Эта позиция правительства Грузии – яркое проявление грузинского национал-экстремизма, получившего государственную базу и посчитавшего возможным в новых историко-политических условиях отказать Южной Осетии в праве на существование. Ясно, что правительство тем самым оказывалось заложником губительной для него нацистской установки, игнорирующей реальность и ведущей власть к неминуемому падению. Грузинский национал-экстремизм, контролирующий по сути правительство Грузии, ошибочно оценивал стратегические тенденции политического процесса в Грузии и вокруг неё, что и доказали последовавшие события. Однако до краха грузинского национал-экстремизма тех годов должно было пролиться ещё немало крови.
После нескольких боестолкновений на подступах к Рукскому району 28 мая 1920 г. во Владикавказе была проведена II конференция Южно-Осетинской окружной организации РКП(б). Документов о работе этой конференции практически не сохранилось (лишь очень краткий черновик протокола); почти ничего о ней не сказано в воспоминаниях участников конференции. Известно, что первоначально конференция намеревалась воздержаться от военной помощи повстанцам в Рук, ожидая точных сведений от А. Джатиева. Однако вечером того же дня Окружком партии отдал распоряжение командованию Южно-Осетинской бригады немедленно выступать на помощь рукским повстанцам.
Это решение даже у советских историков вызывало недоумение. В. Д. Цховребов делает предположения: «Нам трудно судить, чем было вызвано это решение Южно-Осетинского окружного комитета партии, видимо, руководство всё-таки надеялось на помощь большевиков Грузии, Терской области и частей Красной Армии. Но каким образом?» (15, с. 106). Действительно, ведь они знали о мирном договоре между Россией и Грузией и не могли не понимать, что военной помощи от России в этой политической ситуации ожидать не приходится, грузинские большевики, подчиняясь партийным директивам, от вооружённых выступлений воздерживались, а победить в войне с меньшевистским правительством Южная Осетия заведомо не могла. Ф. Махарадзе по этому поводу весьма неуклюже выгораживает партийное руководство: «Краевой комитет думал, что вывод этот сделают сами товарищи, руководящие упомянутым отрядом. Но вышло не так, и мы сделались свидетелями нового восстания в Юго-Осетии. Весь трагизм этого восстания заключается именно в том, что оно и на этот раз оказалось совершенно изолированным (…) и это новое восстание с самого начала оказалось обречённым на гибель» (16, с. 225).. О чём в действительно думал Краевой комитет, сейчас уже не представляется возможным установить; мы можем лишь элементарным политологическим анализом сделать вывод, что Окружком был введён в заблуждение, дезориентирован. Ясно, что сами осетинские руководители никогда не послали бы на верное поражение и гибель своих соратников.
Командир отряда Матвей (Мате) Санакоев в своих воспоминаниях пишет о том, что после принятия решения о выступлении и назначении его командиром он «потребовал копию постановления о выступлении как боевого приказа, но мне его не выдали. Я потребовал официального мандата, но и этого мне не дали. Тогда я категорически отказался выполнить это постановление (…). Что было после этого, мне неизвестно, но вечером 28 мая 1920 года политком Джиоев Гега принёс мне бумагу от Юго-Осетинского парткома за подписью Санакоева Лади (Владимир, - К. Д.) о немедленном выступлении. Этот приказ в настоящее время, наверное, находится у Джиоева Гега» - и там же сделана сноска, поясняющая, что «приказ, к сожалению, не сохранился» (17, л. 110). Здесь ясно, что документально решение, идущее вразрез с заключённым межгосударственным договором, оформлять никто не хотел, предвидя неизбежную за это ответственность; тем более не могли такой документ дать командованию отряда из-за риска попадания его в руки грузинского правительства. Одним словом, как пишет югоосетинский историк И. Н. Цховребов, «в Южной Осетии схлестнулись грузинский национализм и большевистские амбиции» (18, с 4).
31 мая Южно-Осетинская бригада перешла перевал, и 6 июня совместно с повстанцами разгромили меньшевистские войска возле Джавы. На следующий день после упорных наступательных боёв было нанесено поражение меньшевистским войскам возле Цхинвала, и город был взят. 8 июня Ревком провозгласил в Южной Осетии Советскую власть.
Интересно, что делая свои выводы о тех событиях, Мате Санакоев, в частности, высказывает мнение, что «не нужно было слушать Джатиева и Гадиева, а нужно было наступать до Гори» (17, л. 132), т. е. не только и не столько освободить Южную Осетию, сколько развернуть максимально широкие военные действия против меньшевистского правительства, поднимая на борьбу своих союзников – грузинских крестьян, готовых воевать за землю и волю. В своих опубликованных воспоминаниях М. Санакоев пишет: «Я составил такой план: занять город Гори с налёта, линию Закавказской железной дороги от Гори до Сурамского тоннеля, разрушить железнодорожные мосты и паромы через Куру и укрепить проходы, объявить общую мобилизацию, ударить в тыл частях противника в Дарьяльском ущелье, установить связь с г. Владикавказом, а затем ударить по противнику в Онском районе» (19, с. 83). Вышестоящее большевистское руководство, однако, не решилось на столь радикальные действия, опасаясь конфликта с центральным руководством РКП(б): «С моим планом о дальнейшем наступлении не согласились Джатиев и Гадиев. Они не соглашались углубляться в Грузию, я же не мог не подчиниться политруководству, мало того, от меня взяли расписку, что дальше гор. Цхинвала я не пошлю никого. Такое положение считал и считаю крайне невыгодным и неправильным: во-первых, это было использовано как наша слабость, благодаря чему не могло быть тяги в нашу сторону грузинского крестьянства; во-вторых, мы лишились возможности захвата у врага необходимого нам количества боеприпасов и вооружения, недостаток которых отразился на конечном исходе борьбы с врагом» (19, с. 83 – 84).
