тропических странах (Египет, Индия, Афганистан, Палестина и др.). Для стран северных широт эта болезнь была нехарактерна. В зависимости от места проявления она имела различные названия: алепская язва, тунисская, бомбейская, афганская, для Средней Азии – пендинская, кокандская, ашхабадка, паша-хурда и другие.
Ход болезни был таков: в начале на открытых частях тела человека появлялись небольшие прыщи (8-10 штук) розового цвета, затем на их месте образовывались гноящиеся язвы с пятикопеечную монету. Весь этот процесс сопровождался острым недомоганием и повышением температуры. К концу болезни язва рубцевалась, образуя багровый шрам над кожной поверхностью навсегда. В тропических странах, в том числе в Средней Азии, эту болезнь считали неизбежной, покорно мирились с ней. Багровые шрамы обезображивали навсегда лицо, шею, уши, руки. Болезнь не считалась ни с расовой принадлежностью, ни с социальным положение, полом и возрастом человека. По мере проникновения европейцев в жаркие страны их представители обратили внимание на эту болезнь и пытались выяснить причину ее возникновения, определить методы лечения.
В западных странах, начиная с XVII в., предпринимаются попытки выявления природы возникновения этой болезни. Русские врачи впервые обратили внимание на нее еще во времена завоевания Кавказа и установления дипсвязей с Ираном. Первая работа о болезни принадлежит врачу русской миссии в Тегеране Арендту (1862 г.). Многие врачи, изучавшие эту болезнь, считали виновником ее появления воду из определенных водоемов, другие говорили о паразитарной природе язвы, но и те, и другие доводы были малодоказательны. Позже врачи были склонны судить о ее бактериальной природе.
Во второй половине XIX в. русские врачи, работавшие в Средней Азии, тоже обратили внимание на отдельных людей с прыщами и гноящимися язвами и предлагали методы лечения. В порядке личной инициативы они пытались выявить причину появления язвы. Одни из них считали возбудителем микрококки, другие – стафилококки, но болезнь все равно продолжала поражать. Первые серьезные шаги к изучению этой болезни были предприняты властями после так называемой «мургабской катастрофы» (1885 г.). Афганские войска, перейдя речку Кушку, заняли «мургабский оазис» (местечко Пенде, юг Туркмении). Русский военный отряд был направлен туда для их выдворения в Афганистан. После этого отряд дислоцировался в местечке Пенде, на берегу речки Мургаб. Через какое-то время к врачу отряда стали обращаться некоторые рядовые и офицеры отряда в связи с недомоганием и повышением температуры. Врач на открытых частях тела каждого обратившегося увидел 10-15 язв. За полгода из 1372 служивых отряда 1204 были поражены язвенной болезнью кожи.
Отряд терял свою боеспособность, что стратегически было чревато неважными последствиями. В Петербург полетели телеграммы. По велению Александра II в мургабский оазис был направлен доцент Военно-медицинской академии Л.Л. Гейденрейх для выяснения обстановки. Гейденрейх провел обследование местности, осмотрел многих больных с гноящимися язвами, взял пробы. Под микроскопом он обнаружил «море» стафилококков – частый спутник многих гнойных заболеваний. Они же были обнаружены и в водах реки Мургаб. Диагноз его был таков: «возбудитель болезни в воздух попадает из реки Мургаб, а с песком и пылью зараза попадает на кожу человека и вызывает заболевание». Гейденрейх был прав в одном – источник инфекции надо искать в природе. Он предлагал воду кипятить, тщательно мыть овощи и фрукты. Но эпидемия, то затихая, то возрастая, продолжала поражать людей. После мургабской катастрофы эта болезнь, как и другие эпидемии (холера, оспа, чума и др.), была под постоянным контролем военврачей Средней Азии. Они стремились к выявлению первопричины болезни, но возбудитель ее еще долгое время оставался неизвестным.
В таком состоянии исследований по кожной язве в мире и России в 1892 г. в Ташкент приехал выпускник Военно-медицинской академии (Петербург) врач-хирург Петр Фокич Боровский (1863-1932 гг.), который также интересовался вопросами бактериологии. Для ведения этих исследований ему выделили небольшой глинобитный домик на территории госпиталя. Свободное от хирургических дел время он проводил в этом домике, занимаясь бактериологическими исследованиями. Снаряжение лаборатории было нехитрое: термостат, десятки пробирок, покровные и предметные стекла и главный инструмент – цейсовский микроскоп, который Боровский привез из Петербурга (единственный к тому времени в Туркестане). Вот с таким снаряжением и горячим желанием выявить первопричину появления кожной язвы он начал свой путь в бессмертие с длительной полосой радостей и разочарований.Конечно, Боровский был в курсе проведенных до него исследований по кожной язве за рубежом и в России. Предстояли весьма сложные исследования. В Ташкенте он часто наблюдал и изучал больных с гноящимися язвами, брал пробы и уединялся в своем домике. Особенно щемило сердце, когда он встречал красивых женщин, жен его друзей и знакомых с обезображенными багровыми шрамами лицами. Он ничем не мог им помочь. Это еще более подстегивало его упорно идти к намеченной цели – выявить возбудителя болезни пендинской и восточной язвы тропических стран (это одно и то же). Он внимательно изучал работы бактериологов этих стран. Он отметил одну важную деталь – зарубежные и российские исследователи изучали в основном гноящиеся язвы с «морем» гнойных микробов. Под их «толстым» слоем, возможно, скрывались истинные возбудители пендинской язвы. Он брал пробы у значительной части больных и до рези в глазах изучал их под микроскопом, но безрезультатно. Боровский был в отчаянии.
