Помимо всего прочего, государства во все большей степени пытаются применять собственные законы к гражданам и событиям, происходящим за пределами их границ. В области уголовного права США и ряд других стран пытаются применять собственные законы к событиям, происходящим за границей (например, терроризм и перемещение наркотиков), основываясь на последствиях этих событий для них самих. Тенденция к экстерриториальности законодательства может быть прослежена и в случае антитрестовского, торгового и финансового права. Например, в 1984 году суд постановил, что американское антитрестовское законодательство применимо к иностранным авиаперевозчикам (дело Лэйкер Эйрвэйз против Сабены). Антитрестовские законы ЕС запрещают заключение соглашений, которые ограничивают конкуренцию. Это применимо даже к соглашениям, заключенным за пределами ЕС, если они исполняются на его территории. Растущая экстерриториальность применения национальных законов отражает глобализацию, поскольку она является новым способом межгосударственного взаимодействия. Граждане и группы были признаны в качестве субъектов международного права на основании таких соглашений, как уставы Токийского и Нюрнбергского военных трибуналов (1945 г.), Всеобщей декларации гражданских прав (1949 г.), Конвенции гражданских и политических прав (1966 г.) и европейской конвенции по гражданским правам (1950 г.)[76].
Согласно традиционным принципам вестфальской системы, гражданские права являются сугубо внутренним делом государств. Однако, начиная с запрета пиратства в восемнадцатом веке и работорговли в девятнадцатом веке, этот принцип стал размываться. Венский конгресс 1815 года был, пожалуй, первым в новое время обращением международных элит к проблеме гражданских прав. На конгрессе обсуждались вопросы религиозной свободы, гражданских и политических прав и отмены рабства. За ним последовал ряд договоров по отмене рабства. К примерам относятся Берлинская конференция по Африке 1885 года, Брюссельская конференция 1890 года, Женевская конференция 1926 года. Гаагские мирные конференции 1899 и 1907 годов ввели принцип права индивидов обращаться в апелляционный суд. Версальская мирная конференция 1919 года обсуждала среди прочего и вопрос о защите меньшинств. Попытки установить всеобщие стандарты гражданских прав начались после Второй мировой войны с принятием Конвенции о геноциде 1948 года и Всеобщей декларации гражданских прав 1949 года. Отражением снижения роли государств (особенно недостаточных) является явление гуманитарной интервенции. Идея интервенции для «защиты прав иностранных подданных диктаторского правителя» была впервые разработана Г.Гроцием в семнадцатом веке. Однако сам термин «гуманитарная интервенция» был впервые использован европейскими великими державами в девятнадцатом веке для оправдания интервенции по защите христиан, угнетаемых в Оттоманской империи. Первым примером была интервенция в Греции в 1827 году, которая в 1830 году привела к независимости страны. Примерами гуманитарной интервенции в девятнадцатом веке были действия христиан против мусульман в Северной Африке, на Балканах и в Леванте. В двадцатом веке также было довольно трудно различить гуманитарную интервенцию и агрессию. Иллюстрацией может быть вторжение Гитлера в Чехословакию под предлогом защиты немецкого меньшинства в Судетах. Устав ООН попытался ограничить применение силы, проведя различие между агрессией и мерами по принуждению. Существовало признание гуманитарной интервенции в случае, если она одобрена ООН. Конфликт в Косово установил новые правила для гуманитарной интервенции. При этом, как отметил Р.Элсворв, "военная интервенция для защиты демократии в других странах может показаться остальному человечеству формой спасения без представительства"[77].
По мнению же сторонников "гуманитарного вмешательства", суверенитет никогда не был понятием абсолютным. "По существу, внутренний порядок, — писал еще в 60-х годах один из авторитетных специалистов в области международного права Ричард Фальк, — никогда не был автономным в строгом смысле...Суверенитет наделяет нацию лишь главной компетенцией; он не является и никогда не был исключительной компетенцией"[78].
Во время холодной войны принцип невмешательства во внутренние дела других государств имел приоритет над гуманитарными соображениями. Хотя даже в это время имели место интервенции, которые можно считать гуманитарными (хотя предлоги для них были совсем другими). К ним относятся индийская интервенция в Бангладеш в 1971 году, вьетнамская интервенция в Камбоджи в декабре 1977, танзанийская интервенция в Уганде, приведшая к свержению режима И.Амина в апреле 1979 года.
К изменению взглядов на гуманитарную интервенцию в 1990-х годах привели две основные причины:
1. Распространение новых форм войны, в особенности в Африке и Восточной Европе. Эти новые формы развились из партизанских действий и контрпартизанских операций более раннего периода. Они часто называются гражданскими или внутренними войнами, хотя на самом деле в них вовлечен целый ряд глобальных акторов.
