Что же отличает ситуацию с кубинскими беженцами от остальных подобных ситуаций? Это, пожалуй, факт географической близости. У русских, покинувших Санкт-Петербург и Москву, не было возможности отдохнуть, пока они не добрались до Берлина или Парижа; евреи разъехались по всему миру, от Испании до Харбина; то же самое можно сказать и про армян, которые после бегства из Анатолии расселились немного немало в Калифорнии. Кубинцев же забросило на небольшое расстояние от дома, тем не менее, разрыв с прошлым был тотальным. С 1959 по 1979 гг. почти ни одному кубинцу не было разрешено вернуться на Кубу, даже с простым визитом. В то же самое время, всё происходило так, как если бы то, что кубинцы оставались в Майами, означало психологически оставаться в состоянии готовности вернуться домой, как только это станет возможным.
Кубинские беженцы многое привнесли в культуру и жизнь Майами, и это не единственный случай, когда пришлая группа населения трансформирует атмосферу американского города. Но, в отличие, скажем, от ирландцев в Бостоне или евреев в Нью-Йорке, кубинцы никогда не смогут почувствовать себя дома, будучи в Майами, несмотря на то, что они изменили его.
Сплочённость кубинской общины в США всегда сопротивлялась условиям, которые исторически всегда разрушали сплочённость прочих диаспор. Разумеется, многие кубинцы заключают межнациональные браки с не кубинцами, и, в то время как высшие эшелоны профессиональных и деловых учреждений по-прежнему остаются состоящими в подавляющем большинстве из англо-саксонцев, то прибывающие отряды докторов, юристов, брокеров и предпринимателей в большой степени состоят из лиц, имеющих кубинское происхождение.
Число кубинцев во Флориде постоянно увеличивается. Администрации обычно не ограничивали их приток в страну, так как кубинцы имели статус беженцев и связанные с этим особые права. Однако, столкнувшись в 1994 году с более чем сорока тысячами кубинцами, направляющимися на лодках во Флориду, администрация Клинтона нарушила закон и обычай и отказала беженцам высадиться, вместо того, чтобы направить их на американскую базу в заливе Гуантанамо (Куба) вместе с беженцами с Гаити. Это решение ошеломило кубинцев в Майами. Без всякого предупреждения их особый статус был аннулирован. С их родственниками, вместо того, чтобы рассматривать их как беженцев, спасающихся от тирании Кастро, обращались, как с беженцами, которые стоят у «ворот» Америки и шумно требуют чего-то особенного. Здесь чувствовалось возрастающее нежелание принимать нелегальных мигрантов.
В действительности, перед тем как принять это решение, администрация проконсультировалась не только с правителем штата Флорида, Лоутоном Чайлзом, но и с Хорхе Мас Каноса и другими представителями Кубино-Американской Национальной Организации (организации, представляющей интересы кубинцев США), и они неохотно согласились на это. Данное решение сопровождалось рядом суровых новых ограничений по поводу поездок американских кубинцев на Кубу и пересылки денег (в этом вопросе Организацию пришлось уговаривать какое-то время). Тем не менее, эта уступка со стороны Организации не имела никакого значения по сравнению с общим радикальным изменением в обращении с кубинцами, пытающимися попасть в Соединённые Штаты как обыкновенные мигранты. Многие в кубинском Майами избрали точку зрения, что такая политика являлась лишь временной реакцией на чрезвычайную ситуацию, и утверждали, что, позволяя мигрантам покидать Кубу, Кастро хотел достичь своих собственных целей.
Без сомнения, в каком-то смысле так и было. Но администрация Клинтона прекрасно понимала, что Кастро был готов поступить таким образом опять, причём в любой момент, когда ему захочется, так как, по крайней мере миллион кубинцев из одиннадцати миллионов населения острова уехали бы, если бы у них была такая возможность. Некоторые кубинцы в Майами и сочувствующие им в Конгрессе призывали к военно-морской блокаде США, которая, по их мнению, одновременно предотвратит дальнейшую массовую миграцию и, как они утверждали, наконец, уберёт Кастро со сцены. Администрация Клинтона поступила разумно, понимая политический риск дальнейшей массовой миграции, и предпочла договориться с Гаваной. Результат был наихудший из всех возможных, с точки зрения кубинских беженцев. Большинство из двадцати двух тысяч кубинцев в Гуантанамо были допущены в Соединённые Штаты, но отныне все кубинские эмигранты, взятые на море, доставлялись обратно на Кубу, так же, как и беженцы с Гаити. 10 мая, спустя шесть дней после того, как новая политика в отношении беженцев была провозглашена, тринадцать кубинцев, которых взяли несколькими днями раньше, были доставлены береговой охраной Соединённых Штатов на кубинскую военно-морскую базу Бахиа де Каванас, 40 миль от Гаваны. Вот какую оценку этому событию дал Франсиско Эрнандес, человек, занимающий должность президента Кубино-Американской Национальной Организации: «Это день позора для Соединённых Штатов. Вооружённые Силы США нарушили своё обязательство защищать беззащитных и нападать на агрессора». На следующий день в Майами были демонстрации, а среди политически менее активного большинства царило опустошающее чувство потрясения. Потому что всем было ясно: что бы ни думали об этом кубинцы южной Флориды, администрация Клинтона декларировала, что длившееся в течение 36 лет сотрудничество между правительством США и общиной кубинских изгнанников закончилось.
Без сомнения, близятся и другие потрясения. Есть тенденция к постепенному расшатыванию, ослаблению торгового эмбарго, и эта тенденция убыстряется в связи с американскими бизнес интересами. Ясно, что администрация Клинтона больше не боится кубинского Майами, и если есть что-то, что отличает внешнюю политику администрации, то это намерение удовлетворять торговым интересам США, насколько это возможно.
