Решение согласиться на американское военное развертывание в Центральной Азии было для России болезненным не только из-за сомнений в истинных намерениях США, но и потому, что накануне 11 сентября Россия находилась в процессе восстановления своих позиций и влияния в регионе. В политическом и академическом лексиконе даже появилось выражение «возвращение России в Центральную Азию»[241]. Этому способствовали следующие основные факторы:
- вылазки боевиков ИДУ в 1999 – 2000 гг. побудили режим И. Каримова обратиться за помощью к внешним силам. Поскольку США в тот период не проявили достаточной готовности взять под свою защиту Узбекистан, Каримов был вынужден искать сближения с Москвой, а также с Китаем;
- успешно проведенная Россией операция по разгрому исламистских группировок, вторгшихся в Дагестан в августе 1999 г., и последующее начало «контртеррористической» операции в Чечне были с энтузиазмом восприняты правительствами стран Центральной Азии, и, прежде всего, Узбекистана, поскольку продемонстрировали решимость и готовность России бороться против общего врага – исламского терроризма;
- пришедший к власти в России В.В. Путин сумел наладить гораздо более позитивные, чем Б.Н. Ельцин, личные отношения с И. Каримовым и другими центрально-азиатскими лидерами.
Появление военного и расширение политического присутствия США в Центральной Азии после 11 сентября делало дальнейшее «возвращение» России в этот регион более чем проблематичным.
Во-первых, США продемонстрировали готовность и способность мобилизовать и эффективно использовать военную силу в регионе для решения проблем безопасности – то есть то, что раньше теоретически ожидали от России. Это сделало Америку более привлекательным союзником и покровителем для стран региона.
Во-вторых, исчезновение внешней (талибской) угрозы также снизило заинтересованность центрально-азиатских стран в российском факторе[242].
В-третьих, американское проникновение сопровождается мощными финансово-экономическими вливаниями, которых не может предоставить Россия. Так, США уже выразили готовность увеличить в 2002 г. объем помощи Узбекистану в три раза, доведя ее до 160 млн. долл. Кроме того, США убедили МВФ возобновить сотрудничество с Узбекистаном, прерванное год назад. Все страны региона получают от США серьезные предложения в области военного и торгово-экономического сотрудничества, включая масштабные инвестиции[243].
В-четвертых, благодаря сочетанию военно-политического присутствия в регионе и экономических ресурсов США стали восприниматься как более эффективный, чем Россия, региональный брокер в решении спорных вопросов между странами и обеспечения региональной интеграции. Так, учитывая заинтересованность США в стабилизации обстановки в регионе, Узбекистан и Таджикистан предприняли шаги к нормализации двусторонних отношений, остававшихся на протяжении многих лет крайне сложными и болезненными. Так, Узбекистан выразил готовность списать 10 % таджикского долга (120 млн. долл.), а также снизить цены и тарифы на поставляемый в Таджикистан газ и транзит грузов через свою территорию. Кроме того, стороны выразили готовность ускорить решение вопросов, связанных с делимитацией границы и разминированием некоторых ее участков[244].
В-пятых, США совершили мощный прорыв в отношениях с Таджикистаном, который ранее считался безусловной сферой влияния Москвы. Делегация Конгресса США, побывавшая в Душанбе в середине января 2002 г., выразила готовность вкладывать деньги в развитие горно-рудной промышленности, гидроэнергетики и в переработку хлопка[245]. В конце января во время визита в Таджикистан делегации центрального командования вооруженных сил США американцы предложили программу сотрудничества в сфере борьбы с международным терроризмом, включающую обмен информацией, военное образование, проведение конференций, а также оказание гуманитарной и технической помощи на долгосрочной основе. В программу входит и сотрудничество в борьбе с контрабандой наркотиков, и проведение региональных военных учений. Более того, американцы договорились с таджикской стороной об оказании помощи в техническом оснащении границы с Афганистаном и подготовке квалифицированных специалистов для охраны границы, чем ранее занимались главным образом российские пограничники[246].
Если кто-то в России и питал иллюзии, что в обмен на признание Москвой американской гегемонии на глобальном уровне США согласятся признать за Москвой право «естественного доминирования» на постсоветском пространстве, то эти иллюзии окончательно рассеялись. Не в полной мере оправдались и расчеты Москвы, связанные с «разменом» своей поддержки войны в Афганистане на американскую поддержку действий Москвы в Чечне. Если на первых порах Вашингтон действительно воздерживался от упоминаний о Чечне, то после успешного завершения блицкрига в Афганистане критика действий российской армии на Северном Кавказе, а также контакты Вашингтона с представителями чеченских сепаратистов возобновились. (Надо отметить, что в данном вопросе США изменили акценты после захвата чеченской террористической группой заложников в Москве в октябре 2002 г.). Наконец, России не удалось реализовать свои геополитические планы относительно Афганистана – использовать американскую операцию против «Талибана» для того, чтобы привести к власти в Кабуле поддерживаемый ею Северный альянс.
