Смекни!
smekni.com

Захват Чехословакии и обострение военно-политической обстановки в Европе (стр. 4 из 4)

Стремясь подкрепить свои предложения, Бонне предпринял некоторые акции, которые носили демонстративный характер. 9 апреля он предложил военному атташе Франции в Москве встретиться с наркомом обороны СССР К. Е. Ворошиловым и поставить вопрос об условиях помощи Польше и Румынии со стороны Советского Союза.

Демарш Ж. Бонне мог иметь определенное значение. Нарком иностранных дел СССР М.М.Литвинов направил 9 апреля И.В.Сталину служебную записку, в которой просил указаний о характере ответа советского правительства на предложение французского министра. Нарком отметил в своей записке, что Бонне является «наиболее последовательным и непреклонным сторонником так называемой мюнхенской политики». Надо иметь в виду, писал Литвинов, что ответ советской стороны Бонне может использовать для доказательства невозможности сотрудничества с СССР. Поэтому, считал нарком, следует заявить, что советское правительство готово выслушать и изучить любые предложения. До сих пор Польша и Румыния за помощью не обращались, и СССР свободен от каких бы то ни было обязательств в отношении помощи этим странам. Предложение наркома было одобрено И.В.Сталиным. 10 апреля Литвинов направил Сурицу телеграмму, в которой изложил инструкцию полпреду.

10 апреля французский министр иностранных дел Ж.Бонне информировал поверенного в делах Франции в Москве Ж. Пайяра о своей беседе с советским полпредом Я.З.Сурицем. По словам Ж. Бонне, он вновь поставил вопрос о помощи Советского Союза Польше и Румынии при возникновении войны. Развивая свою мысль, Бонне заявил, что франко-советский договор о взаимопомощи вступает в силу только в случае прямой агрессии Германии против СССР или Франции. Необходимо, продолжил Ж.Бонне, достигнуть договоренности СССР с Польшей и Румынией, через территории которых будет лежать путь германской агрессии. СССР обеспокоен возрастающей опасностью со стороны Германии и не может согласиться с тем, что рейх утвердится в Польше и Румынии. Вот поэтому необходимо уточнить условия советской помощи Польше и Румынии. Бонне заявил, что он уверен в возможности убедить Варшаву и Бухарест в необходимости принять помощь СССР, может быть, не прямую. Но для этого надо, чтобы французское правительство четко представляло себе характер этой помощи для того, чтобы довести это до сведения правительствам Польши и Румынии.

Выполняя инструкции министра иностранных дел, французские дипломаты в Москве предприняли ряд шагов, которые должны были продемонстрировать намерения Парижа сотрудничать с Советским Союзом в деле противодействия германским агрессивным замыслам.

Поверенный в делах Франции Ж. Пайяр 11 и 16 апреля при встрече с заместителем наркома иностранных дел говорил о стремлении Парижа к укреплению франко-советских связей и зондировал позицию СССР в случае агрессии Германии против Польши. В своем донесении в МИД Франции Пайяр сделал вывод: «СССР постоянно опасается таких маневров, которые могут обострить его отношения с Германией и заставят Советский Союз «таскать для кого-то каштаны из огня». СССР испытывает отвращение к односторонним обязательствам... Он стремится в конце концов получить в своих интересах формальные заверения против риска, который возник бы перед ним в результате взятия на себя обязательств». 13 апреля по поручению Парижа французский военный атташе О.Палас явился в наркомат обороны и просил приема у маршала Ворошилова, чтобы обсудить вопрос о возможном сотрудничестве между военными инстанциями Франции и России в случае военного конфликта с Германией. В частности, Палас был намерен выяснить возможности СССР оказать помощь французской армии, если бы Франции пришлось вступить в войну с Германией из-за Польши. Ответственный офицер НКО, принимавший Паласа, ответил, что маршал Ворошилов отсутствует, а вопросы, которые интересуют французского военного атташе, надлежит ставить в порядке дипломатическом. При встрече с поверенным в делах Франции Ж. Пайяром и военным атташе генералом Паласом с наркомом иностранных дел М.М.Литвинов высказал неудовольствие позицией Польши и Румынии, которые избегают прямых контактов с советским правительством. Однако, подчеркнул нарком, советская сторона не отказывается от обсуждения проблемы обеспечения безопасности Польши и Румынии, настаивая в первую очередь на созыв конференции представителей всех стран, заинтересованных в создании коллективной безопасности в Европе.

Дипломатическая активность Парижа и Лондона создавала впечатление, что предшествующая политика, то есть мюнхенская политика, осуждается и перечеркивается. В политических кругах Франции заговорили о целесообразности возрождения принципов коллективной безопасности. Однако Москва сдержано встречала словесные авансы французской дипломатии. В конфеденциальном письме к полпреду Я.З.Сурицу 11 апреля М.М.Литвинов писал, что Бонне и Чемберлен время от времени разговаривают с советскими представителями для того, чтобы успокоить оппозицию и продемострировать желание установить контакты с СССР. Кроме того, по мнению наркома, намерения Парижа и Лондона состоят в том, чтобы «не входя с нами ни в какие соглашения и не беря на себя никаких обязательств по отношению к нам, получить от нас какие-то обязывающие нас обещания». Нарком рекомендовал полпреду проявлять осторожность и сдержанность в переговорах с западными дипломатами, не раскрывать позиций советского руководства и не давать конкретных предложений на неопределенные намеки и заявления Ж.Бонне.

Можно заметить, что оценки руководства НКИД французской политики страдали определенной односторонностью, не учитывали всех факторов влияния на внешнеполитический курс Парижа. Советский полпред Я.З.Суриц, внимательно изучивший политическую атмосферу в столице Франции, отмечал, что во французской дипломатии можно заметить не только маневрирование, не только желание обмануть общественное мнение. Определенные акции Парижа были продиктованы реальной угрозой войны. Сам Ж.Бонне, по мнению Сурица, впервые понял, что «его политика подвела страну к краю пропасти, а его самого (что для него, вероятно, важнее) - к политическому банкротству». В сложившейся обстановке стало опасно пренебрегать сотрудничеством с СССР. «Сейчас говорят с нами скорее языком просителей, говорят как люди, в нас, а не мы в них, нуждающиеся. Мне кажется, что это уже не только «маневры», не втирание очков, а сознание, что вода уже подходит к горлу, что путь мирных переговоров с агрессорами сейчас уже крепко прикрыт и что война нависла». Конечно, Кремль проявил осторожность и осмотрительность в отношениях с таким политиком, как Бонне. Но на международной арене происходили значительные изменения, внешнеполитический курс Парижа менялся и возникали пусть еще не очень четкие, но заметные перспективы улучшения советско-французских отношений.