И как-то в голову пришла гениальная мысль о методе простом по исполнению – вместо гноящихся язв необходимо исследовать их первозданное состояние, т.е. исследовать первоначальные мелкие розовые прыщи (папулы), которые в дальнейшем трансформируются в гноящиеся язвы. Имея под рукой цейсовский микроскоп с высокой оптической разрешающей способностью, Боровский при изучении папул решил использовать также метод «висячей капли» Роберта Коха (автор открытия вирусов сибирской язвы и туберкулеза). В этих каплях, взятых из прыщей (папул), он впервые увидел необычные тельца в тысячные доли миллиметров, и он отнес их к группе простейших одноклеточных организмов. Позже он их нашел в гноящихся язвах среди более поздних чужеродных микробов. Вывод Боровского: возбудитель пендинской язвы – одноклеточные организмы. При этом исключалась паразитарная и бактериологическая природа пендинской язвы, чего придерживались до него многие исследователи.
В 1898 г., через три года после открытия одноклеточных в язвах, Боровский сделал сообщение о своем открытии на заседании Русского хирургического общества в Петербурге и передал материалы по этому вопросу для опубликования в «Военно-медицинский журнал». На заседании материалы Боровского подверг сомнению и резкой критике светило медицины тех лет Н.В. Склифосовский, похоронив этим на долгие годы приоритет Боровского и России в открытии возбудителя пендинской и восточной язвы. Светило признавал лишь бактериальную природу, как и многие другие исследователи. Боровский был страшно расстроен. Он возвратился в Ташкент, фактически бросил бактериологию и полностью посвятил себя хирургии. В 1909 году его командировали за границу, он посетил клиники Берлина, Цюриха, Парижа, работал в Варшавском госпитале. В 1910 году он вышел в отставку и возвратился в Ташкент на должность главврача и хирурга больницы «Красного Креста».
В 1909 году в медицинской прессе Запада появились статьи американского бактериолога Райта Донована, английского исследователя Лейшмана об открытии возбудителя восточной язвы. Они были в неведении об открытии Боровского еще в 1895-98 годах – «Военно-медицинский журнал» за рубежом мало кто просматривал. По ошибке возбудитель язвы получил название «лейшманий», а болезнь «кожный лейшманиоз», признанный в медицинском мире. Только через 27 лет приоритет Боровского как первооткрывателя возбудителя пендинской или восточной язвы (лейшмания) и болезни «кожного лейшманиоза» был восстановлен. Об этом позаботился известный паразитолог России Е.Н. Павловский, который в 1925 году, будучи в Англии, обратил внимание британской медицинской общественности на историческую ошибку по вопросу приоритета. После определенных исследований с ним согласились, и приоритет Боровского был признан.
После открытия Боровского необходимо было решить два важных вопроса – кто переносчик и носитель вируса и определить очаги их обитания. На это ушли многие десятилетия (1898-1940 гг.) Помощник Боровского К. Шульгин предполагачто переносчиком вируса может быть один из кровососущих насекомых. Были и другие высказывания. В 1913 году по Туркестану провел исследования бактериолог В. Якимов. После долгих месяцев работы по региону в сферу подозрения переносчиков вируса попали комары, москиты, мухи, клопы, блохи и даже собаки. В 1930 году русский паразитолог Н. Латшев провел комплексные исследования в том же мургабском оазисе. Им были обнаружены некие москиты типа «папатаччи» в норах диких зверьков-песчанок, непосредственных носителей вируса Боровского. Москиты высасывали кровь из открытых частей тела этих зверьков, кишащих вирусами, и в дальнейшем переносили их на людей. Началось массовое истребление песчанок, и очаги носителей вируса стали постепенно сокращаться в мургабском оазисе и сопредельных районах. Аналогичные профилактические работы стали проводиться и в других схожих регионах. Стали выявляться и другие носители вируса Боровского. Например, в Таджикистане носителями были некоторые разновидности шакалов. И только в 1957 году в Ташкенте в будничной обстановке была закрыта станция тропической медицины – штаб борьбы с очагами многих эпидемий, в том числе кожного лейшманиоза. У истоков этой победы стоял и медик-бактериолог, звезда мировой величины, ташкентец Петр Фокич Боровский. П.Ф. Боровский – уроженец Черниговской губернии, из простой мещанской семьи. За плечами его были киевская гимназия и университет, Военно-медицинская академия в Петербурге, он был одним из организаторов здравоохранения Узбекистана, школы хирургов, медицинского училища. Он Герой труда, имел правительственные награды. Но главное – он первооткрыватель вируса кожного лейшманиоза – этого извечного бича Средней Азии.