Стратегическая цель МЕРКОСУР, по определению его участников, - объединение в институт, способный гарантировать экономический рост на основе масштабной внутризональной торговли и эффективного использования инвестиций, повышения международной конкурентоспособности экономик субрегиона[5]. Экономисты отмечают, что создание блока помогает стабилизировать экономики входящих в него стран. В 1990-е сдерживание инфляции осуществлялось увеличением импорта, регулирование тарифной политики способствовало «торможению» темпов экономического спада (в Аргентине и Бразилии). Отмечалось, что в период экономического застоя в Бразилии в 1991–1993 гг. местная промышленность смогла выжить в значительной мере благодаря доступу на рынок Аргентины, экономика которой в то время была на подъеме. А в 1994–1995, в условиях экономического спада в Аргентине, спасительным кругом для нее стал доступ на динамично развивавшийся рынок Бразилии[6].
Можно сказать, что сегодня латиноамериканцы видят в МЕРКОСУРе «буфер» проникновению США в Латинскую Америку.
Латиноамериканская политика США при Б.Клинтоне не носила «доктринального характера», свойственного многим вашингтонским администрациям. Тем не менее, интеграционные процессы, деятельность региональных и субрегиональных группировок постоянно находились в поле зрения Белого дома и государственного департамента.
Основой латиноамериканской политики США в 1990-е гг. стал Североамериканский договор о свободной торговле (НАФТА). На базе НАФТА по замыслу американской администрации должно быть создано самое сильное интеграционное объединение в мире, обеспечивающее Америке экономическое и политическое лидерство сначала в Новом Свете при помощи альянса трех ведщих североамериканских стран (США, Мексика, Канада), с последующим присоединением остальных стран Латинской Америки[7]. Соглашение о создании Североамериканской ассоциации свободной торговли вступило в силу 1 января 1994 г. В значительной мере оно было инициировано администрацией США под влиянием американских ТНК, которые в условиях растущей конкуренции рассчитывали соединить научно-технические и предпринимательские потенциалы США и Канады с низкими издержками производства, характерными для Мексики[8]. В целом этот договор оказался более выгодным США и Канаде, которые смогли перенести трудоемкие, материалоемкие производства в Мексику и благодаря этому снизить издержки производства и повысить конкурентоспособность своих товаров на внутриамериканском рынке. Отношение к Латинской Америке как к «сырьевому придатку» в 1990-е гг. почти не изменилось.
На сегодняшний день более чем в половине стран Латинской Америки (если быть точнее, в четырнадцати) у власти находятся политики левой ориентации. Многие исследователи отмечают, что в левые движения в Латинской Америке по содержанию и направлению своей деятельности отличаются от восточно- и западноевропейских аналогов, где левые партии, конечно, присутствуют в политике, но не являются определяющими. За одиннадцать лет – с 1998-го – по 2009-й годы в четырнадцати странах Латинской Америки (в Венесуэле – трижды, Бразилии, Чили, Аргентине – дважды, Уругвае, Боливии, Эквадоре, Никарагуа, Перу, Коста-Рике, Панаме, Гватемале, Парагвае, Сальвадоре) к власти приходят левые правительства, причем демократическим, конституционным путем[9].
Условно левое движение в Латинской Америке можно разделить на три группы. Во-первых, это так называемые «левые фундаменталисты» (ассоциирующие глобализацию с империализмом, выдвигающие лозунги «фронтального столкновения»). Во-вторых, это «левые популисты», для которых наиболее всего важны отношения с электоратом и завоеванная ими верховная власть. Примерами являются режимы У. Чавеса в Венесуэле, Э. Моралеса в Боливии. Третья группа представлена «левыми реформаторами» (или умеренными левыми), которые не идут на «фронтальный разрыв» с правыми консерваторами, принимают экономический неолиберализм, хотя и признают его ограниченность в социальной сфере, но одновременно делают шаги на пути искоренения бедности и «социальной исключенности». Воплощением данной разновидности левых называют правящую в Бразилии Партию трудящихся, правящий в Чили межпартийный блок «Консертасьон», правительства Н. Киршнера в Аргентине и Т. Васкеса в Уругвае.
Латиноамериканские «левые» правительства во многом едины, но во многом и различны. Общим для всех них являются, во-первых, причины их появления на политической арене: социальная дезинтеграция, нарастание социального недовольства на фоне как финансовых кризисов, так и отсутствия ощутимых социальных результатов либеральных реформ. Все это обусловило и характерную для всех данных режимов антиамериканскую риторику, хотя и в разной степени. Во-вторых, можно выделить единые цели такие, как стремление к социальной справедливости. Однако важнейшей чертой сходства является то, что современные левые очень прагматичны, четко осознают реалии современного мира, и никто из них не отвергает рыночную экономику и рыночные механизмы. «Левизна» проявляется в стремлении к балансу между рынком и социальной справедливостью, провозглашением возврата государства в экономику, своего рода «экономический национализм».