То, что новое восстание обречено на гибель, понимали и представители интеллигенции Южной Осетии, практически все отказавшиеся сотрудничать с большевистским военным командованием.
Меньшевистское правительство Н. Жордания, определив Юго-Осетию как грузинскую Вандею, приняло решение о её ликвидации именно как этнотерриториальной базы осетинского народа. По воспоминаниям Н. Гадиева, меньшевикам удалось разрушить былое межнациональное единство, а «меньшевистская газета «Борьба» писала: «Опять, как в старину, эти хищники спустились с горных высот в плодородные долины Карталинии»» (19, с. 57). В Южную Осетию были двинуты крупные силы под командованием А. Кониева и В. Джугели. Понимая нависшую над народом угрозу уничтожения, Окружком дважды ходатайствовал перед Политотделом Х армии о введении в Юго-Осетию частей Красной Армии для спасения страны. «Мы свидетельствуем, - подчёркивал Окружком, - что Южная Осетия никогда не входила и не входит в состав меньшевистской Республики, с первых дней Октябрьской революции по данный момент трудовой народ Южной Осетии находится с этой последней в состоянии открытой борьбы» (20). Помощь не поступила. Более того, повстанцы настойчиво просили хотя бы помочь патронами, но и в боеприпасах было отказано.
О расправе над Южной Осетией войсками Н Жордания документов сохранилось немного. Один из наиболее характерных документов – книга командующего карателями («народной гвардией») Валико Джугели «Тяжелый крест» (21). Её раздел, посвящённый этнической чистке южных осетин, так и называется - «Южноосетинская Вандея». «Осетинские националисты, - пишет В. Джугели, - наши злейшие и неусыпные враги» (21, с. 227), и далее красочно описывается беспощадное избиение южных осетин.
Всё ещё надеясь на помощь из России, Юго-Осетинский Окружком 18 июня послал телеграмму Ленину, Чичерину и ЦК РКП(б) о зверских репрессиях меньшевиков в Юго-Осетии, в которой напоминал, что «согласно приказа Кавказского Краевого Комитета РКП(б) от 23 марта, подтверждённого особыми курьерами того же Комитета, прибывшими на повстанческий фронт шестого мая, восьмого июня в Южной Осетии провозглашена Советская власть. Краевой Комитет через курьеров обещал немедленную поддержку (далее о том, что патронов нет, - К. Д.). В состав меньшевистской Грузии Южная Осетия никогда не входила и не входит, считая себя неотъемлемой частью Советской России (…). Южная Осетия, вконец истекая кровью в неравной тяжёлой борьбе, ждёт решающей помощи» (13, с. 113 – 114). Это – единственное упоминание о роли Крайкома в июньском восстании, и сделано оно председателем Окружкома Владимиром Санакоевым, надо полагать, перед лицом гибели родины и преступного, предательского бездействия большевистских властей России, расчётливо пожертвовавших Южной Осетией в целях военно-политической интриги вокруг Грузии. Полномочный представитель РСФСР в Грузии С. Киров в ноте на имя Е. Гегечкори писал 14 июля: «Мною уже было указано Вам на то, что Российская коммунистическая партия в лице ее Центрального Комитета и Бюро Центрального Комитета РКП на Кавказе решительно никакого отношения к восстанию в Южной Осетии не имела и не могла иметь (…). По дополнительно наведенным мною справкам оказалось, что Центральный Комитет РКП никакого Южно-Осетинского окружного комитета не знает (! – К. Д.) и, понятно, что такой организации, коль скоро она не существовала, не давал прав действовать и выступать от имени РКП» (22, с. 271).
Обращает на себя внимание исключительно значимая роль в политической и организационной подготовке и проведении указанных событий грузинских большевиков – С. Орджоникидзе, Ф. Махарадзе, М. Цхакая, А. Гегечкори, С. Буачидзе, В. Квирквелия, И. Орахелашвили, Г. Чхеидзе, Г. Девдариани, Г. Моцонелидзе и др. Националистические позиции грузинских меньшевиков известны, но насколько свободна была от мощной традиции грузинского национализма группа высокопоставленных большевиков-грузин, при всём декларируемом ими интернационализме? Мы вправе констатировать, что в конечном счёте результат их деятельности совпал с планируемым результатом грузинских меньшевиков-националистов: Южная Осетия была уничтожена. То, что впоследствии было принято решение о её восстановлении, отнюдь не было их заслугой – там сыграли роль соображения более высокого политического порядка.