2. Развитие гуманитарных НПО. В их развитии переломным моментом была война в Нигерии в 1971 году. Именно тогда Международный комитет Красного Креста отказался от принципа нейтралитета и организовал воздушный мост в Биафру без согласия властей Нигерии.
Изменение международных норм в отношении гуманитарной интервенции может рассматриваться как выражение развития глобального гражданского общества. Опыт проведения гуманитарных интервенций был достаточно неудачным (Руанда, Сомали, Косово).
В начале 1990-х годов проводилось только восемь операций ООН по поддержанию мира, в которых участвовало около 10000 человек. В конце 2000-го года таких операций было уже 15, и в них было задействовано 38000 человек. В миссии по предотвращению конфликтов были вовлечены и региональные организации.
Конечно, гуманитарная интервенция сама по себе не может разрешать конфликты. Однако она может создать безопасное окружение, в котором укрепляется гражданское общество и могут быть найдены мирные решения проблем.
Международное право было центральным для таких важных международных режимов, как режимы, установившиеся вслед за Вестфальским миром 1648 г., Венским конгрессом 1815 г., Версальским миром 1919 г. и Уставом ООН. Каждый из этих режимов установился после крупной войны и пытался установить новый международный порядок для обеспечения мира, безопасности и нормальных межгосударственных отношений. События конца 1990-х годов привели к ослаблению роли ООН, после того как военная сила была односторонне применена без санкции СБ ООН (Косово). Исторически ослабление режимов в области безопасности предшествовало периодам конфликтов и затем новом режимам в области безопасности. Время покажет, сохранится ли эта тенденция в двадцать первом веке.
Подводя итог, можно отметить, что налицо появление новых акторов мировой политики. Можно наблюдать также и плавную эволюцию природы государственного суверенитета. Государства также все более дифференцируются на основе признания ими тех или иных форм суверенитета. Однако говорить о том, что в ближайшем будущем режим суверенитета будет заменен другим набором институционализированных практик, преждевременно. Практически все главные негосударственные акторы мировой политики заинтересованы в сохранении status quo.
В ближайшем будущем более вероятно появление переходных форм регулирования международных отношений, не отвергающих государственный суверенитет, а сосуществующих с ним. Отражением этого являются и изменения, которые претерпевает в настоящее время международное право.
Повышающееся доверие к способности системы ООН на коллективное вмешательство весной 1999 года претерпело удар после операции НАТО в Косово. В этом случае не имели места ни резолюции Совета Безопасности (ст. 39 Устава ООН), в соответствии с VII главой Устава ООН необходимые для посылки коллективных сил, ни принципиально возможная в соответствии с VII главой санкция на военное вмешательство «в силу региональных соглашений» (ст. 53 п. 1). Одной из причин этого послужило то обстоятельство, что в девяностые годы не была проведена основополагающая реформа механизмов принятия решений в Совете Безопасности, что имело то следствие, что (грозящее) вето одного из постоянных членов Совета Безопасности способно парализовать механизм принятия решения Совета. Последствием стала беспрецедентная акция Североатлантического оборонного альянса, предпринятая praeter legem, то есть в обход правовых принципов, обеспеченных Уставом ООН.
Острую критику выразили не только Россия, но и государства «третьего мира», в частности, Индия и Китай. На Западе эксперты разошлись во мнениях: с одной стороны, критически подмечалось, что действия государств-членов НАТО в Косово в известных обстоятельствах представляют собой вклад в «развитие международного права в направлении права на вмешательство со стороны регионального или глобального гегемона» - с пока неизвестными последствиям; указывалось также на то, что в случае, если подобные действия станут составной частью будущей стратегической программы НАТО, «универсальной системе коллективной безопасности грозит выхолащивание содержания». С другой стороны, говорилось о том, что война в Косово могла означать «прорыв на пути классического международного права, действующего между государствами, в сторону космополитического права для общества граждан мира»: это суждение не осталось без возражений.
Не к меньшей проблематичности в среднесрочной перспективе может привести и отсутствие правовой основы для «гуманитарных вмешательств», создающей международно-правовую базу в аспекте безопасности и гарантирующей объективность. Своим решением от 20 апреля 1994 года Европейский парламент призвал государства-члены ЕС принять участие в (основанном на международном обычном праве) процессе, направленном на признание права на вмешательство. При этом были названы три критерия для «гуманитарного вмешательства». А со времени вступления в силу Амстердамского договора от 1 мая 1999 года в задачи ЕС входят и «гуманитарные задачи и спасательные операции, мероприятия, направленные на сохранение мира, а также боевые операции по преодолению кризисов, включая меры по поддержанию мира». Пока, однако, не привели к успеху попытки кодифицировать право на вмешательство или по крайней мере лучше, чем до сих пор, обеспечить его с правовой (и с финансовой) точки зрения, «гуманитарные вмешательства», направленные на спасение людей, будут постоянно находиться под огнем критики.