Главным направлением своей политики левые провозглашают борьбу с бедностью. Можно сказать, что их основной постулат – рынок не в состоянии решить проблему бедности, частное предпринимательство не способно преодолеть глубокое социальное неравенство и нищету. На первый план должно выступить государство, главная задача которого – прийти в социальную сферу, проводить реформы, направленные на уменьшение бедности. Поэтому латиноамериканские левые выступают за усиление роли государства, считая его институтом, способным смягчить негативные эффекты рынка. По данным Всемирного банка сегодня приблизительно 128 миллионов человек (23,2 процента населения) в Латинской Америке живут в бедности (то есть менее чем на 2 доллара США в день), из них 50 миллионов (9,5 процентов) живут в условиях крайней бедности (менее чем на один доллар в день)[10].В связи с этим, важнейшей составляющей экономической и политической стратегии левых является борьба за социальную справедливость (понимаемую, прежде всего, как справедливое распределение доходов), сокращение числа людей, живущих за чертой бедности.
Левые режимы можно четко разделить на два «крайних» полюса и «промежуточную группу». На одном полюсе – Венесуэла, Боливия, возможно, Эквадор как олицетворение радикальных режимов (с незримым присутствием и влиянием Кубы), на другом – Чили как воплощение социал-демократического режима европейского типа с рыночной экономикой, опорой на средний класс, отсутствием официального антиамериканизма. Остальные страны региона находятся между этими двумя полюсами, находясь по разным показателям ближе к одному или к другому[11] (чаще всего основным показателем такого «отклонения» считают позицию в отношениях с США).
И. Валерстайн выделяет 4 разных типа подтверждений того, что Латинская Америка действительно продвинулась влево. Первое – то, что все эти правительства попытались в той или иной степени отдалиться от США. Вторым показателем левой направленности стало увеличение политического веса и силы движений местного населения по всей Латинской Америке – особенно это заметно в Мексике, Эквадоре, Боливии и Центральной Америке. Третьим показателем стало то, что возродилась «теология освобождения». Наконец, Бразилия в последнее время предпринимает попытки стать лидером регионального южноамериканского блока. В контексте процесса создания многополярного мира образование таких региональных зон уменьшает влияние не только США, но и в целом севера (в противостоянии «север-юг»)[12].
1.3 Боливарианская альтернатива для Латинской Америки
Симон Боливар, завоевывая независимость для латиноамериканских республик, верил, что на месте испанских колоний появится не множество разрозненных и часто враждующих между собой государств, а единая семья братских народов, строящих свою судьбу самостоятельно, но совместно[13].
Боливарианская модель зародилась в конце 1990-х гг. в Венесуэле. В 1998 году президентом Венесуэлы был избран Уго Чавес (после победы на выборах в Национальный Конгресс новой политической организации – Движение V республики), который провозгласил себя последователем Симона Боливара и предложил новую «боливарианскую» идеологию, в основе которой лежали идеи защиты национальных интересов и социальной справедливости. В политической сфере предполагалось установить демократию с реальным, а не формальным участием народа в принятии решений[14]. В первую очередь были проведены политические реформы (введена новая Конституция, созданы новые ветви власти и т.д.). Затем, после повторной победы У. Чавеса на выборах 2001 года, стали проводиться преобразования в социальной и экономических сферах (цель – создание социально ориентированной экономики). Приостановка приватизации алюминиевой и нефтяной промышленности затронула интересы крупного и частного иностранного капитала, недовольство которых привело к попытке путча 11 апреля 2002 г., который был организован проамериканской оппозицией и технологически очень напоминал «цветные революции» в странах СНГ[15].
Вслед за Венесуэлой в странах Южной Америки один за другим к власти стали приходить лидеры, отвергавшие неолиберальную идеологию, "вашингтонский консенсус" и верившие в альтерглобалистский лозунг "Другой мир возможен!"[16]. В октябре 2002 г. президентом Бразилии был избран Лула, ветеран профсоюзного движения и лидер Партии трудящихся; в мае 2003 г. в находящейся в глубоком экономическом кризисе Аргентине президентом стал Нестор Киршнер; в марте 2005 г. Табаре Васкес стал первым левым президентом в истории Уругвая; в 2006 г. социалистка Мишель Бачелет возглавила Чили, а защитник прав коренного населения Эво Моралес – Боливию.