Тем не менее, благодаря действиям США была решена одна из важнейших задач национальной безопасности России – разгром талибов, что существенно уменьшило возможности дестабилизации политической ситуации на южных рубежах России. Это, по мнению некоторых наблюдателей, вполне компенсирует для России все те издержки, с которыми было связано американское военное присутствие в регионе до сих пор, большинство российских политиков и экспертов согласно с тем, что в краткосрочном плане действия США в целом ряде аспектов отвечают интересам России. Это, в частности:
- создание переходного правительства и принятие мер по стабилизации обстановки в Афганистане;
- сдерживание экстремизма в Центральной Азии за счет демонстрации военного присутствия;
- сокращение каналов иностранной помощи радикальным исламистам в Центральной Азии и на Северном Кавказе;
- предоставление помощи государствам региона и содействие развитию их экономики;
- содействие урегулированию межгосударственных споров и противоречий[247].
В соответствии с общей российской заинтересованностью в снижении вызовов и угроз безопасности в Центральной Азии она может только приветствовать любые меры, способствующие достижению этой цели. Вопрос заключается в том, собираются ли американцы надолго оставаться в Центральной Азии, и если да, то как это соотносится с интересами России?
Одна из причин обеспокоенности России относительно политики США в Центральной Азии заключается в том, что американская сторона продолжает довольно туманно высказываться о сроках своего военного присутствия в регионе. Если одни американские представители (в основном из Государственного департамента) обычно утверждают, что американские военнослужащие не будут оставаться в Центральной Азии дольше, чем этого требуют интересы контртеррористической операции в Афганистане, то другие (в основном из Пентагона) предпочитают рассуждать о необходимости долгосрочного присутствия в регионе[248]. Даже если это не просто отвлекающий маневр, а отражение действительных разногласий в американском руководстве, наиболее вероятной представляется победа точки зрения Пентагона.
Вряд ли США согласятся отказаться от стратегических приобретений, связанных с военным развертыванием в Центральной Азии. Во-первых, впервые в истории Запад получил доступ к внутренним районам Евразии, которые согласно законам геополитики считались находящимися вне его досягаемости. Америка в центре Евразии – одно из условий глобального доминирования США, что является главной стратегической целью Вашингтона. Во-вторых, была преодолена «красная черта», установленная Москвой в отношении американского военного присутствия на постсоветском пространстве[249].
Перспектива долгосрочного американского военного присутствия в Центральной Азии вызывает неоднозначную реакцию в России. Президент В.В. Путин не видит в нынешней ситуации никакой проблемы, отмечая, что Россия относится к США как партнеру и, в будущем, даже возможному союзнику. «Если бы мы видели в США врага, то мы действовали бы иначе», – заявил В.В. Путин в интервью Wall Street Journal 11 февраля 2002 г. Некоторые российские деятели, например заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам С.Н. Шишкарев, полагают, что до тех пор, пока стабилизация обстановки в Афганистане не приобрела устойчивый и необратимый характер, а перспективы реставрации движения «Талибан» и второго дыхания у «Аль-Каиды» выглядит вполне реальной, сохранение американского военного присутствия и международных миротворческих сил в Афганистане необходимо, и оно гораздо выгоднее для нас, чем наличие там экстремистских агрессивных исламистских сил.
Присутствуя в Афганистане и сопредельных странах, США «берут на себя всю полноту политической ответственности за сохранение в регионе стабильных и предсказуемых режимов, за политическое разрешение противоречий между ядерными странами – Индией и Пакистаном, за ликвидацию угрозы агрессивного исламского радикализма и прекращение экспорта в Россию бандитизма и наркотиков. А это вполне отвечает нашим интересам»[250].
Другие российские деятели прямо заявляют о неприемлемости для России наличия постоянных западных баз в Центральной Азии. Впрочем, и в этих заявлениях встречается некоторая двусмысленность. Так, глава Федеральной пограничной службы РФ К.В. Тоцкий, допуская разворачивание иностранных баз только на период проведения антитеррористической операции коалиционных сил в Афганистане, сам же признает, что эта операция «продлится долго, так как основная масса террористов сохранилась. Сохранены также оружие и боеприпасы»[251]. Противоположны точки зрения МИД и Министерства обороны – традиционных оппонентов в вопросах формирования политики России на постсоветском пространстве. В то время как Минобороны выступает категорически против американского присутствия, МИД, в свою очередь, продолжает призывать к поддержке США в борьбе с терроризмом.