Уныние и самокритика, распространённые в южной Флориде в настоящий момент, могут в действительности стать началом нового реализма среди кубинцев Майами. Хотя это не означает, что мечта о возвращении немедленно должна исчезнуть, или что они перестанут считать себя обществом, стремящимся превратиться из политических беженцев в обыкновенную американскую этническую группу. По-прежнему, кубинцы чётко осознают себя кубинцами, и, если учесть свободолюбивый национальный характер кубинцев, то можно с уверенностью сказать, что на сегодняшний день кубинцы, наряду с мексиканцами, являются одним из народов США с наиболее чётким и развитым самосознанием.
Кубинские беженцы 36 лет жили между постоянным разочарованием и постоянным ожиданием возвращения. Они также ждут, когда же, наконец, американское правительство задумается всерьёз о том, чтобы отстранить Фиделя Кастро от дел. И эта надежда на протяжении лет оставалась непоколебимой, даже несмотря на то, что кубинская община в Майами менялась сама по причине того, что со сцены постепенно уходили люди, жившие на Кубе как взрослые ещё до 1959 года, а также, несмотря на рост поколений, рождённых уже в Америке и прибытие новых иммигрантов с острова. За последние 15 лет кубинцы, прибывавшие в США, очень различались культурно, социологически и даже, в какой-то степени, в расовом отношении, так как последние прибывшие начали целую цепочку небелой кубинской иммиграции.
Изгнанник, конечно же, всегда надеется, даже когда надежда почти неосуществима, и всегда сохраняет, по возможности, коллективное чувство исключительности. Но в случае с кубинцами южной Флориды эти мечты о возвращении оказались не безосновательными. С 1966 года (год подписания Акта о Кубинском Регулировании) и по сей день, кубинцы рассматривались как политические беженцы, а не иммигранты. Обычные американцы, как в южной Флориде, так и в целом по стране с трудом могли привыкнуть к мысли, что кубинцы являются беженцами, а не иммигрантской группой. Но кубинцы могли продемонстрировать это, указав на особое обращение с ними, что отличало их от любых других коллективов в Соединённых Штатах. И это было свидетельством того, что правительство соглашалось с их собственной интерпретацией своего положения, а не с общественной.
Эта разница порождала неприязнь, которая время от времени возникала в южной Флориде между кубинцами, которые сейчас играют довольно важную роль в жизни Майами, и некубинцами, которые стремились рассматривать своих кубинских соседей как группу, добившуюся многого за последние 36 лет, в частности, благодаря особым привилегиям. И эти привилегии не получали другие группы, прибывающие в Америку. Другими словами, здесь речь идёт об иммигрантской группе, которая, определённо была не хуже, чем, скажем, ирландская или итальянская. Но суть взаимного непонимания заключается в том, что, так или иначе, кубинцы южной Флориды рассматривали себя не как иммигрантов, а как изгнанников, беженцев.
И, с точки зрения беженцев, каждый час из этих 36 лет, с тех пор, как Кастро взял власть, был часом добавленных страданий. Никакой материальный успех, настаивают они, не может возместить потерю родной земли – особенно, если эта земля находится всего в 140 милях от их места жительства в южной Флориде. Они изменили Майами, но, каким бы уютным он ни был, это не Гавана и никогда не будет ею.
Настоящая же задача города Майами сейчас – помочь этим кубинцам сопротивляться соблазну ассимиляции с окружающим населением и предоставить им гражданский контекст, внутри которого они могли бы сохранять свой статус беженцев.
Конечно, многие кубинские беженцы, особенно те, которые приехали в Соединённые Штаты детьми, быстро влились в общий американский поток. И после 36 лет многие кубинские беженцы, и, вероятно, многие американские кубинцы, рождённые уже в США, не заинтересованы в возвращении на остров, даже если Кастро будет свергнут. Голосование «Майами Геральд» показало, что впервые довольно значительное число жителей кубинского Майами могли допустить, что не вернутся на Кубу.
Но, тем не менее, почти никто из людей кубинского происхождения не описал бы себя как просто американца. Важно также и то, что почти никто из них не отрёкся от мысли о возможности однажды вернуться на остров. В этом заключается отличие кубинцев Майами от более маленьких, но довольно существенных кубинских общин в Лос-Анджелесе, Чикаго и Нью-Йорке. Кубинцы Майами могут говорить при опросе, что они не верят в то, что когда-нибудь вернутся навсегда, но, на самом деле, они до конца не отрекаются от веры в такую возможность, скрывая своё решение до тех пор, пока Кастро не исчезнет со сцены.
Такая позиция является как чисто кубинской, так и чисто американской. Она просто отражает тот факт, что многие люди в Майами действительно многое пережили. Для поколения людей, которые покинули Кубу взрослыми это вопрос потерянной собственности и статуса, вопрос людских судеб, подвергнувшихся изменению в Соединённых Штатах. Это потери, которые никогда не смогут быть возмещены, разве только, в какой-то степени, символически, путём отстранения Кастро от дел. Никогда не прекращать надеяться стало вопросом чести. Молодые же поколения, особенно те, у которых не было никакой памяти о жизни на Кубе, имели опыт взросления в Майами в атмосфере общины беженцев, за обеденным столом слушая истории о потерянной стране. Но для молодого поколения присутствует американская вера в то, что судьба человека не определена, а победа одних над другими не постоянна. Поэтому оптимизм в какой-то степени всё же присущ молодым поколениям кубинцев США.